Он вдруг наклонился и вытащил из-под сиденья свой дипломат. Установив его между нами, он открыл замок и продемонстрировал содержимое. Чемоданчик был до отказа набит аккуратненькими пачками денег, причем самая мелкая купюра — двадцатка.
— Да тут у тебя приличная сумма! — присвистнул я. Видимо, надеялся потрясти его своей способностью замечать очевидное.
— Я уже давно перестал их считать, этим занимается мой бухгалтер. У меня нет ни жены, ни детей, ни дорого обходящихся привычек. Мне кажется, разумнее всего находить удовольствие в обыденном, хотя даже простые радости в моем случае омрачены ощущением, что я слишком себя балую. Я люблю анонимность мотелей, жизнь, когда ни к чему не успеваешь привязаться. Я ценю любую возможность отправиться в дорогу и пообщаться. Я все еще без ума от своей работы и от всего, что с ней связано: от каждого стука в дверь, от каждого лица, которое вижу за этой дверью, но помимо работы мне нужно очень мало, а хочется и того меньше. Так что деньги для меня почти не имеют смысла, даже как средство измерения успеха. Чтобы не изводиться мыслями о том, кому бы оставить свои капиталы, я пускаю их на покупку земель в разных трастовых земельных фондах. У меня есть причуда — хочу, чтобы эти земли так и остались невозделанными.
— Ты очень романтичен для торговца, — сказал я. Лежавшим в кейсе деньгам я верил, а вот биографии Лью — как-то не очень.
— Романтичен? — переспросил он. — Да нет, у меня другая вера — все, на что ты способен, возможно.
— Должно быть, у тебя сердце романтика и ум прагматика. А вот у меня, кажется, все наоборот. Это страшно меня бесит. А ты как справляешься?
— Вроде бы я уже говорил, — сухо отметил он, — что стараюсь не потакать своим слабостям.
— Я так не могу. Я весь — одна сплошная слабость.
— Ты еще молод, — пожал плечами Лью. — За это приходится расплачиваться.
— Знаешь, — сказал я, — похоже, ты и вправду величайший коммивояжер в мире. У меня ощущение, что так оно и есть. Понимаешь, о чем я? Я тебе верю.
— А, ну да, наверное. Но я про себя уж точно сказать того же не могу…
Я поначалу не врубился.
— Погоди, но у тебя же это написано на визитке?
— Это скорее не то, как я себя расцениваю, — чопорно промолвил Лью, — а звание, которое мне дали другие, а я его принял.
— Так значит, все-таки существует какое-то собрание судей, или комитет, или что-то еще в этом духе?
— Именно, что-то в этом духе.
Я был настолько доволен собой и собственной прозорливостью, что даже взбодрился.
— И кто же признал тебя лучшим в мире?
— Боги.
«Блин! — подумал я. — Мог бы сразу догадаться! И почему жизнь меня ничему не учит?!» А вслух промямлил только:
— Боги? Во множественном числе?
— Во множественном.
— И как же они сообщили тебе о своем решении? Прислали диплом? Или тебе было откровение?
— Они позвонили в клиентский отдел моей фирмы в Нью-Йорке.
— Лью, сдается, ты пудришь мне мозги. Остерегись, меня в последние дни очень легко вывести из душевного равновесия.
— Уже заметил. Поэтому я и держался с тобой так осторожно. Но что бы ты там себе ни воображал, это чистая правда. Боги оставили сообщение в моем клиентском отделе… анонимно, только номер остался. Я перезвонил. Ответила женщина — судя по манере разговаривать, секретарша — велела подождать и оставаться на линии. В трубке тут же раздался щелчок, и очень агрессивный мужской голос спросил. «Что, небось можешь впарить слепому дырку в крысиной заднице, выдав ее за кольцо с бриллиантом?» У меня не было времени на размышления, поэтому я ответил, как всегда в подобных случаях: «Только после того, как выставлю ему счет со среднерыночной ценой за крысиные анусы и смогу убедиться, что этот слепец платит не напрасно и в состоянии представить себе, как ярко сверкает бриллиант».
«Превосходно, Лью, — ответил голос. — Мы с тобой еще свяжемся». Он отключился. Я снова набрал тот же номер и услышал запись, сообщавшую, что телефон больше не обслуживается.
Через три дня в клиентский отдел опять поступил безымянный звонок. Я перезвонил. На этот раз ответил низкий мужской голос: «Да?» — сказал он. Я назвался и объяснил, что мне звонили.
«Керр? Керр… — пробормотал он, и из трубки донесся шорох бумаг. — Ах да, вот. Мистер Керр, я говорю с вами от имени богов. Мы признали вас величайшим коммивояжером в мире и хотели бы воспользоваться вашими услугами».
Я, разумеется, подумал, что это розыгрыш, и поинтересовался: «А если бы я вдруг оказался вне зоны доступа?»
«Тогда и мы бы там оказались», — сказал он. Меня больше всего потрясла не крывшаяся в его тоне угроза, а весомая окончательность сказанного.
«А что мне предстоит продавать?» — спросил я.
После задумчивой паузы он ответил: «Продавать ничего не нужно. Вы будете возвращать потерянное имущество и взимать плату за доставку».
«Какое потерянное имущество?»
«Души», — буднично заявил он, как будто речь шла о плафонах для люстр или бумажных полотенцах.
Естественно, я отнесся к его словам с недоверием, но при этом я, что опять же естественно, был заинтригован открывавшимися передо мной новыми возможностями.
«А люди будут знать о том, что я возвращаю им душу? Или что она вообще была потеряна?»
«Нет, — ответил он. — До тех пор, пока вы им не расскажете».
Это окончательно подкупило меня… Продавать невидимый товар клиенту, который даже не подозревает, что совершает покупку! Но у меня еще оставались вопросы:
«А что, если человек откажется платить за доставку?»
«Значит, неважный из вас продавец. Но, — добавил он, выдержав паузу ровно такой длины, чтобы я успел клюнуть на наживку, — мы не прибегли бы к вашим услугам, если бы не были уверены в своем выборе».
Я не удержался и прервал его рассказ:
— И ты купился на это, Лью? Ха, выходит, это не ты величайший продавец в мире, а он. Или они. А скажи-ка мне, куда ты должен отсылать полученные деньги?
— Это и был следующий вопрос, который я ему задал.
— Ну, — подначивал я, — так куда же?
— Ответ поставил меня в тупик. Он сказал: «Деньги оставь себе. Нам они ни к чему. Мы же боги».
— Да ладно! Не может быть!
— Может. Это не шутка. В высшей степени странно, не находишь? Это либо действительно боги, либо продукт исключительно высокоорганизованного человеческого разума. Или скорее разумов. Попробуй только представить себе, какие усилия и расходы требуются, чтобы организовать такую грандиозную мистификацию, которая никак не окупается и приносит зачинщику разве что удовольствие?
Он был прав: слишком уж изощренно для розыгрыша. И все же в рассказе Лью кое-чего не хватало.
— А где ты подбираешь эти потерянные души, которые нужно вернуть?
— Нигде, — добродушно ответил он, — это они сами меня подбирают.
«Блин горелый! Надеюсь, он не меня имеет в виду?!» — эта мысль пронзила мой съехавший набекрень мозг; сердце вдруг отрастило ножки и устремилось куда-то к горлу.
Лью, видимо, ощутил мою панику и тут же пояснил:
— Нет, они подбирают меня не на дороге. Души не водят машин, по крайней мере, я с такими не сталкивался. Души находят меня сами по пути. Они незаметно прикрепляются ко мне, а я даже не подозреваю об этом, пока не услышу, как кто-нибудь произносит их имена, а имена у них такие же, как у потерявших их людей. Нет, так я только тебя запутаю. Лучше расскажу по порядку. Я отвечаю на анонимные звонки, поступающие в клиентский отдел. Со мной обычно общается женщина, она диктует мне список имен: от семи до девяти. Я записываю их в блокнот, а потом отправляюсь в свои обычные поездки. Никого специально не разыскивая и ничего не планируя, я всякий раз обязательно встречаю людей, чьи имена значатся в блокноте. Иногда на то, чтобы добить список, уходит два, а то и три месяца, а мой рекорд — семь имен за пять дней. Теперь понимаешь? Вряд ли кто-то может обладать такими средствами и такой манией величия, чтобы так долго играть в богов. К тому же, будь это чья-то шутка, они непременно установили бы за мной слежку, а я ведь пригласил лучших в стране частных детективов, и они заверили меня, что все чисто: ни хвостов, ни жучков, ни каких-нибудь еще специальных устройств. Этим шутникам пришлось бы нанять актеров, которые как будто случайно сталкивались бы со мной на улице и чьи имена были бы в списке, а для этого им нужно было бы знать все мои ходы наперед — так я нарочно завел привычку действовать спонтанно и принимать решения в последний момент. В итоге, Джордж, я пришел к выводу, что это в самом деле боги, кем бы они ни были. Вот, сейчас я тебе покажу. — Он порылся в карманах, и наконец извлек маленький кожаный блокнотик, размером не больше кошелька. Быстро пролистнув несколько страничек, он остановился, вернулся к предыдущей странице и протянул блокнот мне. Я сбросил скорость и взглянул. Передо мной красовалось семь имен. — Видишь? — спросил Лью. — Вот здесь! Номер четыре. Джордж Гастин.
Потом я долго жалел, что растерялся и не успел придумать какую-нибудь умную реплику, например: «Лью, а может, эти твои „боги“ — на самом деле падшие ангелы?» Но с некоторых пор мне стало казаться, что мой тогдашний ответ все же был довольно красноречив. Я поглядел на свое имя в списке и сказал: «Ррррр!»
— Полностью разделяю твои чувства, — кивнул Лью, не отрывая от меня пристального взгляда. — А теперь я хотел бы задать тебе вопрос, Джордж. Ответь на него со всей искренностью и прямотой: если это не боги, то, значит, тебе кто-то заплатил? И зачем ему, ей или им столько хлопот лишь для того, чтобы свести меня с ума?
Крючок, леска, грузило, удилище и катушка — клюёт? Подсекай. Всё как надо. Лью знал свое дело. Я вздохнул. К чему ерепениться, если я сам же помог уложить себя на обе лопатки?
— И какова же плата за доставку?
— Так ты утверждаешь, что не знал заранее, что происходит?
— Лью, я поднял правую ладонь, — клянусь говорить полнейшую и правдивейшую правду, какую только изрекали мои уста: не имею ни малейшего гребанного понятия, что происходит. Никакого. Зуб даю.