И я скрежетала зубами.
Например, следующая забавная фраза: «У Джорджа есть двоюродный брат, который в полицейских протоколах обычно значится студентом-медиком».
У меня она вызывает приступ смеха всякий раз, когда я перечитываю роман.
Ирка меня в упор не понимает.
– И что? – спрашивает она. – В чем юмор?
– Да ты послушай, – втолковываю я, – «обычно значится в протоколах студентом-медиком»!
– Ну, понимаю, – говорит Ирка. – Значит, он часто попадает в полицию. И там его, естественно, спрашивают, где он работает или учится… Что смешного? Мелкий хулиган!
– Да, – зверея, объясняю я. – Но ничего такого Джером о нем не говорит! Он просто замечает, что брат «обычно значится…»
– …«студентом-медиком», – договаривает Ирка. – И что смешного?
– Вдумайся! – втолковываю я. – Какая емкая характеристика! И это притом, что про человека ничего плохого вроде бы не сказали…
– Это я понимаю, – отвечает Ирка. – Я не понимаю, над чем тут смеяться.
И через полчаса мне самой начинает казаться, что ничего смешного в этом романе нет.
При этом я должна заметить, что Ирка человек в высшей степени начитанный и интеллектуальный. Но у нее отсутствует какая-то извилина в мозгу, отвечающая за восприятие английского юмора.
А у глуповатого Толика эта извилина присутствует.
Очень странно.
* * *
Приехав домой, я нашла Максима и добросовестно передала ему все, что узнала от врача.
Новости сводились к одному-единственному слову:
– Посмотрим!
– Понимаешь, – объясняла я, – не ясно, что с девочкой будет, когда она из шока выйдет. Иногда человек поправляется самостоятельно, а иногда никакими заграничными лечебницами уже не поможешь. Нужно ждать. Сделать пока ничего нельзя. Ее мозг сейчас пытается справиться самостоятельно, поэтому огораживает себя от внешнего мира. От новых потрясений.
– Понятно, – ответил Максим. Его лицо было хмурым.
– Слушай, Макс…
Он поднял на меня вопросительный взгляд.
– Да?
– Что ты знаешь про Толика?
– Про Толика? – искренне удивился Максим. – А почему ты спрашиваешь?
– Сама не знаю, – ответила я. – Просто мне показалось странным, что он читает Джерома.
– Толик читает Джерома? – поразился Максим. – Не может быть!
– Вот и я говорю: странно, – поддержала я.
– Толик мне казался славным, но… как бы сказать…
– Недалеким, – подсказала я.
– Да, пожалуй… Не семи пядей во лбу, и меня это устраивало. Зачем мне водитель-интеллектуал?
– А справки о нем ты наводил, когда на работу принимал?
– А как же!
Макс быстро порылся в столе.
– Вот!
Он достал папку с личным делом Толика. Открыл ее и вытащил анкету.
– Двадцать пять лет… Водит машину с восемнадцати лет… Никаких проколов, абсолютно чистая анкета… Образование среднее, то есть, школа. После школы работал грузчиком в магазине…
Максим еще раз пробежал анкету глазами. Пожал плечами и сказал:
– Все!
– Грузчиком? – переспросила я задумчиво. – Странно…
– Что странно?
– Странно, что после школы он пошел работать грузчиком. Имея водительские права. Почему не пошел в таксисты? Машина у него есть?
– Есть, – ответил ошарашенный Максим. – Старая «Нива»…
– Мог бы бомбить самостоятельно… А он грузчиком работает.
Я побарабанила пальцами по столу и повторила:
– Странно.
Максим взялся рукой за голову.
– Ты хочешь сказать…
– Я пока ничего не хочу сказать, – перебила я. – Он ведь не один год у тебя работает?
– Полтора.
– Вот видишь! За полтора года ничего криминального. Это довод в его пользу.
– Пожалуй, – согласился Максим.
– А вот роман Джерома – это довод против него. Не стыкуется эта книга с образом глуповатого водилы, который он лепит.
– Пожалуй, – поддержал Максим убитым голосом.
– Не будем делать выводы заранее! – призвала я. – Разузнай сначала.
– Сегодня же и займусь, – пообещал Максим с ожесточением.
– Почему такая спешка?
– Потому, что он возит мою жену и моего ребенка! – ответил Максим с напором.
И выскочил из кабинета.
Все, держитесь враги. Если что, мало не покажется.
Вечером ко мне в комнату пришла Элла. Вообще-то, она меня днем избегала. Сама не знаю почему.
– Как дела? – спросила Элла, беспечно перебирая кремы на моем туалетном столике.
– Нормально, – ответила я.
– Как съездила?
– Нормально, – повторила я. Хотела спросить в свою очередь, почему Элла отказалась ехать в больницу. Но посмотрела на напряженное лицо приятельницы и передумала.
– Марью Гавриловну видела? – продолжала Элла свой странный вопрос.
– Видела.
– Что она тебе сказала?
Я немного помолчала. Так. Мухи должны быть отдельно, а котлеты отдельно.
– Что ты имеешь в виду?
Элла отодвинула от себя баночку с кремом и посмотрела на мне прямо в лицо. Ее глаза лихорадочно сияли. И вообще, она была ужасно красивая. Только красота эта была… не знаю, как сказать…
Безрадостная. Нездоровая.
– Это Стефан? – спросила Элла напрямик, в точности повторив мой вопрос Марье Гавриловне.
Я притворилась удивленной:
– В смысле?
– Отец Жениного ребенка Стефан?
Увильнуть было невозможно, но я попыталась:
– Спроси у Марьи Гавриловны…
– Нет, – отказалась Элла. – Я ей в глаза посмотреть не смогу. Ответь сама. Стефан?
– Да, – ответила я.
Элла захлебнулась сокрушительной новостью. Мне кажется, что она была к ней готова, но все равно новость ее ошеломила.
– Стефан, – повторила она убитым голосом.
Закрыла лицо руками и посидела так несколько минут. Потом отняла руки от лица и спросила с лихорадочной поспешностью:
– Она поправится?
– Никто этого не знает.
– И сделать ничего нельзя?
Я молча покачала головой.
– Знаешь, – сказала Элла вдруг. – Я бы его убила.
– Я бы тоже, – ответила я совершенно искренне.
– У меня странное чувство, – продолжала Элла, не слушая меня. – Такое ощущение, словно пелена с глаз упала. Мне теперь все время стыдно. Невыносимо стыдно. Перед всеми. Перед прислугой, перед соседями, перед собой, перед тобой…
Она посмотрела мне в лицо.
– Ты меня осуждаешь?
– Нет, – ответила я. – Кто я такая, чтобы тебя осуждать?
– Ты мужа не предавала, – сказала Элла. На ее щеках все ярче разгорался больной румянец.
– Ничего, у меня есть другие недостатки, – попробовала я перевести все в шутку. Уж очень мне не нравился лихорадочный блеск ее глаз!
Но Элла не поддалась на провокацию.
– Я дрянь, – сказала она неожиданно.
– Эля!
– Я хуже, чем дрянь.
– Прекрати!
– У меня такое ощущение, как будто я вся перемазана в чем-то липком и вонючем… Перемазана в Стефане…
Она посмотрела на меня и спросила:
– Я заболела, да?
– Нет, – ответила я очень твердо. – Ты поправляешься.
Она кивнула. Несколько минут мы сидели молча.
– Ладно, – сказала Элла и поднялась с места. – Пойду, попытаюсь поспать.
– Не казни себя, – посоветовала я.
– Не могу, – ответила Элла беспощадно. – У меня только сейчас глаза открылись.
– На что?
– На все, – ответила она загадочно.
И вышла из комнаты.
Следующий день прошел обманчиво спокойно. Разница была только в том, что Эллу с дочерью отвез в город не Толик, а Максим.
Толика бросили на техобслуживание машин. Он не удивился, а привычно взялся за дело.
Не удивилась и я.
Конечно, книжка, обнаруженная мной в салоне, еще не улика. Но выглядит это чтиво подозрительно. Во всяком случае, подозрительно для глуповатого водителя.
Ситуация осложнялась еще и тем, что Толик жил в доме. Нет, у него, конечно, была городская квартира, но там он появлялся только тогда, когда Максим давал ему отгул. Такое случалось не так уж часто.
Но Толик не протестовал.
Жизнь в доме Волоховых была отлажена с максимально возможным комфортом как для хозяев, так и для обслуживающего персонала.
У людей, работающих в доме, была своя половина. Конечно, комнаты в ней обставлены не так роскошно, как гостевые спальни, но они вполне уютные и удобные. Максим был хозяином строгим, но справедливым. И если он требовал добросовестной работы, то столь же добросовестно ее оплачивал. Так что за пять лет ни один человек, работавший в доме, не попросил расчета.
Если Толик явился к Максиму с «нечестными намерениями», то у него были самые широкие возможности для их реализации.
Волоховы приехали домой вечером.
– Как дела? – спросила я у Эллы.
– Как сажа бела, – ответила она мне с загадочной улыбкой. И похвалила:
– Ну, у тебя и нюх!
– Ты про Толика? – испугалась я. – Что-то неприятное узнали, да?
– Да как сказать, – ответил Максим, появляясь в библиотеке. – Сам не знаю, приятное или нет… Где он?
– Не знаю, – ответила я. – Наверное, в своей комнате.
– Попроси горничную позвать его сюда, – распорядился Максим.
Горничная отправилась выполнять хозяйское поручение, а я спросила:
– Мне уйти?
– Не стоит, – ответил Максим. – Побудь здесь. В конце концов, это ты кашу заварила…
– Я хотела как лучше, – начала я и тут же осеклась.
В кабинет вошел Толик.
– Звали, Максим Леонидович? – спросил он простодушно.
Такой милый глуповатый парень.
– Ладно, хватит, – ответил Макс. – Я уже знаю, что ты прекрасный актер.
Толик немного похлопал ресницами. Поочередно оглядел хозяина, меня, Эллу и удивленно спросил:
– Это вы о чем?
– О позапрошлогоднем выпуске «Щуки», – ответил Макс. – Ты же закончил Щукинское училище? Кстати, забыл спросить: кто у вас был мастером?
Толик опустил глаза в пол. Несколько минут длилось молчание.
Когда Толик снова поднял глаза, это был совершенно другой человек. Превращение произошло так незаметно, и это было таким ошеломляющим, что у меня перехватило дыхание.