древу. Оно предстало перед ним во всей своей красе. Широкий необъятный ствол весь был испещрен мелкими трещинами, понизу древо было укрыто толстым слоем мха, и с одной стороны корни, что вылезли наружу, укрывались мшистым покрывалом, напоминая алтарь. Именно на него Арман и приносил Хельгу. Ветви, уходящие высоко ввысь, были густо усыпаны зеленой листвой, и повсюду раздавалось многоголосое щебетание.
– Но как? – Арман глянул на сатира.
Тот пожал плечами.
– Подойди ближе к стволу, – только и сказал он.
Арман сделал несколько шагов и вовремя. Из коры начался прорисовываться силуэт девушки. Древо словно изрыгивало ее, пытаясь вытеснить инородное тело из себя. Арман протянул руки, и в тот же миг его ладони схватили девичьи. Удлиненные пальцы Халисы обвили мужские ладони, и он медленно начал вытаскивать девушку из коры. Сердце в его груди замерло на те долгие секунды, пока стан любовницы отделялся от ствола. Лицо, обращенное к нему, казалось одновременно и до боли знакомым, и в тоже время чужим. Арман не знал, как себя вести в этот момент, как реагировать на изменения Халисы. Ее тело до сих пор находилось в лоне древа, но вот то, что вырвалось наружу, покоробило. Заострившееся лицо девушки было так близко от лица Армана, что он невольно отшатнулся. Халиса смотрела на него взглядом, полным непонимания. А кентавр разглядывал новую ее. Глаза с узкими вертикальными зрачками смотрели так внимательно, что он не знал, куда себя деть, а еще недавно соблазнительные губы теперь превратились в тонкие полоски. Из-под верхней губы виднелись два острых клыка, а нос теперь обозначался двумя носовыми дырочками, которые при вдохе и выдохе закрывались перегородками-мембранами.
– Что не так? – шипящим голос произнесла девушка, и двойной язык показался изо рта.
– Вот это да, – выдохнул сатир за спиной Армана. – Она же настоящая горгона, – прошептал он кентавру на ухо.
Арман и сам видел это. А Халиса до сих пор не осознала, что с ней происходит. Чешуйчатое тело никак не могло выбраться из древа, словно то не хотело отпускать на волю монстра, не отдавало оставшуюся часть туловища змеи.
– Лучше беги, – сказал сатир и попятился назад, – а то, может, в ней проснется дар превращать в камень людей?
Кентавр отдернул руки от Халисы.
– Арман, – снова шипящий голос резанул слух, и он сделал шаг назад.
– Прости, – проговорил еле слышно, – но я не могу.
Он развернулся и во весь опор помчался прочь.
– Арман! – звал его теперь уже незнакомый голос.
Мужчина мчался до тех пор, пока воздух не начал резать легкие. Только тогда он замедлил шаг.
– Что я наделал? – вслух проговорил он.
– Хотел спасти? – тут же ответили ему вопросом из-за спины.
Кентавр обернулся, все тот же сатир сидел на пригорке.
– Отстань, – выдохнул Арман. – Ты не понимаешь.
– Ну, почему же, я все понимаю, – тут же нашелся сатир. Улыбка вдруг озарила его лицо, обнажая ряд ровных зубов. – Теперь горгона будет жить у древа? Как ты думаешь?
Арман смотрел на сатира и не понимал, к чему тот клонит.
– Хамасу рано или поздно все равно придется вернуться сюда с Хельгой, но вот незадача, – теперь его губы скривил злобный оскал. – Теперь возле источника живет зловещая горгона, и я так понимаю, это жена Хамаса? От нее за версту несет его запахам, – он брезгливо сплюнул на землю. – Вот тогда я и заберу то, что он пытается отнять у меня.
Глава 20
Дни пролетали так быстро, будто кто-то очень хотел увеличить время моего пребывания в мире Шейха, словно отрывной календарь не поставили на «стоп», и отпадающие страницы со скоростью ветра отсчитывали мои дни здесь.
После того, как Шейх узнал об измене Халисы, прошло больше месяца. Я, словно во сне, бродила по нескончаемым коридорам дворца. Однажды даже встретилась с шейх-вайлидэ, но это была мимолетная встреча глазами. Помню, первый раз вышла к бассейну, но после той встречи ни разу там больше не показывалась, слишком много ненависти было в глазах матери Хамаса, и я сидела только в комнате и иногда пробиралась с Халифой в сад. Как я тогда могла охарактеризовать себя – тень. Да, точно, тень. Хамас за это время посетил мою комнату лишь пару раз, но эти разы были настолько запоминающимися, что я жила именно этими воспоминаниями. Я так привыкла к нему, что не представляла, как жила раньше без этого мужчины. Прошлая жизнь начала мне казаться чем-то нереальным, словно сон. И я вживалась в роль Хельги с такой неимоверной скоростью, что меня это пугало. Пугало то, что я могу потерять себя. Пустота. Депрессия. Тоска. Вот только они неизвестно почему навалились на меня, потому как по дому в двадцать первом веке я уже не скучала.
– Тебе нужно больше гулять, – халифа подняла мое лицо за подбородок. – Ты такая бледная, – она цокала языком, заглядывая мне в глаза. – Ну, что же с тобой делать?
– Мне тоскливо, – призналась я Халифе. – Не знаю, чего хочу, но внутри так пусто и серо, что хочется выть на луну, – сказала и тут же прикусила язык. Меньше всего хотелось, чтобы Халифа кудахтала надо мной, как над вылупившимся цыпленком. – Что со мной не так, Халифа? – вопрос вырвался прежде, чем я смогла осознать сказанное, но в последнее время со мной и вправду творилось что-то странное.
– Ты просто скучаешь по Шейху, – безликим голосом ответила кальфе.
– Ты думаешь, именно это так влияет на меня? – не поверила я ей.
– Я уверена в этом, – грустная улыбка тронула ее губы.
– А почему он больше не приходит ко мне и не зовет меня к себе?
«Что за вопросы? Оля, ну ты как с луны свалилась, ей-богу», – смеялся внутренний голос.
– Милая, – кальфе присела рядом со мной. – У Шейха… – она замолчала, видимо, подбирая слова. – Понимаешь, он должен всем своим рабыням уделять время.
Я заткнула уши.
– Нет, нет, нет, – завертела отрицательно головой, – ничего не говори.
Ревность ядовитой стрелой кольнула мне сердце. Я старалась об этом не думать. Старалась гнать эти мысли подальше от себя, а она взяла и разрушила все те стены, что я возводила перед собой, чтобы не погрузиться в пучину ревности. Я училась жить с мыслью о том, что Хамас принадлежит не только мне, но и еще пятистам наложницам. Закрыла лицо руками. Я все-таки знала, что происходит со мной. Глупая, наивная дурочка, которая надеялась на то, что мужчина будет принадлежать только мне. Теперь в глубине души, а точнее, где-то на ее задворках, я понимала Халису. Как это трудно – жить с осознанием того, что мужчину, которой тебе нравится и не только, ты должна делить.
Мои руки насильно расцепили сильные пальцы. Жесткий захват подбородка поднял мою голову и заставил посмотреть на женщину.
– Ну-ка прекрати заниматься этим, – заглянула она в мои глаза. – Именно от этой глупой ревности и пострадала Халиса. Ты должна принять его таким, какой он есть, ни больше ни меньше, – она помолчала. – Минотавр, что живет внутри него, убивает, – она заглянула мне в глаза. – Хамас тебя просто бережет, боится, что ты не выдержишь натиска, что погибнешь от его же рук, – тихий вздох. – Он дорожит тобой, поэтому и старается держаться от тебя на расстоянии.
Мое тело дрожало, словно осиновый листок. Правда, страшная правда, с которой я должна смириться. А если я не хочу? Возможно, это все преувеличение значимости проклятия Шейха, возможно, они сильно утрируют, говоря о том, что я погибну, если он направит все свое внимание на меня.
– Не веришь? – Халифа все также смотрела в глаза, и мне пришлось их опустить. – А зря, я бы тебе дурного не посоветовала.
Она отпустила мой подбородок.
– Я узнаю про Шейха, – она поднялась с кровати. – А ты пока отдохни.
Я, словно послушная кукла, завалилась на бок, и слезы одиночества и обиды покатились по щекам. Я даже всхлипнула. Ну, надо же, вроде взрослая баба, а веду себя как безответно влюбленная дурочка.
Ну-ка, Оля, соберись, размазня, нужно действовать, а ты распустила нюни и сидишь страдаешь.
Я смахнула ладонью влагу с глаз. Видимо, это еще происки не повзрослевшего организма, или, может быть, гормоны? Кто его знает? Я себя уже не помню в столь молодые годы, а теперь приходится проходить все заново.
Жаль, что в моем мире мне так и не посчастливилось познать все прелести йоги. Сейчас бы мне очень помогло сдерживать прихлынувшее откуда-то из глубины чувство самобичевания. Дышать. Единственное, что я могу себе позволить – это дышать. Ровно. Полной грудью. Жаль, что здесь нет сигарет, а может, и есть вот только мне они недоступны, а где-то ходить искать… Ну уж нет, увольте. Я теперь ни ногой в общественные гаремные места.
Только я расслабилась и зарылась лицом в подушку, как почувствовала, что по моим ступням прошелся легкий холодок. Предчувствие. Или осознание того, кто это, заставило затаить дыхание, а внизу живота уже предательски сжался тугой узел желания. Нет, нет и еще раз нет. Я рванула со всей силы вперед, но не тут-то было. Меня прижало к кровати что-то неосязаемое, но вполне настоящее. На шее словно стиснулся стальной ошейник, а поясницу охватил обод с двух сторон, не позволяя сделать ни одного движения.
– Могла бы уже привыкнуть, нимфа, – его голос, словно голос страсти, пробуждал во мне все потаенное, будто доставая из глубины души все то, что хотелось непременно скрыть. Одно короткое предложение, а я уже хочу продолжения. Желаю этих прикосновений. Странная реакция, но в то же время понятная, все же забавы Хельги помнит ее тело и откликается на то, что ей нравилось до меня. Но почему так происходит? Ведь умом-то я понимаю, что изменять Хамасу – это верх глупости, это практически самоубийство. Потому как в мои однообразные дни здесь все же втискивались желающие поведать мне о наказании Халисы и, как ни странно, Армана. Все же Шейх узнал об их интрижках.
– Ну, что притихла, сладкая?
У-у-ух, этот голос!
«Заткнись! – хочу выкрикнуть ему. – Не тереби внутренние струны желания, что еще не совсем успокоились после прошлого раза».