ырвалось ни единого крика.
Глядя на поверженного врага, Дзюзо два-три раза взмахнул в воздухе мечом, стряхивая с него кровь. Затем он схватил змею за шею и с силой рванул ее с ноги. Змея разжала свои объятия. Дзюзо стукнул ее один раз о землю и затем с силой швырнул в лицо лежащему. Длинное туловище змеи ударилось об окровавленный висок хозяина и упало на землю, повернувшись к зрителям своим белым животом.
– Что фехтовальщик, не знающий себе равных! Отведал наконец вкус меча? Иди и разбирайся теперь на том свете, чем он отличается от вкуса вина и женщин!
4
Молва о том, что Дзюзо уложил в Накахаси заносчивого фехтовальщика, быстро распространилась по городу, несмотря на то, что Дзюзо так упорно скрывал свое имя. В подобных случаях тайное рано или поздно всегда становится явным. Вскоре молва донеслась и до замка сёгуна. Против ожидания, однако, никакого наказания Дзюзо не понос. По-видимому, были приняты во внимание и заносчивое поведение бродячего самурая, и его некрасивый поступок со змеей. Наоборот, среди высших чинов замка Дзюзо даже заслужил одобрительные отзывы. Неизвестно, послужило ли причиной именно это или нет, но однажды Дзюзо был вызван к одному из начальствующих лиц. Интерес к Дзюзо сыграл несомненную роль. Из уст этого важного лица Дзюзо выслушал неожиданное предложение. В один из ближайших дней ученик Хозоина, знаменитого фехтовальщика на пиках, по имени Накамура Ичиэмон должен был демонстрировать перед сыном и наследником сёгуна молодым князем Иэмицу свое искусство, и Дзюзо предлагалось выступить его партнером.
Накамура Ичиэмон пользовался громкой славой как лучший ученик настоятеля храма Хозоин в Нара, Какузэнбо-Хоина, создателя школы фехтования на пиках, носившей название метода Хозоин, и слыл за выдающегося мастера пики. Он отличался, по-видимому, и большими внутренними качествами, так как его учитель, Хоин, оставил завещание, в котором говорилось, что тот, кому будет передан его духовный сан, не должен заниматься военным искусством, а оружие, хранившееся в храме, должно быть передано настоящему воину – Ичиэмону. Это свидетельствовало, каким высоким доверием пользовался Ичиэмон у своего учителя.
Дзюзо, разумеется, было известно имя Ичиэмона, и он сразу же понял, какое трудное поручение выпало на его долю. Человек, партнером которого ему предлагалось выступить, был не чета фехтовальщику в Накахаси. Выслушав предложение, Дзюзо ощутил какую-то собранность во всем теле. Мысль о том, что именно на него пал выбор принять участие в соревновании со знаменитым фехтовальщиком, хотя при дворе сёгуна было немало и других, более выдающихся мастеров военного искусства, наполнила грудь Дзюзо гордостью и сознанием ответственности за честь своего рода.
– Я счастлив получить приказание и почтительно принимаю его, – ответил Дзюзо, выслушав предложение начальствующего лица, и почтительно склонил голову.
– Отменно. Будем надеяться, что увидим прекрасный турнир. Кстати, о турнире. Скажи мне, каким оружием ты думаешь пользоваться? Ичиэмон, конечно, будет фехтовать пикой с крестообразным наконечником; это не значит, что и ты должен выступить с пикой. Ты можешь выбрать род оружия, в котором чувствуешь себя уверенным.
– Полагаем мы, что лучше тебе будет действовать деревянным мечом. Как ты думаешь?
– …
– Прослышали мы, что в последнее время достиг ты большого искусства в фехтовании мечом, и полагаем, что тебе выгоднее будет действовать привычным оружием. Остановимся потому на деревянном мече. Согласен ли ты?
– Дозвольте сказать, – раскрыл наконец рот Дзюзо после долгого размышления. – Нельзя ли мне выступить на состязание с настоящей пикой? Прошу на то высокого разрешения.
– Что такое? С настоящей пикой?
– Да. Раз постановлено, что Накамура-доно будет фехтовать пикой, так и мне желательно бы выступить с пикой. Только, если на конце будет мягкий наконечник, то настоящего настроения не появится. Вот я и прошу, чтобы выступить мне с настоящей пикой, и почту за счастье, если это мне будет дозволено.
Что заставило Дзюзо настаивать на настоящей пике, неизвестно, но вопрос был не так-то прост и не мог быть разрешен сейчас же, на месте.
Многие, услышавшие об этом, удивлялись, что заставило Дзюзо обратиться с таким странным ходатайством? Ведь противником выступал проставленный Ичиэмон! Можно было не сомневаться в поражении Дзюзо даже на учебных пиках; желание же его выступить в поединке на пиках настоящих граничило просто с безумием. Если недавно пал жертвой меча Дзюзо человек, торговавший своим мечом, то теперь настала очередь за Дзюзо быть пронзенным пикой. Так шептались между собой люди, обсуждавшие его странное предложение.
Вопрос о том, можно ли разрешить состязание на настоящих пиках, был подвергнут всестороннему обсуждению. Ввиду того, что молодой князь, не в пример покойному деду и отцу, ни разу еще не принимал участия в настоящих боях, некоторые голоса были в пользу того, чтобы разрешить состязание на настоящих пиках и показать его молодому князю. Но после тщательного обсуждения все-таки постановили, ввиду опасности, устроить состязание, как всегда, на учебных пиках. Дзюзо был недоволен решением, но ему ничего не оставалось делать: оно исходило от начальствующих лиц. Злые языки потихоньку говорили, что Дзюзо спас себе жизнь.
Наконец наступил и день турнира. Место для состязания было отведено в одной части парка, прилегавшего к Западному дворцу сёгуна. По обеим сторонам Дворца были растянуты полотнища с белыми и черными полосами, а всю переднюю часть отведенной площади посыпали белым песком.
Иэмицу приказал устроить себе сиденье у самого края залы, выходящей в сад, чтобы расположиться поближе к месту состязания. По обе стороны от Иэмицу расселись его приближенные и старейшины. Остальные зрители расположились смотря по рангу: кто на веранде, а кто и за ней, на земле парка.
Накамура Ичиэмон вышел из-за правого полотнища, одетый в зеленого цвета «косодэ» с короткими рукавами и в широкие шаровары. Он держал под мышкой пику с крестообразным наконечником, какой пользовались фехтовальщики школы Хозоин.
Одновременно из-за левого полотнища показался Дзюзо, одетый в «косодэ» белого цвета с мелкими полосками на пояснице и под рукавами, и в такие же шаровары. В руках его была пика с двухсаженной рукоятью.
Оба фехтовальщика сначала преклонили колена в почтительном поклоне перед Иэмицу. Затем встали и вежливо поклонились друг другу. В следующее мгновение оба с предупреждающим возгласом отскочили в разные стороны. Ичиэмон во время скачка перекинул пику в руке, взяв ее ближе к крестообразному наконечнику, и встал в позицию. Дзюзо, почти не меняя позы, вытянул свою прямую пику в среднем положении, направив мягкий наконечник в живот противника. Трудно сказать, чего было в этой позе больше – смелости или безрассудства. Во всяком случае, она заставила ряды зрителей вздрогнуть от неожиданности. Но Ичиэмон, как и следовало ожидать, не проявил никакого замешательства. Он только с досадливым выражением на лице попробовал отбросить направленный в него наконечник, но Дзюзо собрал все свои силы и удержал пику противника на месте. Ичиэмон попытался тогда вывернуть пику из рук Дзюзо, зацепив ее перекладиной крестообразного наконечника, но из этого тоже ничего не вышло. Дзюзо, несмотря на все усилия, стоял, словно окаменевший, на одном месте, не меняя позы и не отводя своей пики назад. Он целился в одну точку на теле противника и, казалось, ни о чем больше не думал, кроме того, чтобы держать наконечник своей пики против этой точки. Весь его дух, все его зрение, все его силы, казалось, были устремлены к этой маленькой точке. Естественно, что поза его открывала много уязвимых мест, любое из которых могло подвергнуться удару пики противника. Дзюзо знал об этом с самого начала и заведомо оставлял свое тело незащищенным. Он строил расчет на том, что если противник нанесет ему удар, то в тот же момент и сам будет опрокинут ударом его пики. Ичиэмон сразу разгадал тактику Дзюзо и, воздерживаясь от неосмотрительных выпадов, стоял совершенно неподвижно. Для его самолюбия было не совсем приятно, что ему приходится иметь дело с таким молокососом. Он решил, по-видимому, что лучше всего стоять и дожидаться момента, когда противник начнет задыхаться. Не подпуская Дзюзо к себе, он вместе с тем воздерживался пока и от нападения. Между тем Дзюзо продолжал держать совершенно ровное дыхание.
Он стоял посредине площадки, словно могучая сосна, выросшая из-под земли, и вся его фигура дышала несокрушимостью. Но если Дзюзо можно было сравнить с сосной, то в отношении Ичиэмона напрашивалось сравнение с дубом. Он стоял так же неподвижно, словно врос корнями в землю. Пики, выставленные вперед, составляли одну прямую линию и напоминали толстую веревку, туго натянутую между дубом и сосной. Как в той, так и в другой пике нельзя было обнаружить слабины ни в одной точке, начиная от наконечника и кончая металлическим колпачком на рукоятке. Только время от времени по наконечникам пробегала мелкая дрожь, словно рябь по воде, но в самом положении пик не происходило никакого изменения. В таких случаях плохо кончает тот, кто меняет положение. Оба бойца продолжали стоять неподвижно, вперив взоры друг в друга.
На ясном голубом небе не было ни облачка, и жаркие солнечные лучи, какие бывают в начале лета, падали почти отвесно, нагревая могучие руки противников с вытянутыми в них пиками. Казалось, напряженная обстановка состязания передается и самой природе, ветер словно затаил дыхание, а листа деревьев парка не смела шелохнуться.
Так прошло около часа, а все еще нельзя было угадать, на чьей стороне окажется победа. Из-под повязок, туго стягивавших лбы соперников, заблестели крупные капли пота, словно капли смолы, проступившие на могучих древесных стволах.
Место за площадкой, где происходило состязание, было покрыто кустами азалии, стоявшими в полном расцвете. Маленькие белые цветы, напоминавшие издали пухлые хлопья снега, уже начинали опадать. Несмотря на полное безветрие, они время от времени тихонько отделялись от веток и покорно падали на землю. Можно было подумать, что кусты роняют жемчужные слезы. Все остальное продолжало пребывать в состоянии полной неподвижности. Вдруг эту напряженную затаившуюся тишину нарушил резкий испуганный крик, раздавшийся со стороны родника, неподалеку бившего из-под земли.