Да не скучаю я вовсе. Мне очень нравится наблюдать за тем, как Богдану ловко удается найти подход к моей дочери.
Тем не менее спускаюсь к берегу, чтобы не выглядеть совсем уж одичалой, а Богдан с Катей уже по пояс в воде. Вернее, Богдан зашел по пояс в озеро, а Катюшу он посадил к себе на плечи.
Ну и ну.
Любая бы на моем месте, скорее всего, разнервничалась. Не каждая отважилась бы доверить свое дитя мужчине, о котором мало чего знаешь. Но мне почему-то спокойно за Катеньку. Я совершенно не волнуюсь за нее, ведь знаю, что сейчас она находится в надежных руках.
Присев на траву, я с улыбкой на устах наблюдаю за тем, как они плавают в озере. Богдан словно дельфин катает дочку на своей спине, а ей только в радость побултыхаться в воде под руководством столь профессионального пловца.
— Мам, смотри! Я плыву, я сама плыву! Без надувных нарукавников! — восторгается Катюша, которая действительно за такое короткое время научилась держаться на воде.
Правда, Богдан всё равно страхует ее, держа свои руки под ней и не спуская с нее глаз.
Из них получается неплохой такой тандем. Не то что со Стёпкой когда-то. У того нервов не хватало, чтобы научить Катюшу плавать. А Богдану удалось за считанные минуты, без нервов и лишних слов. Всё говорил по делу, вот это и дало результат. Одно удовольствие наблюдать за ними двумя.
— Да ты ж моя умничка! — посылаю ей воздушный поцелуй. — Я прям белой завистью завидую тебе, дочурка.
Не могу нарадоваться за нее, в груди печет от вида ее живых эмоций. Так, что самой хочется нырнуть в воду и освежиться. Но не готова я, потому что рядом с Богданом я становлюсь уж больно рассеянной. Для меня он и есть тот самый отвлекающий фактор.
— А мне? — внезапно протягивает Богдан, подмигивая мне из воды, на что я хлопаю ресничками и вопросительно веду бровью.
— Что тебе?
— Мне воздушный поцелуй разве не полагается? Не заслужил еще, что ли? — театрально надувает он губы, вернув Катюшу на свои плечи, а та хохочет задорно и ножками болтает, разгоняя волны вокруг себя.
Ох, и что же Богдан делает со мной? Я и так тут сижу вся красная как вареный рак, а он только сильнее меня смущает перед дочерью.
— Всему свое время, — произношу я, кое-как совладав со своей робостью.
— Что ж, буду ждать с нетерпением, — заверяет Богдан с открытой улыбкой.
Вскоре солнце заходит за горизонт, и мы возвращаемся домой. Вкусно отужинав, мы желаем друг другу спокойной ночи и разбредаемся по своим комнатам.
Это был чудесный день. Если убрать за скобки некоторые моменты, то сегодняшний день правда выдался незабываемым.
Просыпаюсь я гораздо позже обычного. Дочка тоже еще и не думает вставать. Очевидно, вчерашняя приятная усталость так сказалась на нас.
Ладно. Не буду будить Катюшу. Пускай отсыпается.
Быстро приняв душ, я заворачиваю волосы в полотенце, накидываю на себя халат и спускаюсь на первый этаж, чтобы приготовить для всех завтрак.
Вхожу в кухню, а за обеденным столом уже сидит Богдан, облаченный в белую футболку и пижамные штаны, и с вдумчивым видом попивает кофе.
— Доброе утро, — бодрым голосом обозначаю себя.
Он поднимает голову, и его губы тотчас расползаются в приветливой улыбке.
— Доброе, Наташенька, — поднявшись из-за стола, он шустро наливает в чашку свежесваренный кофе и передает мне.
— Спасибо, — киваю я в знак благодарности.
Залившись румянцем, отпиваю глоток бодрящего черного кофе. Смотрю на Богдана, а он на меня неотрывно.
— Как спалось?
— Просто отлично. Вчера мы так хорошо погуляли, что спали с Катей как убитые.
— Я тоже… Тоже впервые за долгое время отрубился как только на кровать упал, — признается он, а затем стирает улыбку с лица и тянет взгляд с меня наверх. — Катя же еще спит? — интересуется он, и его серьезный вид меня слегка настораживает.
— Да, а что?
— Я бы хотел с тобой обсудить кое-что, — произносит он мрачно, после чего я врастаю босыми ступнями в пол.
— Только не говори, что снимки с нашим поцелуем всё же слили в интернет, — проговариваю я дрожащим голосом, на что Богдан давится глотком кофе.
Что за реакция такая? Или он хотел поговорить совсем не об этом?
Богдан тем временем откашливается и отодвигает чашку в сторонку, затем он вынимает из кармана штанов телефон, снимает его с блокировки.
— Если честно, я еще не заходил сегодня в интернет. Но давай сейчас вместе и проверим…
Господи…
— Давай п-проверим, — напрягаюсь всем телом, и как только он вбивает в поисковую строку свою фамилию, я зажмуриваю глаза со всей силы.
Проходит минута, другая, третья… Богдан молчит.
Осмеливаюсь открыть глаза, и по застывшему выражению лица Богдана я понимаю, что дела наши плохи…
Доигрались…
Он хотел, чтобы о его «фальшивой» семье узнали только Старовойтов и члены избирательной комиссии, но, похоже, о нас с Катей теперь знают все, кто хоть капельку интересуется политикой и главными кандидатами на должность градоначальника…
А это крах… Кто-то может узнать меня или Катю, и тогда… Конец всему… Нам-то с дочерью терять нечего, а вот Богдану… Он потеряет все очки, если вскроется наша ложь.
— Ну что там? Сильно всё плохо? — в нетерпении проговариваю онемевшими губами и на всякий случай сажусь на стул.
— Да вот, сама полюбуйся, — Богдан отмирает и разворачивает к моему лицу экран своего смартфона.
А там, а там…
Глава 19
Наташа
Сколько бы ни перечитывала заголовки статей, где фигурирует фамилия Богдана, ни в одной из них не упоминается никакой поцелуй.
В них вообще нет упоминаний обо мне. Все статьи старые. Такие, какие я их помню. Еще с поездки в троллейбусе.
— Ничего нет, — изумляюсь я, — это же хорошо? Или может быть, еще рановато для таких новостей?
Богдан с торжествующей ухмылкой на лице блокирует телефон и прячет в свой карман. Довольный как слон.
— Ничего не рано. Все важные статьи публикуются в семь утра, чтобы люди за чашкой утреннего кофе, пока собираются на работу, ознакомились со свежими новостями. А раз статьи нет, значит, опасность миновала, можно смело выдохнуть.
И я выдыхаю демонстративно. Это очень хорошая новость.
— Это всё ты, да? Ты повлиял на то, чтобы снимки не опубликовали? — настораживаюсь я, рассчитывая на то, что Богдан не сделал ничего неправомерного.
— Да пустяки, я практически ничего не делал, — таинственно отвечает Богдан и отмахивается, но по лицу вижу, что он мне что-то недоговаривает. И это ой как мне не нравится.
— Охотно верю, — саркастически проговариваю и складываю руки на груди. — Так и о чем ты хотел поговорить со мной?
— О твоем предстоящем… — начав так убедительно, Богдан неожиданно обрывает речь, мнется чего-то. — Я хотел бы… хотел бы поговорить с тобой о выходных. Чем займемся в предстоящие дни? Если у тебя имеются какие-нибудь пожелания, можешь озвучить их.
Хм. Богдан явно хотел поговорить не о выходных.
Ну ладно. Будем считать, что мое чутье меня обмануло.
— Пожелания? Ох, я даже не знаю, — в растерянности закусываю нижнюю губу. — Обычно мы с Катюшей проводим выходные за творческими занятиями. Ей очень нравится мастерить поделки. В прошлую субботу, например, мы с ней лепили из пластилина фигурки животных, а в воскресенье делали мозаику из бисера.
— Творчество, значит, — хмыкает Богдан, барабаня пальцами по столешнице. — Что ж. Тогда буду иметь в виду.
В безмолвной тишине мы допиваем кофе, после чего Богдан сообщает мне, что ему нужно ненадолго отъехать.
Богдан
С Наташенькой мне хочется быть предельно честным и откровенным, а вот расстраивать ее и разочаровывать в мои планы не входит. Хватит с нее и того, что я предложил ей стать моей фиктивной женой, особо и не надеясь на положительный ответ.
Но это, на мой взгляд, был единственный способ заставить Наташу с Катей задержаться у меня как можно дольше. И они сейчас здесь. Наташа вошла в мое положение и подыграла мне, чему я был несказанно удивлен. И теперь моя задача заключается в том, чтобы не разочаровать ее, не заставить ее пожалеть о своем решении.
Поэтому, разумеется, я был вынужден скрыть от нее тот факт, что флешка с фотографиями нашего поцелуя со вчерашнего дня находилась у меня. Вчера я догнал это чертового фотографа и вытряс из него всю правду.
Как выяснилось, Старовойтов нанял его вовсе не для того, чтобы запечатлеть наш поцелуй с Наташей. Николай Васильевич рассчитывал на то, что сможет дискредитировать меня. Спровоцировать на конфликт в ярко выраженной форме агрессии. А позиция жертвы против позиции агрессора в моем лице предопределила бы результаты голосования в пользу Старовойтова. На то и был расчет.
Да только у него всё равно ничего не вышло бы. У меня не наблюдается проблем с управлением гневом. В особенности, если меня пытается задеть человек, впавший в крайнюю степень безысходности, вроде Старовойтова. Я мог только посочувствовать ему.
Конечно же, так просто отпустить фотографа я не мог. Немного надавив на него, я изъял накопитель со снимками.
И я уже видел эти снимки. Они безумно хороши.
Наташа на них смотрится бесподобно. Вылитая богиня любви и красоты, сошедшая с небес. А вот я выгляжу на них по уши влюбленным в эту очаровательную богиню.
Фотографии вышли настолько живыми, что я бы сам с удовольствием опубликовал их, если бы у меня имелось на то право. Так я и планировал сделать… пока не увидел Наташины слезы и затаенный страх в ее невероятно красивых глазах.
Тогда я решил, что не могу пойти против воли женщины, которая заставляет меня чувствовать себя живым, а не тем бесчувственным роботом, каким я ощущал себя до встречи с ней. Не могу и всё тут.
Запала она мне в душу. Еще с первого прикосновения к ней, когда предотвратил падение в грязь около дома ее бабушки. Меня словно торкнуло.
С тех пор тянет к ней необъяснимой силой, а мое желание прикасаться к ней растет в геометрической прогрессии.