И два человека: один – мальчик, другой – мужчина странным образом сливаются в одного.
Сейчас
Она едет ко мне домой. Ее машина следует за моей, и, чтобы не терять ее из виду, я стараюсь ехать помедленнее. Всю дорогу, пока я направляю нас обоих сквозь переполненные машинами улицам, которые не стали безопаснее из-за дождя, в голове беспорядочно проносятся разные мысли. Все, чего я хочу, – спокойно доставить ее к себе домой. А уж там я всколыхну ее по полной. Капля по капле, сантиметр за сантиметром, пока она не превратится в голую дрожащую бесформенную массу.
Жаждущую лишь одного…
Меня.
Когда я увидел, что она все еще носит тот браслет, который я подарил ей много лет назад, то чуть не заплакал. Когда узнал, что она все это время хранила его, услышал, как она отзывается о том, кто ей его дал, – а это был я – сердце у меня дрогнуло. Оказывается, я что-то для нее значил. После всех моих мыслей о том, что я ничтожество, что Кэти ненавидит меня, думая, что я как-то связан с похищением, узнать о том, что она считала Уилла своим другом, настоящее счастье. Оказывается, все это время она хранила браслет и была в отчаянии от мысли, что его потеряла…
Потирая лоб, я выруливаю на дорожку, ведущую к дому. Черт. Я теперь просто не знаю, что делать. Она заслужила знать правду. Но мне страшно разрушить то, что, возможно, случится сегодня вечером. Мне нужна она. Я ее хочу. Скажи я ей, кто я на самом деле, она будет потрясена, и все окажется под угрозой.
Я не могу этого сделать. Не сегодня. Мне нужна эта ночь с ней. Всего одна ночь.
Я скоро скажу ей правду. Может быть, завтра.
Не знаю, когда, но это должно случиться. Я не могу больше так жить.
Дождь уже приутих. Я вылезаю из машины и вижу, что Кэти тоже вышла и бежит ко мне. Я беру ее за руку и веду в свой темный и тихий дом. Ставни закрыты, занавески задернуты. И, как всегда бывает перед бурей, все стихло, все неподвижно и окутано мраком.
Как только за нами закрывается дверь, я тут же прижимаю к ней Кэти, уперев руки с двух сторон ее головы. Вокруг темно, но я вижу, как она поднимает голову и смотрит на меня огромными глазами.
– Кэти, – шепчу я и, опустив голову, нахожу губами ее губы. От этого касания по всему телу пробегает электрический ток.
Я снова целую ее, ловлю губами ее дрожащие стоны. Потом еще раз. Ее пальцы вцепились в мою толстовку, голова запрокинута, она раскрывает рот, отвечает моим губам. Приходится все время сдерживаться. Это невыносимо. Просто убийственно. Я так хочу ее. Безумно. Одежда вся мокрая, и это неприятно. Поэтому, когда я наконец от нее отстраняюсь, говорю:
– Надо снять одежду.
От этих слов она недоуменно смотрит широко открытыми глазами:
– Что?
– Она мокрая, – хихикнул я. – Я не предлагаю раздеться догола.
Хотя.
– Мне просто кажется, что нам лучше снять с себя всю промокшую одежду.
– Но мне не во что переодеться, – возражает она.
– Это я исправлю.
С этими словами я предлагаю ей старую поношенную футболку и фланелевую рубашку на пуговицах. А также пару носков. Она такая худая, что мои шорты и штаны ей не подойдут. Чтобы она чувствовала себя комфортно, я отправляю ее переодеваться в спальню, а сам остаюсь в гостиной. Натягиваю темно-серые треники и белую футболку с длинным рукавом. Потом сажусь на диван и с нетерпением жду, когда она выйдет.
Когда отворяется дверь спальни, я сижу ровно, сложив руки на коленях, и чувствую себя готовым ко всему. Она входит: на ногах у нее толстые носки, которые я ношу только с определенной парой обуви. На ней футболка и наполовину застегнутая фланелевая рубашка, волосы собраны в небрежный пучок на макушке, щеки горят. Все это выглядит чертовски сексуально.
– Ты в порядке? – Я встаю и иду ей навстречу. Мне хочется позаботиться о ней. В моей одежде, с голыми ногами и без капли косметики она выглядит такой маленькой. Стала похожа на ту юную Кэти, которую я когда-то встретил.
Она улыбается, и это действует как бальзам на мою измученную душу.
– Да, без мокрой одежды стало гораздо лучше.
– Где ты ее оставила? Давай забросим все в сушильную машину.
Мы вместе идем за ее одеждой, словно семейная пара, вернувшаяся домой после долгого тяжелого дня. Потом с вещами в руках она идет за мной в маленькую комнату для стирки, рядом с гаражом. Я открываю сушильную машину, и она бросает туда свою одежду вместе с моей. Затем я закрываю дверцу, нажимаю кнопку, и машина с ревом начинает работать.
– И что теперь? – спрашивает она, с улыбкой заглянув мне в глаза.
Зачем она это спрашивает? Животный инстинкт во мне твердит, что нужно немедленно ее схватить, посадить на дребезжащую сушильную машину и целовать. Потом, проникнув рукой между ног, узнать, в трусиках ли она. Наверняка нет, потому что секунду назад я видел, как они были брошены в сушку. Под одеждой у нее нет ничего: ни бюстгальтера, ни трусиков – только голое тело.
У меня чешутся руки дотронуться до нее. Узнать, как именно ей хотелось бы, чтобы я ее ласкал, и делать это снова и снова. Пока ее тело не начнет выгибаться, и она не попросит большего.
– А чего бы ты хотела? – спрашиваю я хрипло. Но когда она протягивает руку и оплетает вокруг своих пальцев шнурок от моих спортивных штанов, мне кажется, я сейчас взорвусь. Ее рука теперь совсем близко к моему члену. И мне очень тяжело, прямо невыносимо сдерживаться.
– Сегодня ты был моим героем, Итан, – шепчет она и притягивает меня за шнурок. Чувствуя себя идиотом, я делаю к ней шаг. Ее тело так близко. Я кладу руку на сушильную машину и наклоняюсь над Кэти. Вдыхаю сладкий цветочный запах ее волос, пьянящий, чувственный аромат ее кожи, смесь духов и лосьона. Мне хочется ее съесть.
Много лет назад она называла героем другого мальчика. Я закрываю глаза и обвожу рукой ее талию. Она стоит спиной к сушильной машине, и одной рукой я просто приподнимаю ее и сажаю сверху.
– Что ты делаешь? – у нее перехватывает дыхание, руки впиваются мне в плечи.
– Раздвинь ноги, – приказываю я, и она безоговорочно подчиняется. Я становлюсь у нее между ног, одной рукой ласкаю ее бедро, а другой обнимаю за талию. – В моей одежде ты очень красивая, Кэти.
Она краснеет, наклоняет голову и говорит:
– Звучит так, будто я тебе принадлежу, Итан.
– Но я и хочу, чтобы ты мне принадлежала. – Я наклоняюсь к ней, прижимаюсь щекой и несколько долгих секунд стою так, стараясь почувствовать ее всю, вдохнуть. – Я хочу тебя. Безумно. Без тебя мне было невыносимо.
Она вздыхает, и ее пальцы гладят меня по плечам. Черт, как же прекрасны эти прикосновения.
– Я тоже тебя хочу.
От этого признания все во мне ликует.
– После всего, что ты рассказала, мне кажется, я понимаю, каково тебе. Я не хочу напирать. Знаю, что тебе страшно, но я не сделаю тебе больно, обещаю.
– Я тебе верю, – говорит она.
Не знаю, достоин ли я такого доверия. Но боже, как я хочу быть его достойным. Ее слова разрывают мне сердце. Я так долго врал ей, какой же я придурок. Простит ли она меня, когда узнает всю правду?
Я готов пойти на риск.
– Ты позволишь мне, Кэти? Позволишь мне трогать тебя? – Я убираю руку с теплой крышки сушильной машины и кладу ее Кэти на ногу. Ее кожа гладкая как шелк. Я пробегаю пальцами по всей длине ноги, обхватываю ладонью ее голое колено. – Или мне перестать?
Она качает головой. А когда я отнимаю руку и провожу пальцами по внутренней поверхности бедра, она стонет, приоткрыв ротик:
– Нет.
– Хочешь еще? – продолжаю я истязать ее и себя заодно. Черт, как же приятно больше не сдерживаться, не скрывать, как сильно она мне нужна. – Хочешь меня?
– Угу… – кивает она, закрывает глаза, а мои пальцы скользят по ее ноге все выше. Она сейчас так открыта, так доступна. И я уверен, что различаю ее запах. Интересно, стала ли она для меня влажной. Может, она смущена и испугана, а может, действительно хочет этого.
Я целую ее, и она кладет ладонь на мою щеку, прилипая ко мне губами. От ее пальцев у меня по коже бегут мурашки. Я целую ее сильнее, глубже, а она запускает другую руку мне под футболку.
Сегодня она смелая, больше не сомневается, знает, чего хочет, и собирается это получить.
Я отрываюсь от поцелуя и прикасаюсь губами к ее шее. Кэти обнимает меня, притягивает к себе. Я покусываю ее кожу, ощущаю вкус, чувствую, как она дрожит. Мои руки все еще крепко держат ее за бедра. Мне хотелось бы раздеть ее, но не сейчас. Не в прачечной на сушильной машине.
– Итан, – стонет она. Но я не отвечаю. Вместо этого продолжаю ласкать ее кожу. Запускаю руки под ее футболку и касаюсь плоского живота. Он вжимается и трепещет под моими руками. Я наконец отрываюсь от ее шеи и смотрю в глаза.
– Ты же будешь нежным со мной, да?
Я киваю, не отводя от нее взгляда.
– Я вознесу тебя на такие небеса, о которых ты даже не мечтала, Кэти, – обещаю я торжественно.
– О боже. – Она закрывает глаза.
Это все, что она успевает сказать, прежде чем у нее перехватывает дыхание. Медленно, одну за другой, я расстегиваю пуговицы на ее рубашке. Продолжая целовать, провожу пальцами по ничем не скованной груди. Она выгибается, из нее вырывается глухой дрожащий стон, и меня накрывает такое сильное желание ею обладать, что колени прямо подгибаются.
Она такая юная, но уже столько вынесла, столько пережила. И так безоговорочно верит мне, позволяя трогать себя и целовать.
Я готов встать перед ней на колени.
Наконец я расстегиваю все пуговицы, срываю с нее рубашку и отбрасываю в сторону. Затем снова дотрагиваюсь до ее щеки, целую. Я мог бы целовать ее так часами. Она обхватила ногами мои бедра, рукой обвила шею. Другой рукой проскользнула мне под футболку и гладит меня. Приоткрыв рот, она двигает языком, вся такая теплая, сексуальная. Принадлежащая мне.
И я не отпущу ее, как в тот раз.
Больше никогда.