Я пожала плечами, слишком уж он догадливый.
– Я стараюсь.
– Это все, что ты можешь. – И с этими словами он достал из потайного кармана, который, видимо, был у него в пиджаке, белый конверт. – У меня есть кое-что для тебя.
Он положил конверт на стол между нами. Я смотрела на него, словно это был опасный зверь, готовый на меня броситься.
– Что там?
– Открой и увидишь.
Я взяла конверт. На нем было написано только мое имя, почерк был незнакомый. Я вопросительно посмотрела на инспектора Грина. Но он ничего не сказал, только слегка кивнул в сторону конверта. Он ждал, что я его открою.
Я так и сделала.
Аккуратно разорвала конверт и вынула белый сложенный вдвое листок бумаги. Из конверта выпало еще что-то тяжелое в белой обертке. Я подхватила маленький сверток и слегка его тряхнула, взвесив на ладони. Раздалось бряцанье, но что это, я понять не смогла.
Мне стало любопытно. Я положила сверточек на стол и открыла сначала письмо. Увидев черные резкие, даже враждебные, нацарапанные на бумаге строчки, я нахмурилась.
Дорогая Кэти!
Хочу тебе признаться, что скучаю по тебе. Сильно. А я никогда ни по кому еще не скучал. Поверь. Понимаешь, раньше в моей жизни не было никого, по кому бы я мог скучать.
До того как я встретил тебя и помог тебе. Никто не понимает, через что мы с тобой прошли. Мне даже кажется, все хотят разлучить нас. Я это понял. Тебе выпали тяжелые испытания, намного тяжелее, чем когда-либо выпадали мне. Наверное, им кажется, что я плохой, и они не хотят, чтобы мы виделись.
А я хотел бы снова увидеть тебя. Мне важно знать, что с тобой все в порядке, что ты выздоравливаешь, что не злишься на меня. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Надеюсь, ты это знаешь. Хотел только позаботиться о тебе, чтобы ты была в безопасности. Тот, от кого я тебя спасал, – мой отец. Мне это отвратительно.
Не знаю, что мне об этом думать, как об этом говорить, так что лучше не буду.
Я сейчас в детдоме с группой других, таких же, как я, по возрасту чуваков. Жду, когда меня куда-нибудь поместят. Никому не верю. Все это плохо. Но жить с моим отцом было хуже, так что мне ли жаловаться.
В этом письме есть еще кое-что для тебя. Хотел найти подарок на память обо мне. Надеюсь, тебе понравится. Ничего особенного, но когда я его увидел, то сразу понял, что хочу, вручить его тебе.
Было бы круто, если бы ты ответила на письмо. Но если не сможешь, я пойму. Просто знай, что я очень скучаю и надеюсь, что ты в порядке.
Всегда будешь в порядке.
Я смотрела на письмо, и слезы застилали мне глаза. Написанные слова были настолько прекрасны, что мне захотелось их снова перечитать. Но позже. Когда останусь одна и смогу насладиться тем, что он говорит мне.
– Там для тебя еще кое-что, – напомнил инспектор Грин.
Я отложила в сторону письмо и взяла завернутый подарок. Аккуратно развязала ленточку и слой за слоем развернула белую бумагу. Внутри скрывался серебряный браслет. С тонкого прочного ободка свисал талисман.
Я подняла браслет и стала вертеть его так и сяк. Талисман был чудесный. У меня даже заныло в груди, когда я увидела, что там изображено.
Девочка-ангел сидела на коленях, низко опустив голову. А за ее спиной возвышались большие расправленные крылья, будто защищавшие ее… от всего.
Я перевернула талисман. Сзади были выгравированы два слова.
«Сила. Исцеление».
Браслет я тут же, не раздумывая, надела на руку. Тряхнула запястьем – и талисман качнулся из стороны в сторону.
– Если я напишу ему письмо, вы сможете передать? – спросила я инспектора, стараясь не встречаться с ним взглядом. Что если он скажет «нет»? Я приду в отчаянье.
Секунду он молчал. В воздухе повисла нерешительность. Я закрыла глаза и задержала дыхание. И тут услышала ответ.
– Да.
Тогда я открыла глаза, присмотрелась к инспектору Грину и увидела, что передо мной вовсе не враг, а друг. От внезапного облегчения я даже почувствовала слабость.
– Можно тогда я возьму бумагу и ручку.
Тогда
Я набросился на письмо как сумасшедший. От безумного желания прочесть, что же она мне ответила, у меня тряслись руки. Но когда я увидел, что там только один лист, меня охватило разочарование. Несправедливо было бы ждать чего-то большего после того, как я тоже написал ей всего один лист.
И все же я ждал. По какой-то непонятной причине всегда, когда речь заходила о Кэти, мне нужно было больше и больше. Мне нужна была… она вся. Звучит бессмысленно, но я чувствовал сильную связь между нами, даже на расстоянии.
Бред, но это действительно так.
Инспектор Грин с улыбкой и извинениями завез письмо в детдом минут пятнадцать назад. Задержаться он, по его словам, не мог. Сказал, что должен заниматься следующим делом. Кажется, я больше ему не нужен.
С моей стороны несправедливо так говорить. Я должен радоваться, что он принес мне письмо от Кэти. Ведь он потратил на это время. Я ему благодарен.
Дорогой Уилл!
Большое спасибо, что написал мне. Для меня это много значит. Было так неожиданно получить от тебя весточку. Я много о тебе думала: где ты, что с тобой. Беспокоилась.
Никто мне ничего не мог рассказать. Я много о тебе спрашивала.
Я в порядке. Справляюсь, как могу. Моя семья обращается со мной довольно странно. Из друзей я не видела никого, даже мою лучшую подругу. Не знаю, почему. Похоже, им страшно меня встретить. Может, они не могут посмотреть мне в глаза, потому что знают, что случилось со мной, и не хотят об этом думать.
Так что я сижу дома и смотрю телевизор, читаю. Много времени провожу с сестрой, и это здорово, потому что раньше она не обращала на меня никакого внимания. Мама не дает мне выходить в интернет, это отстой, конечно. Мне уже стало довольно скучно, и я хочу вернуться в школу. Но в то же время не хочу туда возвращаться.
Мне страшно. Я боюсь всего. Боюсь, что скажут люди, что они подумают. Поэтому я с радостью надела твой браслет. С ним я чувствую себя сильной. Это как раз то, что мне сейчас нужно. Спасибо тебе, Уилл. Твой браслет для мня много значит. Он мне очень понравился. Сейчас он на мне, и надеюсь, он всегда теперь будет со мной. И я никогда тебя не забуду. Никогда.
Мне бы тоже хотелось что-нибудь подарить тебе, но у меня нет денег. Пишу это письмо очень поспешно, пока инспектор Грин не ушел. Иначе мама что-нибудь заподозрит. Сейчас это лучший способ с тобой связаться.
Возможно, я не смогу тебе снова написать. Но надеюсь, что смогу. Надеюсь, что мы сможем быть на связи. Как ты правильно сказал, никто кроме нас не понимает, что произошло. Только мы.
Ты единственный человек, которому я полностью доверяю. Только ты знаешь, через что я прошла, и при этом не судишь меня. Все остальные просто не знают, как быть со мной.
А ты знаешь. Ты мой друг, Уилл. Хотела бы я, чтобы ты сейчас был рядом. Я бы крепко обняла тебя и сказала спасибо.
Но вместо этого я тебе что-нибудь нарисую. Вот то, что напоминает мне тебя.
Когда я стал рассматривать ее рисунок, мои руки все еще тряслись. Это была пара ангельских крыльев. Несмотря на поспешность, рисунок был очень подробный. На крыльях можно различить каждое перышко. Как мастерски она рисует. Снова взглянув на текст, я заметил слово «люблю» перед ее именем. Что-то странно защемило в груди.
Я взялся рукой за грудную клетку. Как раз в этот момент мимо ступенек, на которых я сидел перед детдомом, прошла шайка местных придурков. Они тоже были отсюда. Неприятные парни, немного меня постарше, из тех, что вечно ищут драки. Я злобно взглянул на них. В эти игры я не играл. Держался в стороне, и они со мной не связывались.
Наверняка потому, что знали кто я и кто мой папа. И думали, что я тоже виновен. Как и он.
Впервые в жизни мне было по-настоящему наплевать на это.
Сейчас
Я складываю письмо и засовываю его обратно в ветхий конверт. За все эти годы я доставал его оттуда множество раз. Разворачивал, складывал, перечитывал строчки, написанные округлым девчачьим почерком. Со временем эти строчки выцвели, бумага прохудилась, обтрепалась оттого, что я все время ее теребил. Последние написанные в письме слова снова, как раньше, притягивают взгляд. «Люблю, Кэти» и «только мы». Сколько ни перечитываю эти слова, они всякий раз как удар под дых.
Были и другие письма от нее. Но это, самое первое, очень много значило для меня. Оно – самое искреннее, самое волнующее. И я знаю, что мое первое письмо было таким же. Со временем я стал более осторожным, пока наконец совсем от нее не отказался.
Я до сих пор сожалею об этом.
Кладу письмо обратно в верхний ящик комода, мягко закрываю его и потягиваюсь, хрустнув коленным суставом. Как только я вернулся домой из кино, тут же сбросил с себя всю мокрую одежду, оставив ее кучей валяться на полу в ванной, и принял горячий душ. Нужно было согреться после того, как около часа вел машину под проливным дождем.
У меня в голове проносятся мысли о Кэти. Вкус ее губ, гибкие руки, обвившие мою шею. Ее крепкие объятия. Нежная улыбка, которой она одарила меня перед тем, как я захлопнул дверь и она уехала.
Обо всем этом мне думать не следует. Это дурные мысли. Я должен остановиться. Мне надо отпустить ее, чтобы она жила своей жизнью.
Но я не могу. По-прежнему не могу. Давным-давно я почувствовал, что она моя, и мне дорого это чувство. Я хочу вернуть его. Она нужна мне. Это эгоизм. Особенно если учесть, что я не открыл ей правды. Я потрясен, она меня не узнала. Но ведь и я совсем другой человек.
Я часто сам не узнаю себя.
Глядя в зеркало над комодом, я поворачиваюсь, приподнимаю руку. Я в одних трениках, с голым торсом. На обнаженной груди красуется въевшийся в кожу чернильный рисунок. Небольшая татуировка. Я сам принес рисунок в тату-салон и попросил наколоть его навсегда.