Ел свой изюм на законных основаниях. Совесть спокойна!
И до сих пор, прежде чем добавить изюм в творог, кашу или сырники, я обязательно стараюсь его чуточку подварить.
Не просто залить кипятком, а именно прокипятить хоть одну минутку. И дать поостыть, не сливая воду.
А сухой изюм я никогда не любил… К зубам, знаете ли, липнет. И сока нет внутри. Ни капли.
А без сока какое удовольствие?
Никакого! Совсем!
Недобрая сказка о дефиците лекарственных средств, добрых соседях и перенесенных трамвайных остановках
Жил-был почти давным-давно, когда трамваи еще не бороздили подземелья, а спокойно скрежетали железными колесами на свежем воздухе, в одном провинциальном советском городе один еврейский мальчик.
Хотя справедливости ради нужно отметить, что во время описываемых событий он не очень осознавал свою национальную сущность.
Он был просто мальчик.
Пухлый, но в меру.
Веселый и слегка наивный.
Любитель пельменей из пачки, маминых вареников с вишнями и книг про животных.
Учился хорошо, хотя времени на домашние задания почти не тратил.
Само все запоминалось.
Но учителя все равно его хвалили.
Мама и папа слегка баловали, за шалости не наказывали, ремнем не воспитывали.
Он выносил мусор и ходил в магазин за молоком и хлебушком.
И казалось мальчугану, что мир вокруг него исключительно приветлив, добр и красив.
Справедлив даже.
Но однажды случилось такое…
Поздним-поздним вечером, когда все сверстники уже обычно спят, ребенок поскользнулся в коридоре своей квартиры.
На скользком линолеуме не удержал равновесие, упал на трюмо в прихожей и разбил лицо.
Сам виноват. Нечего перед зеркалом танцевать.
Сильно лицо разбил, потому что прямо на стекло упал.
Крови много было.
И мама тут же упала в обморок. Она при виде крови всегда падала в обморок.
А папы дома не было.
Он гулял в парке. Врачи прописали.
Сначала мальчик позвонил в дверь соседям.
Не растерялся наш раненый герой.
Попросил тетю Галю помочь маме. Ведь тетя Галя доктор, хотя и жена ректора политехнического института.
А еще тетя Галя кандидат медицинских наук. Она обязательно поможет.
В это время вернулся папа.
Он не удивился отчего-то произошедшему и сразу повез героя в травмпункт.
Фронтовики просто к ранениям привычные люди.
Дело было вечером.
Время было советское, глубоко застойное.
На дворе – декабрь.
Повез на чем?
Не помню.
Своей машины у нас никогда не было.
А в травмпункте не оказалось наркоза.
Почему-то закончился у докторов наркоз.
А может подвезти забыли.
А может они его спрятали под замок, а ключ потеряли?
Так бывает.
И найти его не было ну никакой возможности.
А зашить рану ну очень было надо.
И наложили пострадавшему швы наживую.
Без обезболивания.
Кривой такой иголкой взяли и зашили.
Отвлекали все разговорами от боли.
6 швов на переносицу и 2 шва на щеку.
Но стойко перенес юный мужчина сильную боль, был горд собой и присутствия духа не терял.
И слез не было. Ни одной.
Нет наркоза – нет слез.
Шрамы на лице ведь украшают мужчину.
А на детском?
Все в травмпункте закончилось хорошо.
Доктора тогда были очень высококвалифицированными.
И, посидев десяток минут в коридорчике, вышли двое в ночь, держась за руки.
Дошли они до трамвайной остановки, и сели они в трамвай, и поехали они из больнички домой.
Машины-то не было.
Времена же старинные. Откуда машине взяться?
И про убер-шмубер никто и мечтать не мог.
А это был тот самый последний трамвай, который всегда едет в парк.
Вы же помните, что дело у нас происходит в сказке!!!
Ночь, снег.
Аптеки и фонаря не видно.
Пустой трамвай.
И немного болит.
И надо же такому случиться, что остановку, которая еще недавно была прямо напротив их дома, за месяц до этого несчастного случая перенесли.
Метров на 600.
На соседнюю улицу за углом.
С улицы Советской, 5 на улицу Краснознаменскую, 6.
Вагон был пуст.
Это важно.
Кроме папы и сына ни одного человека.
И отец, понимая, что ребенку больно, попросил тетеньку вагоновожатую притормозить на старом месте, на старой остановке.
Чтобы ближе было идти.
Показал на лицо мальчика, объяснил ситуацию.
Все чин по чину, как у людей положено.
Пустые улицы, пустой трамвай. Никакой спешки.
Но не остановился вагон.
Поехал дальше. За угол.
На новое место.
На Краснознаменскую, 6.
Все по правилам.
Не пожалела тетя-вагоновожатая ребенка.
Может не положено, а может все равно ей было.
Мало ли у людей своих проблем…
И вышли двое из вагона через заднюю дверь.
И шли, снова взявшись за руки, и молчали.
Молчали об
одном и том же.
Каждый по-своему.
И с этого дня мир для меня, десятилетнего, стал другим.
Ни лучше и ни хуже.
Другим.
Без слез.
Москва-Волгоград-Киев-Иерусалим. 2009–2019
Про ненависть к слову «пюрировать», три вида отличного пюре, про квашеную капусту и влиянии мировой политики на кулинарную практику!
Начнем с риторического вопроса.
Вы любите пюре?
Обычное картофельное пюре. Или необычное картофельное пюре.
Или пюре от недавно ушедшего от нас маэстро Жоэля Робюшона.
Любите, признавайтесь, что любите, ведь его невозможно не любить.
Если вдруг вы не из наших – дочитайте. Будет шанс сделать жизнь вкуснее.
Пюре – продукт удивительный и по простоте приготовления, и по общественно-социальной значимости.
Пюре это одновременно и простая, достаточно быстрая еда, и в это же самое время – гордость национальных кухонь, причем не только французской.
Пюре ведь можно приготовить за два часа, а можно и за 15 минут, если меленько порезать картошечку в кастрюльку.
Какой простор для творчества!
Существуют сотни сотен рецептов его приготовления. Миллионы людей уверены, что именно они готовят самое правильное и самое вкусное пюре.
Для меня есть три главных вида этого блюда:
– мамино, оно же белорусское;
– «мишленовское» из картошки в мундире, холодного масла, сливок и мускатного ореха от маэстро Робюшона;
– моя веселая конопатая фантазия!
(Чуть-чуть терпения, друзья, чуть терпения). Дойдем и до него.
И заранее извинения за наглость!
Мамино пюре это не еда.
Это память, это эталон, это символ. Это закрытые от удовольствия глаза. После приготовления, само собой!
Хотя если бы мама прочла все эти восторги, то сильно удивилась и смутилась немедленно, последнее я видел чрезвычайно редко. Мама не из слабаков.
Мамино холодное пюре я не только ел из тарелок и кастрюлек! Я намазывал на кусочек черного хлеба, иногда предварительно натирая горбушку чесноком.
И это был прекрасный бутерброд. Картофель весьма успешно заменял и сыр, и колбасу.
Белорусские традиции картофелеварения тому причина.
Всего и делов-то, просто взять и чуть не доварить клубни. Слить почти весь отвар из кастрюльки. Однако чуток картофельного отвара нужно сохранить, оставить сантиметр – полтора.
В этот момент добавить соль, перец и молоко комнатной температуры. Кипяченое. Без пенки.
Уровень молока в кастрюле? Оно должно покрыть картофель до середины.
Уменьшить огонь до минимума и начать «топтать» пюре. Сливок в советское время в нашем холодильнике не было, ну а если бы и были, то тратить их на пюре считалось бы кощунством и расточительством. А мы топчем! Топчем большой вилкой, толкушкой, да чем удобно…
Молоко постепенно закипает и одновременно эротично впитывается в картофельную массу. Гуще и гуще наш шедевр. Только не останавливайтесь! Останавливаться нельзя.
Это сейчас почти манная каша, где комочек – преступление. Это почти ризотто, где остановка в помешивании есть кощунственная кулинарная безграмотность.
Как только масса станет однородной и нежной, а эта нежность видна невооруженным глазом, надо взять паузу, глубоко вдохнуть, снять кастрюльку с огня, облизать палец, которым снята проба с толкушки, добавить сливочного масла по вкусу (обычно масленка уже стояла на столе и масло было не очень холодным), поймать момент начала его таяния и спрятать внутри почти готового пюре. Сколько масла? А сколько есть а масленке, столько и кладите!
А еще через минуту беритесь за физическую работу вновь! Мешайте! Не мне! Картошку!
Уже делайте это размашистыми движениями, но все также тщательно.
Через пять минут все будет готово.
Накрывайте немедленно кастрюльку крышкой, заматывайте в полотенце, засовывайте под подушку, а следом накрывайте одеялом. Лучше самым толстым!
Пюре должно дозреть.
Все же знают, что есть этот продукт нужно не горячим?
Время начала трапезы определялось в те годы либо временем моего прихода из школы, либо временем прихода папы с работы. Про котлеты, сосиски, отбивные говорит не стану. Лишнее.
Считаю эти добавки неважными.
Мы с братом любили есть это пюре, добавляя тайный семейный ингредиент.
До сих пор обожаю пюре с квашеной капустой домашнего посола. Тоже маминого производства. Идеальное соотношение – 60 % картофеля и 40 % холодной квашеной капусты. Засыпать картофель капустой. Чуть примять или просто нагло перемешать. И наслаждаться.
Нежностью пюре и резковатым хрустом капустки.
Непередаваемые вкусовые ощущения! Нереальные!
Вот такое пюре из детства.
Дальше – проще! Дальше по книжке.
Рецепт пюре от месье Робюшона я приводить не стану. Оно было почти в каждом некрологе. Вдумайтесь. Рецепт в некрологе.
Вот это признание!
Скажу только, что в домашних условиях такое пюре часто готовить не станешь. Долго, дорого, трудозатратно. Хотя очень вкусно.
А наличие мускатного ореха в пюре мсье Робюшон объяснял… нелюбовью французов к картофелю. Вот такая интересная подробность.