И всегда в такт музыке, звучащей внутри.
То белыми, то красными фонариками.
Десятки бакенов.
Насколько хватало взгляда.
Иногда мне казалось, что они со мной разговаривают.
Белые тихо, красные – почти кричат.
А лунная дорожка через ночную черную речку всегда шла именно в окно моей комнаты.
И музыка дневных туристических круизных лайнеров,
«Марш славянки!»
Кораблики уходили в плавание.
И звуки десятков речных дискотек в июньскую ночь выпускных вечеров.
Все в открытое окно, все мне!
А наш выпускной?
С мечтами на корме,
с поцелуями за спасательной шлюпкой!
Ее звали Лена.
И мой единственный, югославский, пиджак был на ее плечах.
Ночные водные прогулки веют прохладой и чистой любовью.
Теперь уже можно признаться – часами я наблюдал за ней у окна.
Да не за одноклассницей!
За рекой.
Слушал и слышал…
И было так хорошо,
слегка тревожно и мечтательно.
Много воды утекло.
В прямом смысле.
Кого уж нет, а кто далече.
Но Волгой горжусь!
И до сих пор я спокойно и уверенно чувствую себя в городах, стоящих на берегах больших рек.
Надеюсь, что сумел объяснить причину.
Может еще и поэтому я так полюбил Киев.
За Днепр.
До середины которого долетит редкая птица.
И не смог по-настоящему полюбить Москву и Питер.
Далеко Неве-реке и Москве-реке до Волги-реки.
Самой большой в Европе.
Не тот масштаб.
Она же течет издалека!
И долго!!!
Всегда!
О красоте русской речи
Никогда не рассказывал этой истории.
Думал, что и не придется.
Думал, что просто останется странным приключением без последствий.
Но сегодня не получается промолчать.
Я специально не буду делать никаких выводов.
Не буду проводить параллелей.
Факты. Только факты.
Ничего, кроме фактов.
Дело вроде прошлое.
Нам с моими бывшими партнерами, не к ночи они будут помянуты, предложили поучаствовать в одном проекте в Батуми.
А точнее – купить казино.
Ну или хотя бы взять в управление.
Покупать нам было не на что, но инвестор у нас был.
Было это лет 12 назад.
Плюс-минус год.
Это сейчас Батуми – черноморский Лас-Вегас.
А тогда не было ни супер отелей, ни набережной, ни такого количества ресторанов и игорных заведений.
Мне кажется, что тогда было вообще одно казино.
В отеле «Интурист».
Хотя с интуристами тоже было совсем плохо.
Прилетели мы из Киева, где управляли лучшим игорным заведением Украины.
Важные такие.
В Тбилиси прилетели.
В Батуми тогда и аэропорт был местный.
А дальше – на машине.
Сопровождал нас наш товарищ – независимый депутат Верховного Совета Грузии.
Тоже очень важный!
Друг Саакашвили.
Ну или близкий.
Ехали мы на 2-х джипах.
С охраной.
В багажниках что-то постоянно громыхало.
Мы поинтересовались.
Нам с серьезным видом сказали, что это автоматы.
На всякий случай.
До сих пор надеюсь, что это был грузинский юмор.
Русский язык в то время был в Грузии официально не в чести.
Ни газет, ни песен, ни радиопрограмм.
Но с нами все разговаривали.
Некоторые украдкой.
Кто-то смело и открыто.
Всяко бывало.
На половине пути в Батуми автомобили неожиданно свернули с трассы и через несколько минут остановились возле придорожного ресторана в самом сердце Грузии.
Нас пригласили за стол.
Мы с партнером помыли руки и уселись за стол на широкую лавку.
И поняли, что что-то не так, что никого из грузинской части нашей делегации рядом нет.
В это время вокруг нас начали собираться небритые незнакомцы.
Выходят из ресторана, становятся у нас за спиной и молчат.
Прямо как в кино.
Дата Туташхиа и его джигиты.
Один, три, семь.
Не по себе как-то стало нам.
А «наших» грузинов (вообще пишется «грузин» в Р.п.) нет и нет.
И еды на столе нет.
И приборов нет.
Только нас двое в кольце горцев.
Что делать-то?
И вдруг главный (который Дата Туташхиа), а мы сразу поняли, кто тут за старшего, улыбается и негромко и неспешно говорит:
– Вы простите нас, пожалуйста. Я Каха – шеф-повар. Кушайте! Отдыхайте! Разговаривайте. А мы просто постоим и послушаем. Мы так соскучились по русской речи.
И в тот же миг стол начал заполняться всякими вкусностями.
Пряности и пьяности.
И мне стало слегка стыдно за свой страх.
Мне, всю
жизнь болевшему за тбилисское «Динамо», перечитавшему Думбадзе от корки до корки, стало стыдно.
За сомнения.
Пришел и наш депутат с охраной. И с козлом.
С козлом на вертеле. Запеченным.
Они, оказывается, договорились заранее о банкете.
А нас предупредить забыли.
Вот это точно по-грузински.
Забыть предупредить о застолье!
Всех стоявших мы усадили за стол.
Всех до единого.
И никто не отказался.
Ну и… не успели в Батуми на встречу.
Приехали очень поздно и… вы понимаете, в каком «очень теплом» состоянии.
Премьер-министр Аджарии нас принял на следующий день.
Познакомились. Кофе попили. Хачапури съели.
Казино мы так и не купили, денег не заработали.
Но случай этот я запомнил.
Иногда ведь я тоже скучаю по русской речи.
Выводы делайте сами.
Я предупреждал.
Оно
Оно.
Опять оно.
Это странное,
но уже знакомое
чувство,
зародившись
где-то в глубине,
во чреве,
медленно продвигается
к сердцу.
По ребрам.
Как по крутой лестнице.
Ступенька за ступенькой.
Почему-то используя только
правую сторону.
Упорно взбирается,
иногда делая
короткие перерывы,
чтобы отдышаться.
Сердце мое
в предвкушении счастья
начинает тихонько тосковать,
слегка напрягаясь
от приятных пауз.
И от перепада давления.
Верхнего и нижнего.
Внутри,
а не снаружи.
Я открываю глаза.
В этот момент
самолет
касается колесами
земли.
Шереметьево?
Тегель?
Фьюмичино? Де Голль?
Бен Гурион? Борисполь?
Кольцово? Хитроу?
Гумрак? Пулково?
Еще не знаю.
Где я теперь?
С кем?
Всюду.
И нигде.
Со всеми.
И абсолютно один.
Про жизнь тяжелую!
И стеснение природное.
Провинциальная застенчивость в чистом первозданном виде.
Я так и не научился вести себя на «светских» тусовках.
А ведь сколько времени для этого было отведено.
Сколько попыток отпущено!
Сколько пригласительных прислано по почте!
Сколько доставлено курьерами!
Причины?
Начнем с самого простого.
Не люблю опаздывать.
А в данном случае это скорее недостаток, нежели добродетель.
Прихожу вовремя и чувствую себя полным идиотом, которому больше всех надо.
Маразм?
Еще какой!
Не люблю, когда ищут фамилию в списках.
Ненавижу, когда переспрашивают.
– Плотников? А вас точно пригласили?
Хочется сразу дать в морду.
Но страшно.
Не могу есть на фуршетах.
Стоя.
Как лошадь.
Ненавижу бутербродики с иностранным названием.
Все на один укус и на один вкус.
Вольно или невольно начинаю считать икринки.
По пальцам.
Не могу пить, что дают.
Хочется почему-то всегда того, что не наливают.
Недолюбливаю подносы с фужерами.
Не верю организаторам.
Они всегда экономят.
Не знаю, куда поставить пустой бокал или ненужную тарелку.
Не знаю, где взять зубочистку или салфетку.
Не люблю здороваться с малознакомыми людьми.
И улыбаться им не люблю.
Знакомиться тоже не очень мне нравится.
Разговоры ни о чем не могу поддержать.
Нервничаю.
Не переношу все эти фразочки, сказанные обязательно во время такого разговора.
– Простите, я на секундочку!
– Еще поболтаем!
– Я обязательно наберу.
И все! Нет человека.
Он ушел от тебя к другому, более важному и знаменитому.
Не верю планам что-нибудь вместе придумать.
И прочей херне не верю.
Словесный понос.
Следы красной помады от поцелуев тоже не добавляют радости.
Кто эти леди?
И запахи эти не люблю!
Ароматы хорошей жизни!
Но чаще всего люди перебарщивают с вечерним парфюмом.
Голова начинает болеть слишком уж быстро.
От всех и от всего.
Но главное, что от себя тут.
Мутит.
Долго не выдерживаю.
Ухожу первым.
Или даже раньше, ибо часто сталкиваюсь в дверях с входящими.
Умные люди говорят, что такие встречи очень помогают в работе.
Понимаю их, но ничего с собой поделать не могу.
Да и раньше думать надо было!
Хотя какой из меня судья?
Никакой.
Многие просто жить без этого не могут.
Но…
Приглашения по-прежнему чаще всего выкидываю, не распечатывая конвертов.
Пойду сегодня в ресторан.
С друзьями.
И пожрем, и поржем!
Или завтра.
А сегодня – напишу чего-нибудь веселое и доброе, укутав ноги одеялом.
На своем диване.
И ни одного чужого лица рядом.
Провинциал!
Что с меня взять? Стесняюсь же я! Амэн!
Письмо от Шилова
Моя жизнь никогда не будет прежней.
Я совершенно серьезен.
Пару дней назад получил сообщение от своего близкого товарища.
Известного художника, режиссера и многое-многое.
Очень мною уважаемого.
Страшно творческого, невероятно талантливого. Востребованного по всему миру.
От человека, у которого очень мало свободного времени.
Разрешения на публикацию у него не брал.
Срок нашей дружбы позволяет в подобных случаях этого не делать.
Привожу дословно.
Михаил!
Так вышло, что почти всю ночь читал тебя.