— Вот еще, — тихо буркнула она. — Не буду я перед тобой извиняться.
Ох-хо, юная амазонка защищала свою территорию. Никаких левых теток — у нас есть Валя, а? Мда, сложный кастинг, ничего не скажешь. И режиссер какой попался придирчивый…
— Да и не надо, — Аленка сунула руки в сушилку под тугие струи сжатого воздуха. — Руки только перед едой помойте, ваша светлость.
— Ты мне никто, — возмущенно вскинулась девочка, — не буду я тебя слушаться.
Говорила она нахально, наверняка хотела вывести из себя. Вот только она не на ту напала. У Аленки иммунитет к подобным выкрутасам был с семи лет, с того самого момента как мама притащила из роддома копошащийся розовый кулек с Анютой внутри. Более того, Аленка удержалась и не фыркнула, хотя выражение лица у девочки было ужасно потешное — боевое, будто Лиза стояла напротив Гитлера и собиралась героически сгинуть в неравной борьбе.
По себе Аленка помнила — ничего не мог сделать взрослый более оскорбительного, чем заржать, пока ты на него злился. Детей следовало воспринимать серьезно, особенно если ты им приходился хреном с горы. Потому что они-то себя точно воспринимали очень-очень серьезно. Это папе можно было видеть в Лизе принцессу, маленькую императрицу — да хоть черта лысого. Папа — это папа. А левая тетка, прояви она неуважение, стала бы лютым врагом надолго, возможно, даже навсегда и без права апелляции к приговору.
— Не помоешь руки — живот заболит, — практично вздохнула Аленка. — Особенно, если вы с папой хорошо гуляли. Но это не приказ, ваша светлость. Ты же знаешь, что это просто правило. И, наверное, папа тебе о нем тоже напоминает.
Лиза набычилась, молча глядя на Аленку. Ну, ясно. Папа, разумеется, напоминает, но «врагу спину не подставляй и позиций при враге не сдавай». Аленка нейтрально кивнула девочке и, осторожно протиснувшись мимо нее, вышла из туалета, возвращаясь за столик.
Макс успел достать планшет из сумки и что-то колдовал над ним. Заметив Аленку — отключил экран и отодвинул планшет, вопросительно взглянул на девушку.
— Лиза моет руки, — улыбнулась Аленка. — При мне не стала. Я ей не понравилась, кажется.
Макс поморщился. Кажется, это была не самая свежая новость. Видимо, императрицей её Макс звал не зря, и кастинг у Лизы пройти было действительно сложно.
— Не переживай, — он мягко улыбнулся. — Она адаптируется. Привыкнет к тебе. Ты же замечательная, Сан.
— Ты обкурился. Нафига ребенку привыкать к тетке, которая свалит через десять дней? — Аленка округлила глаза, стараясь не растечься в радужную лужицу от комплимента. Боже, Яковлева, отключи уже внутренний генератор ванили, тебя слишком легко можно заставить поплыть.
— Сан, и это все твои вопросы? — Макс едва ли не рассмеялся. — Я тут тебе вскрылся, что у меня дочь есть, а тебя это вообще не волнует?
Аленка непонимающе моргнула. Ну, есть у Макса дочь, и что с того? А что тут могло волновать? Надо было что — в обморок упасть, лицо расцарапать за то, что сразу не сказал, или в истерике убежать? Аленку детьми было не напугать, если честно.
— Знаешь, я бы удивилась, если бы у тебя при твоей озабоченности детей не оказалось.
— Что такое «озабоченность»? — как это всегда бывает — ребенок к столику подрулил в самый неподходящий момент и выцепил из фразы самое неподходящее слово. Лиза рассматривала Аленку с вызовом, мол: «Что ты тут с папой делала, обижала?» А у Аленки вспыхнули щеки — потому что она не знала, какой ответ дать на вопрос девочки.
— Озабоченный — это когда безумно любят обниматься, — Макс выкрутился с виртуозной легкостью. Он, кажется, был привычный к таким вопросам.
— И от этого дети появляются? — с недоверием поинтересовалась Лиза.
— У взрослых дядь и теть — случается и такое. Если они очень крепко и часто обнимаются, — говоря это, Макс своими бесстыжими смеющимися глазами глядел прямо в глаза Аленке. Будто намекая, что очень не прочь с ней пообниматься. И щеки пылали все сильнее и сильнее.
— Так вы извинились, ваша светлость? — Макс глянул на Лизу пристально. Кажется, он неплохо знал свою дочь и её упрямство. Девочка набычилась и засопела. Хотя даже в таком виде она была эдаким симпатичным ангелочком. Надувшимся, симпатичным ангелочком. Ох, Яковлева, стоп, хватит западать на чужих детей.
— За случайности не извиняются, — осторожно вклинилась Аленка, тут же замечая, как раздосадовано вздрагивают брови Макса на её вмешательство в воспитательный процесс.
— Дело не в случайности, Сан, — ровно произнес он, не спуская с Лизы пристального взгляда. — Дело в привычке отвечать за свои поступки. Например, за то, что пачкаешь чужую одежду.
Ох, и суров же был господин Ольховский — с пятилетней девчонки спрашивать за сознательность.
— Это не страшно, — Аленка осторожно глянула на хмурую Лизу. — Это всего лишь джинсы.
— Какая разница, джинсы или дизайнерское платье? — скептично поинтересовался Макс.
— Какая гениальная женщина наденет в кафе с ребенком дизайнерское платье? — уточнила Аленка. — Вот раз надела — значит — сама дура. А джинсы — леший с ними. Отстираются.
Макс закатил глаза.
— Эта ваша женская солидарность, — пробормотал он, а затем притянул к себе дочь и усадил на колени, невесомо коснулся губами девчоночьего виска. Вот от этого Лиза повеселела, заулыбалась и даже потихонечку начала болтать ногами.
Аленка не самообманывалась. Вряд ли её заступничество дало ей хоть какой-то бонус доверия Лизы. Наоборот — скорей всего. Девочка наверняка решила, что к ней подлизываются. Но просто Аленка действительно на неё даже не обиделась, за что там было извиняться-то? Пара пятен на джинсах — но это были самые дешевые джинсы какого-то самого бюджетного бренда. Хрен бы с ними, даже если им пришел окончательный швах. А устраивать ребенку неприятные минуты выдавливания унизительных, да и неискренних извинений... Фу. Пусть лучше лопает свое мороженое и улыбается.
На улыбающуюся довольную Лизу смотреть было приятно. И в том, как Макс с ней болтал, с каким удовольствием на неё смотрел, и вообще — довольно часто ласково трепал Лизу по белобрысому затылку, со стянутыми над ушами хвостиками — было заметно, что Ольховский абсолютно не врал — Лиза действительно для него ужасно важна.
Интересно, какой была мама Лизы? Вот такой же кудрявой, белокожей, голубоглазой блондинкой? Картинка рисовалась красивая — особенно на контрасте с кареглазым шатеном — отцом семейства Ольховских. Аленка даже мечтательно вздохнула, потому что сама-то вот такой вот яркостью, как нарисованная в воображении мама Лизы, точно не отличалась. И что в ней нашел Макс, что все-таки соблазнился — было вообще не понятно.
— Ты к Лизе уехал вчера, да? — поинтересовалась Аленка, а Макс вздохнул и кивнул.
— Вообще, моя светлость гостила у бабушки, — произнес он, — но бабушка возьми и заболей. Нужно было её забрать и свозить к врачу — чтобы точно выяснить, что не приболела и Лиза. Так что...
— Все в порядке, — Аленка улыбнулась. — Это ж святое — иначе было нельзя.
Макс благодарно блеснул глазами — и это вот, пожалуй, было самое важное. От этого аж душа вздрогнула. Аленке было даже не жаль, что сейчас при Лизе они с Максом даже за руки не подержались. Вот в таком вот обмене взглядами таилось ничуть не меньшее таинство, и от этого она ощущала себя влюбленной даже сильнее, чем раньше.
Оставшийся ужин прошел довольно мирно, хотя Аленка жевала без особой размеренности — ей не пришлось приглядываться, чтобы увидеть какие осоловевшие у Лизы глаза — хоть она на Аленку и поглядывала по-прежнему колючим, напряженным взглядом. Будто боялась, что она сейчас уснет, а злая незнакомая тетка папу похитит и сожрет.
Макс тоже торопливо прикончил свою тальятту, поэтому можно сказать, что ужин прошел «без проволочек». Правда, пару минут Аленка с Максом попрепирались из-за счета, потому что этот обкуренный «патриархал» — как он сам себя назвал, когда Аленка потянулась было к счету, чтобы пихнуть в него свою долю, набычился так — что стало ясно, у кого Лиза берет мастер-классы.
— Не позорь меня, женщина, — с шутливой мрачностью заявил Макс, — ты что, хочешь сказать, что я конченный нищеброд и не смогу оплатить твой несчастный салат и мороженое?
— У меня еще фондан был, — педантично заметила Аленка, а Макс поморщился, всем видом показывая, что это все тлен и суета.
— Сотней больше, сотней меньше — все равно по миру пойду, — фыркнул он и отодвинул счет на самый дальний край стола, так, чтобы Аленка до него точно не дотянулась. Вот и хочешь быть современной, не хочешь отягощать никого собственной прожорливостью — осталось только понять, кому это еще нужно, кроме собственного самолюбия, которое сейчас раздраженно бурчало, что вообще-то тот же фондан отнюдь не сотню стоил. Но спорить с этим мужчиной, кажется, было совсем бесполезно — да и блин, ну какие споры, тут ребенок отрубался прямо в кресле.
Нет, нищебродом Макс не казался. Простой парень с нормальным достатком. Без особых заморочек, без пристрастия к брендовым рубашкам или дизайнерским галстукам. Хотя, честно говоря, Аленка в этом совершенно не разбиралась. И она бы с двух шагов никак бы не отличила дизайнерских джинс от штанов из какого-нибудь Ооджи. Разве что кто-нибудь ей подписал бы дизайнерский вариант.
— Прыгай назад, — велел Аленке Макс, когда она топталась у подъехавшей к Максу машины такси и не знала, как бы ей ухитриться Макса хоть поцеловать на прощанье. Моральные терзания «не при ребенке» давили, конечно, но блин... Аленка же соскучилась по Максу, ужасно соскучилась.
— Я же в гостиницу, — пискнула Аленка непонимающе, а Макс поудобнее перехватил дремлющую у него на руках Лизу и едва ли не яростно уставился на девушку.
— Ты едешь ко мне, — сердито и безапелляционно заявил он, — какая к черту, гостиница? Я сегодня не смогу Лизку одну дома оставить. Валю-то я отпустил.
— Ты точно обкурился, — простонала Аленка, но руки уже открывали дверцу машины. Не так уж нужны были те уговоры, Аленке смертельно не хотелось расходиться с Максом.