Не считай шаги, путник! Вып. 2 — страница 112 из 118

Удивительно высокий по тому времени уровень образования, завидная осведомленность в разнообразных науках и философских учениях… Это во многом объясняет серьезность и глубину взглядов армянских средневековых историков, философов, ученых, а также необычайное обилие переводов на армянский античных научных трудов.

Говоря о староармянских научных центрах, нельзя це упомянуть о знаменитой конгрегации мхитаристов в Венеции.

Убедившись после многих тщетных попыток, что в Армении, стонущей под иноземным игом, нельзя восстановить научные центры средневековья или организовать новые, армянские историки и ученые во главе с Мхитаром Себастаци в 1717 году основали на острове святого Лазаря близ Венеции большой научно-исследовательский центр — академию. Вместе со своим известным филиалом в Вене академия эта функционирует до сих пор — издает научные труды, выпускает свои журналы и т. п.

Мхитаристы стали нашими энциклопедистами — именно они впервые взялись за научное издание текстов древних армянских рукописей, тщательно изучили все архитектурные памятники Армении. Научная добросовестность мхитаристов была безгранична. Многие из них, никогда не видевшие Армении, как, например, поэт и лингвист Гевонд Алишан, только на основании книг историков, географов, этнографов так подробно описали ее города и села, родники и могилы, каждый камень и куст, что перед их титаническим трудом и фанатичной любовью к изучаемому предмету невольно склоняешь голову.

Что касается их фантастического трудолюбия, то каждый из них в одиночку выполнил работу, которая под силу разве что целому научно-исследовательскому институту как по содержанию, так и по объему…

Посланные с острова святого Лазаря в Армению журналы, книги, словари, учебники, а затем и прибывшие оттуда учителя оживили заглохшую под иноземным игом культурную жизнь Армении, воскресили традиции прошлых времен.

Именно на острове святого Лазаря появились заинтересовавшиеся армянской историей, языком, культурой первые иностранные ученые-арменоведы. Благородные традиции их впоследствии продолжили Мейе и Маклер, Хюбшман и Маркварт, Дюлорье и Броссе, а в наши дни — Фредерик Фейди и Чарльз Доусет, Томсон и Влад Бенциану, Триарский и Смушкевич, Яромир Едличка, Жерар Гарид и Болонези, Шульц и Писович, Бенвенист, Роберт Годель, Ланг, Людмила Моталова и многие другие.

Именно на острове святого Лазаря Джордж Байрон, влюбленный в Армению и армянскую культуру, месяцами изучал армянскую историю и язык и даже написал предисловие к изданному мхитаристами англо-армянскому словарю.

До сих пор на острове приезжим показывают рабочую комнату Байрона, посаженный им дуб и скамью, отдыхая на которой, он сочинял стихи…

…Да, были в средневековой Армении университеты и академии, однако из-за отсутствия государственности не было и не могло быть единого научного центра, где была бы сосредоточена передовая научная мысль.

То, что веками оставалось неосуществленным, наш народ сделал в самое тяжелое для страны время, в годы Великой Отечественной войны… Под грохот рвущихся в Кавказских горах снарядов в Ереване было основано Армянское отделение Академии наук СССР, тогда же мы избрали нашего первого президента — большого ученого, мудрого и обаятельного человека Иосифа Орбели, чей почтенный облик напоминал средневековую миниатюру.

Исполины армянской филологии Грачья Ачарян, Манук Абегян, Григор Капанцян, Акоп Манандян, Степанос Малхасян и другие удостоились счастья стать основателями нашей Академии и первыми академиками.

Ныне в научно-исследовательских институтах Академии наук Армении работают 12 тысяч сотрудников, свыше 4 тысяч ученых, среди них всемирно известный астрофизик Виктор Амбарцумян, физик Артем Алиханян, математики Сергей Мергелян и Мхитар Джрбашян, историки Абгар Ованесян и Сурен Еремян и другие.

Работе нашей Академии постоянно помогали выдающиеся ученые Левон Орбели, Эзрас Асратян, Хачатур Коштоянц, Норайр Сисакян, Исаак Алиханян, Борис Пиотровский, Николай Токарский и многие другие.

Гора Арагац, по которой раньше лишь струились родники и бродили пастухи, стала ныне твердыней науки и от вершины до подножья предоставлена в распоряжение ученых.

Ученым-физикам, специалистам по космическому излучению и астрофизикам многих стран, даже не знакомым с Арменией, хорошо известны названия армянских деревушек Бюракан и Амберд, связанных со многими открытиями и смелыми гипотезами в этих областях.

Здесь созываются научные симпозиумы и конгрессы мирового значения.

Это там, на склонах Арагаца, братья Алиханян поймали «синюю птицу» космического излучения, это там сын нашего народа доказал, что планеты и звезды не были созданы раз и навсегда, а создаются постоянно.

…Если многое в нашей жизни зародилось лишь в последние десятки лет или из тоненького ручейка, берущего начало в прошлом, лишь теперь превратилось в реку, то письменность и литература дошли до пас полноводной рекой, сокровищницей непревзойденных богатств.

Нет более трудного и почетного дела, нежели быть армянским писателем, представителем литературы, имеющей столь богатые традиции. Трудно, потому что надо не только состязаться с тем лучшим, что пришло из веков, не только быть достойным его, но и к имеющимся сокровищам добавить хоть одно новое слово, одну собственную строку.

Наша современная литература создала такие образцы советской классики, которые заняли прочное место рядом с сокровищами прошлого.

Среди сказавших это новое слово был поэт Ваган Терьян — один из самых тонких армянских поэтов XX века. Его поэзия, путь его жизни были похожи на усыпанную печальными осенними листьями аллею, которая привела его однако в Смольный, к Ленину, к прославлению знамени Октября…

Восточноармянская поэзия до Вагана Терьяна восходит своими истоками в основном к деревне. Терьян одним из первых воспел город, его тротуары и ночные фонари, студента и бродягу, мысли и чувства городского интеллигента, его любовь и смятение новыми поэтическими средствами.

В отличие от многих его предшественников, Терьян не столько проповедовал, сколько исповедовался, не столь описывал и рассказывал, сколь доверительно раскрывал сердце, создавал не столь поражающие воображение образы и строки, сколь определенное душевное состояние и настроение, не столь обязывал читателя прислушиваться, сколь мягко овладевал им, отдаваясь его власти…

Мало написал Терьян, но так, что почти нет необходимости отбирать избранные его произведения — все они избранны, начиная от «Грез сумерек» до трагически-оптимистического цикла «Страна Наири».

На протяжении нашей многострадальной истории при каждой новой войне, каждой новой беде поэты наши тревожно вопрошали: неужели это конец? Этот роковой, неизбежный для армянских писателей прошлого вопрос задал и Ваган Терьян:

Ужель поэт последний я,

Певец последний в нашем мире?

Сон или смерть — та скорбь твоя,

О светлая страна Наири?

Во мгле, бездомный, я поник,

Томясь мечтой об осиянной,

И лишь твой царственный язык

Звучит молитвой неустанной…

И стонет, в страхе, мысль моя,

О, воссияй, мечта, Наири!

Ужель поэт последний я,

Певец последний в этом мире?[75]

Через два года после того, как Терьян задал этот вопрос, произошла трагедия 1915 года… Однако Терьян, твердо веруя в чудо возрождения армянского народа, сам ответил на свой вопрос в другом стихотворении:

Как снега не однажды наш гордый видал Арарат,

Так не новы для нас испытанья и горечь утрат.

Был в далеких веках нашим лютым врагом Вавилон,

Он исчез без следа, — как туман, улетучился он.

Нам грозила Ассирия, шли, точно буря, войска,

В прах смело ее время, засыпали груды песка…

…Пирамиды Египта падут, превратятся во прах,

Но, как солнце, страна моя, ты воссияешь в веках!

…Много варваров темных придет и уйдет без следа, —

Наше слово бессмертно, не смолкнет оно никогда[76].

«Отчего не умер молодым я?» — писал Терьян за год до смерти, в 1919 году, когда ему было всего 34 года…

Уж в чем другом, а в этом отношении судьба была «щедра» к армянским поэтам: Терьян умер в 35, Мисак Мецаренц — в 22 года, а гениальный Петрос Дурьян прожил всего 20 лет…

Обладая волшебным мастерством и обаянием, основав целую литературную школу, Ваган Терьян в последние годы своей жизни уже не довольствовался достигнутым и, стремясь выразить принесенное революцией новое дыхание, сменил созданный им благозвучный и гармоничный стих на имеющие вольный размер и разговорную интонацию строки, для него совершенно новые:

Знамя свободы,

Пою я тебя!

Снова воскресла

Душа-сирота,

Как буревестник,

Ликует, любя, торжествует…[77]

Это уже было то новое, что после него должен был совершить Егише Чаренц, и не случайно именно из рук Терьяна принял Чаренц вечно пылающий факел нашей поэзии.

Егише Чаренц…

Это золотой мост, соединяющий нашу классическую поэзию с поэзией возрожденной Армении, поэт, вобравший в себя все лучшее из армянской многовековой поэзии, создавший в то же время лучшее в нашей новой поэзии.

Чаренц не был просто поэтом, его поэзия была главной магистралью нашей поэзии, и книги его, по названию одной из них, — ее Книгой пути… Подобно новому Буало, он оставил нам свою «Ars Poetica», открыв путь для идущих вслед за ним поэтов, дав им в руки золотой ключ ко многим и многим темам будущего…

Творчество Чаренца — это биография нашей страны, начиная от порожденной геноцидом и войной «Дантовой легенды», буреподобных «Неистовых толп» и «Сома», до гениального романа-поэмы «Страна Наири», от «Все-поэмы», от знаменующего начало советской классической поэзии «Эпического рассвета» до его последней «Книги пути», в которой выкристаллизовалась вся суть истории нашего народа.