– Гя-а!
Вероятно, кричала какая-нибудь цапля, которых немало водилось возле пруда, но крик ее показался в тот момент необыкновенно жутким и как-то по-особенному отдался в сердцах зрителей.
Словно по этому знаку от толпы присутствующих отделилась фигура жюри, который крупными шагами подошел к бойцам и передал приказ прекратить состязание. Турнир окончился вничью. Лица, хорошо знавшие Ичиэмона, говорили между собой, что сегодня он владел пикой из рук вон плохо, и жалели, что он потерял хороший случай получить приглашение от сёгуна, если бы сумел показать свое искусство во всем блеске.
Наоборот, Дзюзо заслужил самые восторженные отзывы. Все, без исключения, предполагали, что он проиграет состязание, а он не только не поддался знаменитому Ичиэмону, но, говоря по правде, даже подавлял его своим упорством. Неблагожелательные перешептывания сменились единодушным восхищением.
– Да действительно с этим человеком шутки плохи. Теперь понятно, отчего он так настаивал на настоящей пике. У кого еще найдется подобная решимость? Он с самого начала шел на состязание, как идут на смертный бой. Конечно, он не мог рассчитывать на победу в случае серьезной схватки с Ичиэмоном. И он думал, если я не одержу победы, то зато и себя не дам победить. Пусть Ичиэмону и удалось бы ткнуть его пикой, но зато и он на месте поразил бы Ичиэмона.
Так говорили люди, восхищавшиеся самоотверженных поведением Дзюзо.
– Вот так и надо. Именно так следует относиться к серьезному противнику. Молод, молод Дзюзо, а уже настоящий воин.
Едва ли нужно говорить, что после состязания Дзюзо удостоился высокого подарка от князя Иэмицу и целой кучи поздравлений и подарков от родственников и знакомых. Особенно тронул его один подарок, сохранившийся у него в памяти на всю жизнь. Это был старый, поношенный штандарт, присланный ему старейшиной Ватанабэ Ханзо. На прорванном в нескольких местах и заштопанном шелковом полотнище большими черными буквами было выведено: «Не щади живота!».
Ватанабэ Ханзо, носивший прозвище «Ханзо с пикой», был известен, как отважный служивший при сёгуне Изясу, немало поработавший пикой на своем веку и совершивший бесчисленное количество военных подвигов.
Насколько он был широко известен, можно судить хотя бы по тому, что имя его упоминалось в песне мельников, которую пели на родине Ханзо, в провинции Тотоми, и в соседней провинции Микава, откуда был родом Дзюзо:
Ох, и славные же люди
У Токугава-сама:
Хаттори Ханзо – демон Ханзо,
Ватанабэ Ханзо – с пикой Ханзо,
А Ацуми Гэнго – головорез Гэнго.
В то время, о котором идет речь, Ханзо был уже стар и болен и не мог присутствовать на турнире. Но он с восхищением выслушал рассказ о том, как держался Дзюзо, и взволнованно воскликнул:
– Вот кто достоин быть преемником «Ханзо с пикой!».
В знак поощрения он и отправил в подарок Дзюзо славный штандарт, который сопровождал его когда-то во всех боях.
Этот штандарт, полученный от старика, пикой добывшего себе славное имя и ленное владение, приносившее доходу до 10.000 коку риса в год, был для Дзюзо дороже всех остальных подарков. Особенно умилила его надпись: «Не щади живота». Она так отвечала его внутреннему настроению! Несомненно, что и Ханзо, посылая штандарт, понимал это и остановил свой выбор именно на таком подарке.
Дзюзо поставил старый штандарт в стенной нише для украшений и, почтительно склонив перед ним голову, несколько раз произнес:
– Не щади живота! Не щади живота! Вот именно! – и с этими словами ударил себя кулаком по колену.
5
Дзюзо втайне очень желал, чтобы случилась война. Он мечтал, как выступит в поход со своим штандартом «Не щади живота» и совершит подвиги не менее славные, чем совершил когда-то Ханзо. Но как назло в последнее время страна наслаждалась миром, управляемая твердой рукой сёгунов из дома Токугава. В этой обстановке тишины и порядка нечего было и думать о походе с драгоценным штандартом. Правду говоря, Дзюзо ничего не имел бы и просто, без всякой войны, пройтись со штандартом, водруженным над шлемом, по улицам, если бы это не было смешно.
Впрочем, и не водружая штандарта, Дзюзо всегда носил в своем сердце начертанный на нем девиз: Не щади живота!». Все его поведение было проникнуто сознанием, что он служит этому девизу во всех случаях жизни. Это отражалось и на осанке Дзюзо: он ходил с гордым и неприступным видом. Не было ничего на свете, что заставило бы его поколебаться. Что бы ни случилось, он никогда не терял своего несокрушимого хладнокровия. Уже давно утратив всякое чувство страха, он ходил по свету крупными, уверенными шагами, приятно ощущая, как гудит под его ногами земля. Ему было весело. Он проводил дни в неизменно хорошем расположении духа. Это приподнятое настроение внезапно было нарушено в один из осенних дней того же года. Кто-то из друзей передал ему совершенно неожиданный отзыв.
– К сожалению, этот человек еще не дошел до полного понимания.
Отзыв исходил из уст Ягю Матаэмона, преподававшего молодому князю фехтование мечом.
Дзюзо сначала даже не поверил. Он подумал, что это просто чей-то злостный навет. Но потом постепенно уверился, что это были подлинные слова Матаэмона. Дзюзо чувствовал, как в груди его кипит ярость. В самом деле! Если бы отзыв касался чего-нибудь другого, а то ведь Матаэмон намекал именно на то, что Дзюзо не понимает в военном деле. Это теперь-то, когда Дзюзо чувствовал себя совершенно уверенным во всех видах военного искусства! Честь воина не позволяла снести такую обиду. Дзюзо решил не оставлять дела так даром что Матаэмон был руководителем самого молодого князя. Необходимо было выяснить, действительно ли были брошены Матаэмоном эти слова или нет. В случае чего можно будет поручить дело восстановления чести и своему мечу.
С таким решением Дзюзо однажды явился с визитом к Яго. Он вошел в переднюю его дома с таким чувством, словно это было логовище тигра.
Время было послеполуденное. На улице моросил мелкий холодный дождь. Ягю Матаэмон сидел, наклонившись над жаровней, устроенной в полу, и, помешивая в золе, жарил каштаны. Халат, какие носились в те времена с короткими рукавами и укороченными полами, служил слабой защитой от холода, и Матаэмон, которому уже перевалило за пятьдесят, зябко поеживался и оправлял устья рукавов.
Вошедший слуга доложил о приходе Дзюзо. Матаэмон промолвил с таким видом, словно ожидал этого:
– Ага, пожаловал-таки!
Он высморкался и, повернувшись к слуге, сказал:
– Передай сначала, что я чувствую себя не совсем хорошо и сижу дома, никуда не выхожу. А потом спроси у гостя, есть ли у него какое-нибудь экстренное дело.
– Слушаю.
– Если будет настаивать, то проведи его сюда.
Слуга вышел из комнаты, но вскоре снова показался в дверях, ведя за собой Дзюзо.
– Я узнал, что вы не совсем здоровы и отдыхаете. Прошу прощения, что нарушил ваш покой, но я пришел справиться у вас по одному делу…
В тоне Дзюзо слышалась сдерживаемая резкость.
– Кого я вижу! Очень рад, что вы ко мне пожаловали. Простите, что принимаю вас в такой неприглядной обстановке. Подвигайтесь ближе к огню. Исигая-доно. Как холодно сегодня, – должно быть, из-за дождя.
– Ничего, не так чтобы… Позвольте, однако, ближе к делу. Передавали мне, якобы вы изволили сказать, будто я не смыслю в военном деле. Мне хотелось бы узнать действительно ли вы изволили так выразиться.
– Ха-ха-ха-ха! А я-то думал: в чем дело? Оказывается, вот оно что! Скажите на милость, – и Матаэмон снова засмеялся вместо ответа.
Это еще более задело Дзюзо за живое. Как! Он ставит серьезный вопрос, а собеседник пытается прикрыться смехом и свести все к шутке! Хорошо же, в таком случае и у меня имеется решение!
Дзюзо грозно поднял плечи и хотел было податься вперед, как вдруг что-то оглушительно щелкнуло, словно раздался выстрел, и Дзюзо увидел, что в его сторону летит какой-то круглый предмет. Дзюзо не успел разобрать, что это было, но проворно схватил летящий предмет правой рукой. Ладонь почувствовала ожог, словно от прикосновения горящего угля, но Дзюзо даже не дрогнул, а только вперил взор на Матаэмона.
«Ты что, шутишь? Испытываешь меня? Оставь, меня этим не запугаешь», – говорили его налитые яростью глаза.
– Ах, простите, недоглядел. Тут у меня каштаны жарятся…
Матаэмон помешал металлическими палочками в золе и выгреб оттуда остальные каштаны.
Дзюзо сидел, не проронив ни слова. Крепко сжав губы и не спуская глаз с хозяина, он нарочно держал на весу руку с зажатым в ней каштаном. Все выражение его лица говорило: «Ну, что? И ты еще будешь говорить, что я не смыслю в военном искусстве?»
– Но какая ловкость! Какая ловкость! Изумительна, как всегда. Но вот что, Исигая-доно. Сейчас в вас летел жареный каштан, но что, если это была бы ружейная пуля? Матаэмон легким движением переменил позу и посмотрел прямо в лицо Дзюзо.
– Пусть летит что угодно.
Дзюзо еще раз крепко сжал в руке жареный каштан. Послышался хруст раздавливаемой скорлупы.
– Нет, я спрашиваю, что вы сделали бы, если бы это была ружейная пуля?
– …
– Тоже применили бы лозунг «Не щади живота?».
– …
– Нет. Я полагаю, что при всей вашей твердости характера вы все же воздержались бы ловить пулю рукой. Завет «Не щади живота» хороший завет, но в свое время. Вы не думаете так?
Матаэмон наклонился вперед, словно пытаясь заглянуть в лицо Дзюзо. Несколько крупинок раздавленной скорлупы высыпалось из руки Дзюзо на его шаровары.
– Вот по поводу чего я выразил тогда сожаление. Появляется бродячий самурай, для которого меч средство торговли, вы спешите вызвать его на поединок. Предлагают вам принять участие в турнире вы сразу заявляете желание сразиться на настоящих пиках. Летит в вас какой-нибудь предмет, как теперь, вы без рассуждений хватаете его рукой. Вы проявляете изумительное искусство, но, как вы думаете, нет ли в