И я покорно покинул помещение реанимации,
где сквозь слезы и толстое стекло смотрел,
как на больничной койке-каталке лежит папа:
такой сразу похудевший
и от этого казавшийся ниже своего и без того небольшого роста.
Из наркотического сна он еще не выходил.
И в эту секунду еще никто не знал, что дальше…
Мы тихо сидели вдвоем в ординаторской.
Одногодки.
На старых советских стульях.
Может они даже были нашими ровесниками.
Я бывал тут сотни раз. Видавшая виды и давно не видевшая хорошего ремонта советская ординаторская с высоченными потолками.
Мы с доктором знакомы много лет.
Но сегодня я мог только слушать.
У меня не было ни голоса,
ни права голоса.
«Жизненных показаний нет. Совсем. Ты понимаешь?
Он не должен был выдержать.
Нет почки, желчного пузыря, истерзанное инфарктом сердце,
воспаленная поджелудочная, ломкие как стекло сосуды и суставы.
Но он справился. Пока.
Вся операционная бригада в шоке!»
Конец цитаты.
Операций на самом деле было две.
Делали их по очереди, в один заход.
Иначе было нельзя. Не выдержал бы точно.
Это случилось в конце сентября 1999-го.
Папа ушел в конце апреля 2003-го.
Доктор, подаривший ему 3,5 года, спасибо тебе.
Доктор с хорошей и доброй фамилией Веселков.
В ваших словах, доктор, про отсутствие жизненных показаний и есть суть жизни моего отца.
Когда показаний не было, а он был.
Великий оптимист и большой философ.
Ты любил и знал жизнь по-настоящему.
Тебе ничего и никогда не доставалось просто так.
Жизнь мучила тебя, но уважала.
И не отпускала.
Кому-то там, наверху, просто было необходимо, чтобы ты был среди живых.
Как пример невиданной стойкости, жизнелюбия и человеческой порядочности.
Не знаю ни одного человека, кто говорил плохо о моем отце.
И повторю в который раз.
Если мои дети будут испытывать
или уже испытывают
ко мне хоть половину тех чувств,
которые я питаю к тебе,
то жизнь уже прожита не зря.
И вслед за тобой, копируя интонацию и голос,
я, надоедая, повторяю сыну твой любимый вопрос:
«И отчего это я в тебя такой влюбленный!».
И заранее знаю ответ.
Потому, что я твой сын!
Твой сын!
И до сих пор замираю от счастья, когда Даниилу, как и мне десятки лет назад, говорят: «Копия отец!».
Даня – копия отец!
Миша – копия отец!
А ты звал меня Миня.
Не сын, не Моня, не Миша, не Мойша.
Миня.
Никто больше так и не осмелился,
ибо это только твое право.
Было. Есть. Будет.
Миня Самуилович,
неплохо звучит!
Гордо!
С чего начинается Родина?
Когда же я наконец-то начну писать эту чертову книгу?
Уже самому себе надоело.
И врать не хочу.
И обещать не стану.
И народ потихоньку давит.
Со всех сторон.
Выказывает приятную необходимость в рецептах и историях, настроение повышающих.
Мозг включающих.
И из прошлого хотят,
и из настоящего.
Что надо сделать в первую очередь.
Систематизировать рецепты.
Где их взять в полном объеме?
На сайтах «Серебряного Дождя»,
«Азбуки Вкуса»,
«Барышни и Кулинара»?
Киевского «ЕвроФуда 2012»?
Никто ведь не поверит, что не существует «толстой тетрадки» со всеми рецептами.
А ее нет. И никогда не было.
А я их не классифицировал.
Не редактировал.
Не собирал.
Знаю, что идиот. Но кому от этого легче?
Вот сейчас и сижу за столиком в лобби киевской гостиницы «Премьер Палас». Пишу.
Писатель, как же!
В если вот прямо сей момент к этому самому столику подойдет кто-нибудь из знакомых (благо их тут сотни) и спросит,
осведомится,
поинтересуется вежливости ради,
чем странным я занимаюсь,
то должен ли я говорить правду?
Мол решил книгу написать.
Ну он или она и охренеют сразу.
Подумают, что кукушка вылетела из гнезда.
Оставим случайных мимо проходящих.
Избавим себя от ненужных переживаний в данный момент.
Допустим, что рецепты собраны.
И систематизированы.
Мясо-рыба-колбаса.
Жидкое-второе-компот.
А еще фотки хорошо бы.
Вкусные такие фоточки.
А их нет.
Нет, несколько есть.
Красивые. Штук 30–40.
А надо 500. Как минимум.
Готовить и снимать по новой?
А диета? А деньги?
А посудомойка?
А ведь неохота.
Все как всегда.
Вопросы есть, фоток нет.
Пронзительная до противности ситуация.
Пауза.
Пора заказать мороженого. Прямо сейчас.
Три шарика пломбира и свежую клубнику.
Хорошо бы закончить все это графоманство к первой клубнике.
К первым арбузам.
К первому снегу.
К первым заморозкам.
Ладно, с рецептами чуток разобрались.
А за жизнь что сказать?
Как выбрать истории.
Как соблюсти моральные принципы.
Участники событий могут прочесть и обидеться.
Запросто. Моментально.
Много об этом думаю.
Или вот взять для примера секс.
Ну как тему.
И все, что с ним связано.
Важно? Конечно.
Но как???!!! Рассказать как.
Иносказательно?
Тогда не будет морали.
И аморальности.
И любви.
А ведь они были!
Политика конфиденциальности.
Моя клятва Гиппократа.
Мой крик «Не навреди».
Больно уж порой тонка грань между
«можно»
и «нельзя» в данном случае.
Во многих случаях, данных мне Им.
Во всех.
Еще одна печалька.
Иных героев уже нет.
Люди уходят.
Не простившись.
Иногда не простившими.
Мы чувствуем их близость.
Говорим, что они с нами.
Так нам проще.
Что это меняет?
Нам так спокойнее.
А им?
Папа. Мама. Бабушка.
Гриша Перепилицын.
Ника Мачавариани.
Таня Рубис.
Многоточие…
Светла память о них.
А еще те, с которыми мы прощались навсегда.
Когда они уехали.
Лева, Толик и Борик.
Арик, Света, Владимир Ильич, Дима, Соня, Наташа.
И вновь многоточие.
В первом списке есть люди, с которыми мы провожали друзей из второго.
Кто же мог подумать, что система возьмет
и сломает сама себя.
И мы сможем видеться.
Но, что удивительно, уже давно можем.
Но используем эту возможность редко.
А иногда не используем совсем.
Дела, заботы.
Билеты. Дети.
Внуки. Затраты.
Как это объяснить сыну?
Эти слезы в аэропорту,
когда они улетали от нас навсегда.
Им тридцать лет, но они еще не высохли.
Эти разорванные линии жизни, как рассказать о них?
Эту тоску в глазах стареющего на глазах отца.
Как ее передать?
Такое вот было время, сынок!
Не убедит.
А тут все это в книгу?
На всеобщее обозрение.
Кто разрешил?
Не знаю.
Кто не знаю.
Зачем не ведаю.
Курить хочу.
Курить не для того, чтобы курить, а чтобы отвлечься от всего этого.
Не буду.
Десятки и сотни людей соприкасались со мной в жизни.
Любили, ненавидели, смеялись и плакали.
Плевали мне в спину.
Гордились.
Хотели оставить, когда я уходил.
Я и сам был готов остаться.
Только коснись рукой…
Чаще не касались.
Потом, все было потом.
Или еще будет потом.
А пока…
Люди ели приготовленную мной снедь.
Закрывали глаза от удовольствия.
Или сплевывали, украдкой отвернувшись.
Готов был ко всему, кроме предательства.
Будет ли эта книга для вас?
Ждать ее или нет?
Верить автору
или изначально обвинить
его в необъективности.
Решайте сами.
Я не стану писать для вас.
И посвящать вам не стану.
Я просто в каждом слове буду помнить.
Обо всех нас.
И может быть о ком-то в отдельности.
И постараюсь не навредить.
Все (кроме логического мышления) имеет логическое объяснение
Когда-то,
во времена стародавние,
я курил.
В старшей школе курил в стадии взросления и самоутверждения.
В армии – в стадии Родине служения.
Потом в случае частых нервных ситуаций и удовольствия для.
Все по отдельности.
Путь от дешевой
моршанской «Астры»
без фильтра,
раздирающей гордо горло,
до американского «ПАРЛАМЕНТА»
занял лет 20-ть.
Курить мне очень нравилось.
И с точки зрения вкуса.
И сточки зрения тактильных ощущений.
Мне, к примеру, доставляло удовольствие почесать язык.
О полупустой фильтр любимых сигарет.
Его специально для этого сделали,
как мне кажется.
Иногда курение меня спасало в минуты тяжелых душевных невзгод.
Личных или производственных.
Я курил и ходил.
Ходил, словно тигр в клетке,
и курил.
Становилось легче.
И бросать курить я не собирался.
Но речь скоро пойдет не совсем о вредных привычках.
А пока…
У моего курения были традиции.
Они есть у каждого нормального курильщика.
Иногда традиции совпадают, иногда нет.
Про чесание языка уже говорил.
А еще я никогда не получал удовольствия от затяжки,
если не видел выпускаемого дыма.
Я пробовал курить и в темноте,
и с закрытыми глазами.
Дохлый номер.
Никаких ощущений.
Что куришь, что нет.
Еще я обычно не делал больших пауз между вдохами дыма.
Запах тлеющей без дела сигареты выворачивал меня наизнанку.
И всегда проверял, потушен ли окурок.
Но самая главная традиция – осознание последней затяжки.
В начале сигареты,
в конце ли – все равно!
Безразлично!
Мозг должен получить команду:
«Все, последняя! Пиздец!
Кончилась сигаретка!
А ты пока еще разок затянись и преврати сигарету в бычок, в окурок ее преврати!»