Открыв дверь, она увидела Холмогорова с букетом и почему-то в солнцезащитных очках. Саша протянул ей цветы.
– Прости, что не предупредил о визите, трубка разрядилась. Я постараюсь не задержать тебя.
Надя отнесла цветы на кухню, чтобы поставить их в вазу. Повернула кран смесителя и почувствовала, как учащенно забилось сердце. Неужели она все прошедшее после развода время ждала этого момента? И даже когда поняла, что Холмогоров не вернется никогда, продолжала надеяться?
– Наивный я человек, – рассмеялся в прихожей бывший муж. – Понимаешь, ищу на полочке для обуви свои тапочки, словно…
Он не договорил. Просунул голову в дверной проем, подойдя тихо – вероятно, шел в носках, и вздохнул:
– Все на своих местах, никаких перемен.
– А ты надеялся, что все тут рухнет с твоим уходом? – ответила Надя. И удивилась спокойствию своего голоса.
Саша снял очки, и она заметила распухшую скулу.
– На съемках повредил, – объяснил Холмогоров. – Решил один трюк сам выполнить. Десять раз попробовал – все нормально, на одиннадцатый неудачно приземлился.
Она поставила цветы на стол, включила чайник и осталась стоять. Бывший муж, усевшийся было за стол, посмотрел на нее и тут же встал.
– Прости, кажется, размечтался. Я и в самом деле ненадолго, уверяю тебя.
– Могу и потерпеть, если расскажешь, что за работу мне предлагают.
Надя слушала, не перебивая, и вдруг поняла: Александр специально договорился о том, чтобы ее взяли на эту должность. Вероятно, долго уламывать работодателей ему не пришлось, она же хорошо знает и Решетова, и уж тем более Васю Горелова, который подкатывал к ней когда-то. Не стоит, конечно, говорить об этом Холмогорову. Хотя почему не стоит? Ведь тот не муж ей теперь.
– Рудольф хочет поскорее встретиться с тобой, чтобы обо всем договориться, – завершил свою речь Саша.
– Мне надо отработать две недели.
– Одно другому не мешает.
– Тогда на следующей неделе в любой день.
Холмогоров не стал спорить. Допил чай, а потом, отодвинув пустую чашку, произнес, как бы размышляя:
– Тогда я пока в Москву смотаюсь на денек. Соберу кое-какие вещи и вернусь на машине. А то я свой «Рендж» во дворе оставил. Поехал сюда просто оттого, что невыносимо было там одному…
– Так ли?
Она сказала это и пожалела: еще подумает, что бывшая жена интересуется его личной жизнью.
– Представь себе, живу один. Пока не встретил никого, да и времени нет заниматься поисками. Если честно, даже желания нет. И потом, если смотрю на кого-то – просто смотрю, без всякой мысли, – всегда сравниваю с тобой. Сравнение всегда оказывается не в пользу других. – Холмогоров поднялся: – Хотелось бы посидеть еще, но вижу, что ты не в настроении разговаривать со мной. Понимаю тебя и виню только себя за ту глупость.
– Я все забыла, – солгала Надя. – А настроение у меня плохое, потому что один очень хороший человек сейчас в больнице и ему уже вряд ли кто-то сможет помочь.
– Печально, – посочувствовал Саша.
Затем вышел в прихожую, наклонился, чтобы взять свои ботинки, но передумал:
– Можно, хоть в гостиную загляну? Чтобы просто как бы заглянуть в прошлое… Хочется освежить в памяти то, что дает мне силы преодолевать неприятности и трудности.
Не дожидаясь ответа, он вошел в комнату и вдохнул глубоко.
– Все тот же аромат книжной пыли и еще чего-то сладостного, чего мне сейчас так недостает!
Она прошла следом и наблюдала, как Холмогоров осматривает мебель, фотографии на стенах.
– Здесь когда-то висел мой портрет, – вспомнил Саша. – Но, вижу, ты от него избавилась. И правильно сделала.
– Подарила одной знакомой.
– Хм, теперь на том месте копия картины Гогена…
– Ван Гога, – поправила Надя.
– Ну да, я оговорился. Конечно же, Ван Гога. «Любители картошки», кажется. Мрачная вещь, но все равно моя рожа так эту стену не украшала.
Холмогоров ушел. Надя решила помыть чашки и вдруг поняла: Саше вовсе не хотелось уходить отсюда. Он намекал, практически открыто признался в совершенной когда-то глупости. А она сделала вид, будто не поняла, чего бывший муж хочет. Хотя стоп, ведь и в самом деле не поняла. Только хочется ли ей, чтобы Саша вернулся? Слов о том, что тот невольно всех сравнивает с ней, явно недостаточно… Но недостаточно не только этих слов.
Кстати! Между прочим, теперь и у нее есть с кем сравнивать. Тогда стоит ли ждать сейчас каких-то особенных слов или действий от Холмогорова? Вообще-то она готова поверить в его искренность. Да, готова. Если только его искренность нужна ей. А нужна ли?
Саша сел в такси, назвал адрес, потрогал скулу – когда же пройдет наконец?
Надя не прогнала его, и это радовало: даже не потому, что он кому-то пообещал встретиться с ней. Бывшая жена нисколько не изменилась за прошедшее время. Разве что улыбается реже, чем когда-то. А с чего ей быть веселой? «Значит, у нее точно никого нет, – догадался Холмогоров. – Если бы кто-то появился, то остался бы рядом. От таких девушек не уходят просто так. Только по глупости».
Кто знал, что Надя тогда не вовремя вернется с работы? Они просто разговаривали с Татьяной, потом Саша зачем-то предложил выпить немного мартини, и Бровкина вроде бы сразу запьянела, стала вешаться ему на шею, шептать, как хочет его. Но он-то не сопротивлялся особенно. Сказал, правда, что подруги Нади для него табу. И как оказались вместе в постели?
Раздался звонок мобильника. Номер был скрыт.
– Я знаю, вы только что с ней встречались, – произнес голос, который Александр уже не раз слышал. – Что можешь сообщить по этому факту?
– Все нормально, – ответил Холмогоров. – Сразу остаться не получилось, но дело сдвинулось. Хочу сгонять на день в Москву за вещами и рассчитываю, что вернусь уже к ней.
– Лады, – произнес голос, – на один день можно. Но не тяни больше.
В Москве Саша заскочил в банк, оплатил проценты по кредиту за три месяца вперед, сказав, что уезжает на съемки нового фильма. Зашел к соседям попросить присматривать за квартирой. Отдал комплект ключей, вернулся к себе, начал собирать вещи. Вскоре в дверь позвонил сосед. Заскочил в квартиру и сразу перешел на шепот.
– Ты на сколько уезжаешь?
Холмогоров пожал плечами:
– Не знаю, но может получиться, что надолго.
Сосед помялся и спросил:
– Не хочешь сдать квартиру на это время? Не для постоянного проживания, а так, на время, если понадобится. Платить я… то есть не я, а мой хороший приятель будет как за постоянное жилье. Он человек женатый, но у него есть девушка. По гостиницам мыкаться, сам понимаешь, рискованно, рано или поздно все раскроется, а так пришли, посидели, навели порядок и ушли. Они тихо будут тут сидеть, никакой музыки или компаний.
– Если только посидеть, то я готов помочь.
– Спасибо огромное! – обрадовался сосед. – Приятель в долгу не останется. Будет платить, сколько скажешь. Кроме того, ежели что, сможет в суде помочь, он же адвокат известный.
– Хотелось бы, чтобы не было нужды в его помощи, – отмахнулся Саша.
Но сердце его сдавило – а вдруг придется обратиться?
Перед дорогой он выспался, чтобы выехать сразу после полуночи. Багажное отделение «Ренджровера» и заднее сиденье были забиты чемоданами и сумками. Может, поэтому Саше на мгновенье почудилось, что он уезжает из Москвы навсегда, но это уже не представлялось ему трагедией. А то, что его вещи не уместятся в шестиметровой комнатенке, предоставленной ему Гореловым, и вовсе вызвало улыбку.
В последний раз он оглядел двор, не предполагая даже, на какое время прощается с ним. Хотел уже тронуться с места и тут увидел в зеркале въезжающий во двор «Бентли», прикрываемый с тыла «Геленвагеном». Что-то екнуло внутри, потому что ошибки быть не могло. И возможности исчезнуть тоже.
Обе машины остановились, из «Геленвагена» выскочил накачанный парень, подошел к окошку, за которым, положив голову на руль, ждал своей участи Холмогоров, и постучал по стеклу. После чего дернул за ручку двери и, просунувшись в салон, сказал:
– Вылезай, киллер! С тобой поговорить хотят.
В салоне «Бентли» висел полумрак. Если бы не фонари за тонированными стеклами, было бы не разглядеть, с кем Саше придется разговаривать. Хотя он и без того не сомневался, что приехал сам Багров.
– Что у тебя нового? – спросил банкир, после того как его водитель вышел.
– Был у Нади.
– Мне об этом уже доложили. А дальше-то что? Сколько раз ты ей позвонил из Москвы?
Холмогоров лишь пожал плечами.
– Ни разу, – констатировал Багров. И повторил: – Ни разу! Чего ты тянешь?
– Я не тяну. Просто нельзя нахрапом действовать, можно все испортить. И потом, я же не знаю, что вам нужно.
– Мне? – переспросил банкир.
– Просто если бы я знал конечную цель…
– Значит, так, – произнес банкир, – ты должен забрать у нее одну вещь. А если твоя жена не хранит ее у себя дома, то должен разузнать, где она.
– О какой вещи речь?
– Меня интересует одна картинка.
– У Нади нет никаких картин… Есть только копия Гогена… простите, Ван Гога.
– Копия, – подтвердил Багров, – ну да, именно копия. Она-то мне и нужна.
– Тогда я без труда смогу принести ее вам в ближайшее время.
– Без труда любой дурак может, а ты должен потрудиться. Нужно, чтобы она сама подарила ее тебе и документ дала, то есть обязательно у нотариуса заверила дарственную.
– Так это настоящий Ван Гог? – не поверил Холмогоров.
– Настоящий, не настоящий! – разозлился банкир. – Гог-Магог! Плевать мне на них всех вместе взятых! У меня есть покупатель на эту мазню, который готов платить, но только не за ворованную вещь. Потому что он солидный человек и не хочет, чтобы его считали барыгой, скупающим краденое. Теперь понял, кому ты обязан жизнью?
– Ван Гогу? – растерялся Саша.
– Дурак же ты, артист…
Даже в сумраке было видно, с какой брезгливостью скривился Багров.
– Мне ты жизнью обязан, урод!
Банкир даже ладони о брюки вытер, словно только что ему подсунули в руки червяка или жабу.