С лестницы донеслись шаги многих ног, потом поднялась и остановилась на этаже кабина лифта.
– Ладно, – вздохнул Павел, – счастливо оставаться.
Внук Радецкой шагнул к Багрову и посетовал с грустью в голосе:
– Бить человека по лицу я с детства не могу… Но ты ведь не человек, а банкир, правда?
Багров кивнул высокомерно, видимо, не успев понять, что за этим последует. А после удара пролетел через всю гостиную и рухнул с грохотом, ударившись затылком о подлокотник дивана.
– Это тебе за козла. Учись быть вежливым, когда говоришь по телефону.
В квартиру ворвались люди в бронежилетах. Павел, держа за руку, как маленького, провел Холмогорова через всю толпу к двери, подхватив по пути футляр с картиной. Вдвоем они вышли на площадку и начали спускаться по лестнице.
– Спасибо тебе, – сказал Холмогоров идущему впереди Павлу.
Но тот лишь ускорил шаг.
Саша тоже поспешил и повторил:
– Спасибо. Если бы не ты…
– На здоровье, – буркнул Павел.
Он уже почти бежал, и Холмогоров не хотел отставать, потому что боялся, что еще не все закончилось, за спиной же этого странного человека, внука своей бывшей преподавательницы, ему было совсем не страшно. Наконец оба выскочили на улицу, где и в самом деле стоял автобус с черными шторками на окнах, возле которого курили омоновцы.
– Про какого прокурора Багров говорил? – спросил Павел у Холмогорова.
Саша кивнул, но тут же сам понял, что это не ответ. И попросил:
– Можно, я посмотрю на гада? Только в глаза ему гляну, и все.
Павел пожал плечами, подошел к омоновцам, заговорил с ними.
Один из людей в касках встал на ступеньку автобуса и крикнул:
– Разоренов тут кто? К выходу!
Павел махнул рукой, подзывая Холмогорова. Тот подошел и увидел стоящего на нижней ступеньке Разоренова, спокойного и наглого, уверенного в том, что его сейчас выпустят. Прокурор покрутил головой и столкнулся взглядом с Сашей. Сделал вид, что не узнал.
– Ну, что, влип? – спросил его Холмогоров. – Точно, влип вместе со своим хозяином, которого сейчас от пола отскребают.
– А, это ты, – спокойно отозвался прокурор, – так это шутка была, типа программы «Розыгрыш», только в эфир это не пошло.
Холмогоров схватил его за лацкан пальто и притянул к себе.
– Эй, – попытался остановить его омоновец, – задержанных бить нельзя.
– А плевать в них можно?
– Плевать можно, – разрешил омоновец. И на всякий случай отступил на пару шагов.
Саша, не отпуская лацкан прокурорского пальто, собрал всю кровь, которая была у него во рту, и плюнул.
Глава 15
Около полуночи в квартиру позвонили. Надя бросилась к двери и стала отодвигать новые задвижки, которые ей установил слесарь «Жилкомсервиса». Распахнула створку и увидела Павла.
– Надо спрашивать, кто, – не здороваясь, посоветовал тот. – Всякое случается в жизни. Вдруг пионеры за макулатурой нагрянули, а ты не подготовила?
Он вошел и поставил на пол у стены какой-то футляр.
– Я знала, что это ты. Чувствовала, что вот-вот придешь. А ты все задерживался.
Павел наклонился, обнял ее и поцеловал.
– Дела задержали. Я, кстати, не обедал сегодня. И поужинать тоже не получилось. У тебя есть что-нибудь на зуб положить?
– У нас полный холодильник еды, – доложила Надя. – А еще у нас куча всего на плите тебя дожидается. Иди мой руки.
Раздевшись, Павел сунул ноги в шлепанцы и послушно направился в ванную комнату. А когда садился за стол, вдруг опять поднялся:
– Чуть не забыл! Такой рассеянный стал… Я тут в отдел полиции заехал, узнать, что и как. Так они картину нашли, как выяснилось. Просили тебе передать. Вон она, стоит в коридоре.
Он снова сел за стол, посмотрел на то, что положила в его тарелку Надя.
– Выглядит аппетитно, а запах просто великолепный.
Начал есть и снова поглядел на нее:
– Очень вкусно. Пока не расслабился, хочу спросить – ты завтра очень занята?
Надя подумала и пожала плечами.
– А что, есть какое-то предложение?
– Как раз его я тебе и делаю. Если будет у тебя немного свободного времени, давай сходим в загс и подадим заявление. Ты не против?
– Я? – поразилась Надя. – Кто тебе сказал?
Ночью они перерыли весь архив Надиной мамы и все же нашли старенький снимок, на котором маленький Паша оседлал маленькую Надю. Но ей, судя по счастливому личику, это очень нравилось.
– Выходит, я любил тебя с детства, – сказал Павел. – Надо же, столько времени зря потерял!
– Покажешь мне мансарду возле Базилики Святого Сердца? – спросила она. – Там хватит места на двоих?
– Хватит и на троих, – успокоил ее Павел. – Довольно просторное помещение с выходом на крышу, где я солярий обустроил. Пальмы в кадках, столики выставляю. А под мансардой, кстати, квартира на весь этаж. Тоже моя.
И он рассказал, что после гибели родителей уехал в Париж, куда его пригласил второй муж бабушки, Елены Юрьевны. Продолжил там учиться живописи, посещал музеи и копировал великие полотна, а заодно занимался спортом. И как-то само собой получилось, что на Павла обратил внимание Интерпол. Сначала его привлекли к работе как эксперта для выявления подделок шедевров живописи, а когда узнали, что молодой человек побеждал на соревнованиях по французскому боксу и разным восточным единоборствам, предложили перейти на оперативную работу. Позже уж сам Павел попросил о переводе в Российское бюро Интерпола.
Так они стали жить вместе. Только вскоре перебрались в другое место. Но жилищные условия у них не ухудшились, потому что, как выяснилось, Елена Юрьевна оставила Наде не только картину Ван Гога, но и свою квартиру. Павел, оказывается, сразу признался бабушке, что полюбил ее бывшую ученицу, вот Радецкая и решила сделать приятное им обоим. Павел с Надеждой переехали туда, а через несколько дней в город вернулись родители Нади, которые сразу признались: они счастливы оттого, что их дочь наконец сделала правильный выбор.
Заявление было подано, и хотя это заняло совсем немного времени, с работы Надя отпросилась на недельку – без сохранения зарплаты, разумеется, на что Решетов согласился с видимым удовольствием. Семь дней пролетели очень быстро, потому что ничто не мешало жениху и невесте забыть об окружающем мире.
Вернувшись на работу, Надежда с удивлением узнала, что Холмогоров отказался от роли и уехал в Москву. То есть он сначала уехал, а потом уж по телефону отказался. Стали срочно искать другого актера, но тут выяснилось, что проект закрывают, потому что у спонсора какие-то проблемы. Решетов очень сильно переживал, а когда у банка отобрали лицензию, собрал весь коллектив и сообщил, что фирмы больше нет, лично он будет заниматься рекламными роликами.
Всем стало очень грустно, особенно Васе Горелову, которому, судя по всему, было очень приятно ощущать себя непосредственным начальником Нади. Ей, конечно, тоже было не все равно, потому что работа уже стала нравиться ей, она даже придумала кое-что для улучшения качества выпускаемой продукции. Правда, это кое-что очень удивило Горелова. Вася даже за голову схватился, кричал, что формат менять не стоит, а привлекать к написанию сценариев старых и забытых всеми советских писателей смертельно опасно. Но кинокомпания и без того разваливалась, а потому спорить не стали.
Но все, как ни странно, закончилось хорошо. Сотрудники уже паковали свои личные вещи, а девушки из бухгалтерии даже унесли домой несколько офисных стульев, когда на студии появился новый инвестор. Инвестор собрал общее собрание коллектива и объявил, что готов финансировать несколько проектов по экранизации русской классики для французского телеканала «Антенн-2», с руководством которого он уже договорился и подписал необходимые для финансирования бумаги. Правда, наглые французы для повышения рейтинга будущих фильмов потребовали включения в актерский состав нескольких французских, итальянских и английских кинозвезд…
На общее собрание явились те, кто был занят на студии, и те, кто просто так приходил – попить кофе в буфете, вроде некоторых актеров, которые каждый день ходят по разным студиям, чтобы про них не забывали. А поскольку количество стульев по непонятной для многих причине уменьшилось, часть собравшихся сидели друг у друга на коленях. Нового инвестора слушали очень внимательно, особенно сотрудницы, потому что выступающий был молод и симпатичен.
– И последнее, – сказал в конце инвестор. – Поскольку прежний директор подло и очень быстро сбежал от вас в неизвестном направлении, я выкупил его акции и теперь являюсь единоличным владельцем компании. А потому с вашего искреннего одобрения и согласия предлагаю назначить нового директора. Конечно, если кому-то что-то здесь не нравится, он может смело голосовать против предложенной мною кандидатуры Надежды Черкашиной.
Проголосовали единогласно «за». Потом дружно аплодировали. А Вася Горелов даже крикнул «Ура!».
Дома Надя сказала Павлу:
– Ты бы хоть предупредил, что выдвинешь мою кандидатуру.
– А у тебя разве имеется на примете более достойная?
Надежда подумала и честно призналась, что на свете есть только один человек, превосходящий ее во всем, но, увы, занятый другими делами. А кроме того, он – великий художник, а не продюсер.
Свадьба должна была состояться в мае. Надя усиленно готовилась к ней. Прежде всего размышляла, какое платье ей купить, для чего заходила в салоны, присматривалась и выбирала. Но посоветоваться ей было не с кем. Однажды, когда она примеряла туфельки, к ней подошла полная женщина и уж очень любезно попыталась заговорить. Надя отвечала из вежливости, удивляясь, что женщина обращается к ней так, словно давняя-давняя знакомая. Собеседница, видимо, и сама поняла, что ее не узнают, и со всей мягкостью в голосе, на которую была способна, спросила:
– Надя, неужели вы меня не помните? Я – Валя Бровкина, сестра Татьяны. Замуж вот выхожу.
– Поздравляю. А за кого?
– Да это неважно, – ушла от прямого ответа Валентина, – выхожу, и ладно.