и даже я теперь с собой на ты.
27.02.2021
FIDES PENES AUCTORES ERIT[2]
Не пишите про меня некрологи.
Не выбивайте на камнях эпитафии.
Пожелайте попасть к своему Богу
На уроки истории и географии.
14.11.2020
На вешалке
на вешалке,
от двери слева
забыты лица.
две недели
уже за ними
не приходят.
чужие тени
одиноко бродят
по лестницам
пустых подъездов.
жильцы в отъезде.
в отпуске.
на море.
они вернутся.
вскоре
закончатся
движенья света.
зима снаружи.
все по-летнему одеты.
быть может, мы
Адам и Ева.
не выпито вино.
кусочек хлеба
скучает на столе.
и ветром в голове
проносятся
нелепые признания,
неясные слова.
слышны едва-едва
метели.
мы все друг другу
до сих пор
не надоели.
забыты лица.
на вешалке.
от двери слева.
куплет пропет.
но я забыл
мелодию припева.
16.02.2021
Выдох длиною в любовь
Я лежал на заднем сидении то ли такси, то ли машины с папиной
работы.
А может это была карета Скорой Помощи.
Все самое страшное, что могло произойти в этот день, уже
произошло.
Семилетнему ребенку вылили на живот кипяток.
Случайно, конечно.
Утром.
В первый день весенних каникул.
Перед походом в цирк.
Огромные волдыри уже покрыли всю территорию моего живота
ниже пупка.
И лишь писюлек не пострадал.
Торчал нетронутым.
Я был завернут в зеленый плед, которым обычно накрывалась
мама, когда смотрела телевизор.
Пекло внизу так, что казалось, что я попал в пекло.
И я кричал, задыхаясь боли и обиды сидящему рядом отцу: «Папа, дуй. Папа, дуй. ПАПАДУЙ!!!»
Это крик о помощи, беспомощность,
страх и слезы.
И папа дул.
От дома до больницы.
Не прерываясь ни на секунду.
И гладил меня по голове.
Говорит он не мог физически.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Что это было?
Проявление отцовской любви.
Настоящей, всеобъемлющей, бесконечной.
Простой отцовской любви.
А еще это было наша животная связь.
Вожака стаи и попавшего в беду волчонка.
Все настоящее от любви,
от которой щемит сердце до сих пор, хотя прошло уже 46 лет.
Моя первая Больница.
Без родителей.
В детском ожоговом отделении.
Первая встреча со смертью.
Лежавший со мной в одной палате 3-летний мальчик умер у мамы
на руках.
Ночью, сквозь стоны.
Две недели самостоятельной жизни.
Семилетний школьник.
Со странной повязкой.
Процедуры. Боль.
Опять процедуры.
Меньше боли.
Страх одиночества, особенно по ночам.
Перевязки. Бинты, прилипшие к коже.
Страх перед перевязками.
Стыд перед санитаркой, приносящей мне утку.
«Детка, пописай!»
Стыд перед общим туалетом в коридоре.
И дикое желание домой, домой, домой…
Уже никому неинтересно,
почему гостившая у нас дочь папиного друга,
наливая мне чай, промахнулась мимо чашки и от неожиданности
не остановившаяся сразу! Просто подними чайник.
Но кипяток лился и лился дымящейся струей.
Уже давно нет следов от тех волдырей.
Но до конца своих дней я буду знать самую главную просьбу,
которую до последнего выдоха выполнял мой отец.
Папа! Дуй! ПАПАДУЙ!
И до самого его ухода я признавался ему в любви странным
образом.
Смотрел в эти бесконечно умные и добрые глаза и спрашивал
в одно слово: «ПАПАДУЙ?»
Он улыбался в ответ, прикрывал глаза,
пряча слезы,
и произносил как заклинание: «Папа! Дуй!»
И ему становилось легче дышать.
Волшебные слова, лечащие все мои раны до сих пор!
ПАПА! ДУЙ!
Амэн!
Что в данном случае одно и то же.
О любви?
Об этом я еще никогда не писал.
Тема была под запретом.
Никто не знает было ли все это на самом деле.
Даже я.
Может это совместный плод воображения и юношеских
комплексов.
А может еще одна красивая история из жизни,
почти о любви.
Мне повезло.
Кто-то предположит, что истина и правда где-то посередине.
Так обычно бывает.
Но уж очень не хочется, чтобы как обычно.
Не хочется давно.
Почти всегда.
Но сегодня особенно.
Получается реже,
чем хочется,
но чаще,
чем может быть.
Я избегал до сих пор в публичных путешествиях
в прошлое историй о любви.
Избегал. Боялся.
Теперь ругаю себя за это молчание.
Чаще всего неразговорчив был по двум причинам.
Первая – как бы благородная – боюсь «обидеть» вторую сторону.
Вдруг уже никто ничего не помнит. Или помнит, но…
Ну вы понимаете, о чем сейчас речь.
Вторая – как бы банальная и всем понятная.
Может подвести память.
За давностью лет.
Имена перепутаю. Годы. Места.
Жуть!
На самом деле все очень необычно.
Тут нужна особая нежность.
Особая осторожность.
И специальные скальпели для снятия слоев времени.
Одно дело хвастать своими любовными победами
и поражениями, превращая все в веселые воспоминания
молодости где-нибудь за дружеским столом.
Или пытаться в морально-дидактической беседе объяснить
молодым и резвым, что и как надо делать.
А они слушают больше из уважения к возрасту.
Но я должен нарушить это «обет молчания».
Станет легче.
С максимальной конспирацией.
Не хочу носить все это в себе.
Кому-то наша история может показаться слегка пошловатой.
Но это абсолютно не так. Гарантирую.
Готовьте себя к сказке с хорошим концом.
Прошло почти тридцать лет.
В некотором царстве…
Лене было 17-ть. Мне – 26-ть.
Я ее учил. Совсем недолго.
Пару летних месяцев.
На подготовительных курсах.
Никаких особых отношений.
Красивая девочка с короткой стрижкой.
Улыбчивая.
Стройная.
Но я абсолютно не воспринимал ее, как и всех моих
учениц и студенток, в качестве объекта мужского внимания
и эротического вожделения.
(2 табу я соблюдаю всю жизнь:
никаких отношений с ученицами и с девушками, не достигшими
18-ти лет)
Домашние задания выполняла регулярно.
Потом я проверял ее вступительное сочинение.
Или диктант.
Не помню.
Но оценка была хорошей и честной.
Лена поступила.
Начался учебный год.
Я преподавал.
Она училась.
Мы практически не пересекались.
Иногда встречались в коридоре, искренне улыбались друг
другу, перебрасывались парой ничего не значащих фраз
и растворялись в гулких коридорах.
В противоположных направлениях.
Неважно, как называлась должность, которую я занимал.
Это продолжалось недолго и ожиданий руководства
я не оправдал.
Важно в этой истории, что у меня был маленький кабинетик.
И как-то на перемене ко мне зашла Лена.
Через два месяца после первого сентября.
Просто постучалась и зашла.
Закрыла изнутри дверь.
Прислонилась к ней спиной.
И начала говорить.
Спокойно.
Про очень личное.
И очень настоящее.
Это было признание.
Похожее на предложение.
Неприличное и непристойное, если смотреть на него
с общепринятых этических-нравственных позиций.
Мне говорили, что не могут так больше, что нам надо
попробовать быть вместе.
Не вместе в жизни.
А вместе сначала ночью.
Ну или не ночью.
Любить друг друга можно в любое время дня и ночи.
Да, да!
Именно о плотской любви мне говорила девочка-первокурсница.
Со знанием дела.
Спокойно.
Убедительно.
Развратно.
Я, опешив, мямлил в ответ какие-то глупости.
Пытался объяснить, что так нельзя.
Она – студентка.
Я преподаватель.
Ну и прочая хрень.
Просто сказать, что не хочу этих отношений, смог только придя
в себя минут через 10.
Аж вспотел.
Это было неяростное, но твердое «нет».
Лена отнеслась к отказу как-то просто и буднично, как мне
показалось.
– Нет, чувак? Ну так нет! Хотя ты дурак набитый.
Примерно это читалось в ее взгляде.
Она сделала контрольный выстрел.
Еще одну попытку.
Не попала.
Лена просто вышла из кабинета.
Без смущения.
Спокойно закрыв дверь с другой стороны.
этот кошмар уместился в перемену.
И внес перемены в мое понимание жизни.
Больше мы не виделись.
Вскоре я уволился.
Не из-за этого случая.
Меня «съели» коллеги.
Тогда я еще не знал, что неплохие вроде люди могут быть злы
и коварны.
Но это не имеет отношения к нашей истории.
Прошло два года.
Я по-прежнему не был женат
И по-прежнему зарабатывал себе на жизнь ведением всяких
концертов и мероприятий.
В этом смысле до сих пор мало что изменилось.
И вот наступил ноябрь. Очередной концерт во Дворце Спорта.
Международный день Студентов.
А может какой другой повод.
Мне до сих пор все равно, что вести.
Уже и не помню, кто выступал из звезд.
Но кто-то точно пел.
Потом какой-то обычный «банкет».
А потом наша веселая компания почему-то оказалась дома
у моего приятеля.
У черта на куличках.
На краю Вселенной.
Зато в отдельной 4-х комнатной квартире.
Мы пили, ели, смеялись!
Мужчины были между собой знакомы.
Дам я видел впервые.
Студентки.
Чьи-то подружки.
Они были милы и общительны.
Все, кроме одной.
Яркая стройная блондинка.
В модных сапогах выше колена.