Даже не сомневаюсь. И если это случится, мне конец.
Мой палец медлит над кнопкой «удалить». Но наконец я принимаю решение: да пошла она.
И быстро, прежде чем успеваю передумать, удаляю ее письмо.
Трясущими пальцами, нажимаю на сообщение Кэти. Приказываю себе собраться. Поиски Лизы докатились даже до меня, и это плохо. Я даже не знал, что у инспектора Грина остался мой старый почтовый адрес. Не помню, чтобы я ему давал свою почту. Но это как раз ничего не значит. Как он его достал? Правда ли что Лиза получила адрес от него? Или она нагло лжет?
Мысленно отринув Лизу и ее вероломные способы поиска информации, я пытаюсь сосредоточиться на сообщении от Кэти.
Ты ни к чему меня не принуждаешь. Ты прав, что я должна сказать тебе лично. Но это тяжело. Тебе придется быть терпеливым. В общем…. Вчера был приятный вечер. Надеюсь, мы скоро снова встретимся. Действительно скоро. Например что ты делаешь сегодня вечером?
Она осмелела. Несколько минут назад я бы улыбнулся ее словам и с радостью согласился бы встретиться. Но теперь, когда вокруг вынюхивает Лиза, мне кажется, что Кэти на меня давит. Ее слова моментально напоминают мне, что то, что моя затея обречена на провал во всех смыслах. Сейчас нам нельзя видеться.
Что, если Лиза снова захочет с ней поговорить? Черт, если захочет свести ее со мной? Чтобы мы поговорили обо всем. Встреча, разумеется, не состоится, но все же… Не думаю, что Лиза узнает меня, если когда-нибудь встретит. Я совсем непохож на пятнадцатилетнего себя. Настолько непохож, что даже Кэти меня не узнала. Но Лиза, эта чертова ищейка, вполне возможно, без проблем, меня учует.
Она – страшная женщина.
Мне надо сдать назад. Отступиться от Кэти, притормозить все это, чем бы оно ни являлось. При этом я не хочу, чтобы Кэти думала, будто я отступаю из-за того, что она пытается мне открыться. Такая мысль ее просто уничтожит.
Как же мне выкрутиться? Я вырыл себе яму и сам не могу выбраться из нее. Слушать ее признания о том, что с ней сделал мой отец, и притворяться, что я ничего об этом не знаю….
Не уверен, что выдержу.
Я пялюсь на экран и заставляю себя придумать какое-то извинение. Это самый лучший выход. Я должен обмануть ее ожидания и потихоньку исчезнуть из ее жизни. Она будет двигаться дальше и постепенно обо мне забудет.
Но я никогда о ней не забуду.
К сожалению, в ближайшие несколько дней я занят. Нужно сдать большой проект, так что я, пожалуй, возьмусь за ум и все доделаю.
Это несовсем ложь, но и не правда. Работу надо сдать только в конце месяца.
Понятно. Мне тоже нужно сдать письменную работу. Наверное, это означает, что сегодня ты занят?
Да, извини, я сегодня занят. Мне действительно хочется тебя увидеть. Кэти, я понимаю, что нам нужно поговорить. Но несколько дней я буду недоступен.
И буду теперь недоступен всегда, если говорить честно. Она присылает мне ответ с кучей эмодзи и со словами: «Значит, в другой раз». И я выдавливаю из себя улыбку.
Через секунду улыбки уже нет, я ненавижу себя за то, что делаю. Все это сплошной обман, будь он проклят. Я веду себя с ней эгоистично и подозрительно, а она пребывает в блаженном неведении. Живу двойной жизнью, но так давно это делаю, что мог бы уже привыкнуть.
Но, как видно, все еще не привык.
Тогда
– Ваш отец хочет с вами поговорить.
Я раздраженно повернул голову к этому тупому адвокату, который вроде бы должен был присматривать за мной, а вместо этого обратился ко мне с настолько бредовым предложением. Никогда не слышал ничего бессмысленней.
– Передайте этому придурку, пусть идет к черту, – буркнул я, чувствуя себя совсем на пределе. Я пришел в здание суда, чтобы дать показания против этого ублюдка, а не ради воссоединения со старым добрым папочкой. Скорее всего, он попробует разорвать мне глотку, если я подойду к нему близко. Он наверняка в ярости. Ведь я собираюсь против него свидетельствовать.
Я – его единственный сын. Единственный во всем мире кровный родственник. И я буду говорить против него.
– Уилл, – вздохнул адвокат отца и покачал головой. – Дай ему пару минут, пожалуйста. Так он будет хоть немного походить на семейного человека.
– Семейного человека! – Я расхохотался. Так я своего отца точно бы никогда не назвал. – О да, он на него похож.
А вдруг это подействует на присяжных, и они внезапно решат оставить убийцу на свободе. Неуверен, что вообще смогу жить, если это случится.
Я повернулся к своему адвокату:
– Мне же лучше не делать этого, да?
– Лучше не делать. – Он замолчал и вздохнул.
Юрист моего отца снова ко мне обратился:
– Он по тебе скучает, Уилл. Он сам мне сказал. Дай ему один шанс, – попросил он. Глаза его блестели так, словно он вот-вот расплачется.
Да оставьте меня в покое.
Я сложил руки на груди.
– Чушь собачья. О чем он хочет со мной говорить? Как он ненавидит меня за то, что я встал против него. Может, хочет подробнее мне рассказать о том, что он делал с теми убитыми девочками.
– Уилл, – упрекнул меня мой адвокат. Все время забываю его имя. Я начинал горячиться.
– А неудивительно, что он хочет мне о них рассказать, я же вроде как был его подельником, вы не знали? Я просто не хотел, чтобы меня поймали. Поэтому привел Кэти Уэттс в полицию. Чтобы выглядеть рыцарем в сверкающих доспехах, а не мерзавцем, который насилует девочек на пару с отцом.
– Ну все, довольно, – сказал мой адвокат. Фамилия у него была Стоун[2]. Увидев его холодный взгляд, я невольно подумал, что она чрезвычайно подходит ему. – Мой клиент не хочет говорить с мистером Монро.
Но любопытство во мне победило:
– Я хочу говорить с ним.
– Не советую, – начал Стоун, но я замотал головой.
– Пару минут. Я хочу услышать, что он мне скажет, – скорее всего, идти к нему было ошибкой. Но я уже не мог не пойти.
Через пару минут меня проводили в маленькую комнату где-то в глубине здания суда. Там было прохладно и очень тихо. Монотонный гул голосов снующих вокруг людей не доходил туда. Меня сопровождали сотрудники органов по делам несовершеннолетних: двое шли впереди, а еще двое плелись позади меня. Мой адвокат шел рядом, а адвокат отца возглавлял процессию.
От нервов у меня сосало под ложечкой, но я пытался не обращать внимания на охватившее меня чувство тревоги. В любой момент я мог прервать разговор с отцом. У меня не было обязательств по отношению к этому человеку. Конечно, он меня вырастил. Но потом бессчетное количество раз предал. И за это я никогда не смог бы его простить.
Я и не собирался прощать. Невозможно было простить все, что он сделал. Этот человек был чудовищем.
Что меня пугало больше всего, так это то, что я и сам могу превратиться в чудовище.
Мы остановились перед совсем неприметной дверью. Один из сотрудников толкнул ее, и вся наша группа зашла внутрь. В дальнем конце стоявшего посреди комнаты длинного стола сидел мой отец. На нем была обязательная для заключенных окружной тюрьмы оранжевая роба. На запястьях и на ногах – кандалы. Из-за недостатка солнца в камере его бледная кожа приобрела совсем уж зеленоватый оттенок.
Увидев меня, он улыбнулся и поднял руку в знак приветствия.
– Уилл.
Я ничего не ответил и сел на другом конце стола. Сотрудники органов опеки тут же сгрудились вокруг меня, и я увидел, что двое из них стали у отца за спиной. Я не очень люблю полицию, особенно после того, как со мной обошлись, когда я привел Кэти. Но присутствие этих надежных людей в комнате меня успокоило. Они явно не зря ели свой хлеб.
– Неплохо выглядишь, – сказал с улыбкой отец. Но я заметил, что глаза его совсем не смеются.
– Не могу сказать о тебе того же, – пробурчал я, и он расхохотался в ответ.
– Всегда ценил в тебе честность, – замолчав, он посмотрел на меня пристально, почти с ностальгическим выражением лица. – Я скучал по тебе, сынок.
Я напрягся, как пружина. Всегда ненавидел, что он меня так называет, но сейчас это было совсем невыносимо. Мне не хотелось, чтобы все знали, кто я такой, знали, что его кровь течет в моих венах, что мы похожи, что у нас фактически одно имя на двоих. Было невыносимо думать, что я навсегда связан с этим человеком. Серийным убийцей, насильником малолетних девочек. Один бог знает, что еще он натворил в своей жизни. На этом он просто прокололся.
Я ничего не ответил, и он продолжал:
– Ты в порядке? С тобой хорошо обращаются органы опеки? Тебе остался всего год, парень, а потом сможешь идти, куда тебе вздумается.
Как будто это просто. Я мог работать и сейчас уже работал на полставки. Просто для того, чтобы иметь деньги и ни от кого не зависеть. Но все равно мысль о том, что я останусь совсем один, меня чертовски пугала, хотя я никогда никому в этом бы не признался.
Даже папаше.
– Ты думаешь выиграть? – спросил я. Мне было важно это знать. Даже в худшие периоды своей жизни этот ублюдок был невероятно самонадеян. Пьяный, безработный, на сильных отходняках, он расхаживал по городу как король. Я никогда не встречал еще человека с настолько раздутым эго. Даже когда я был маленьким мальчиком, замечал его неадекватность.
– Не знаю. – Он пожал плечами. Казалось, у него совсем небольшие плечи. Видимо, от тюремной жизни его тело немного сморщилось. Раньше мне казалось, что он больше, чем был на самом деле. Пока сам я не перерос его. В конце концов моя сила и мой рост спасли меня от того, к чему он меня принуждал.
Я не мог не задаться напрашивающимся вопросом: может ли быть, что он стал насиловать маленьких девочек, потому что больше не мог срывать свою злость на мне? Если так, на мне лежит часть вины за его действия.
– Что значит, не знаешь? – Я хотел понять ход его мыслей.
– У них довольно много против меня с показаниями этой девчонки Уэттс. Ты слышал, что она наговорила? – Он всмотрелся в меня, и зрачки его сузились, стали черными. Так бывало, когда он вот-вот собирался заорать. В памяти всплыли страшные, пробирающие до костей воспоминания. Я сопротивлялся этому страху. Этот человек больше не может ничего мне сделать. Если он меня хоть пальцем тронет, на него набросятся шесть охраняющих меня человек.