Если многие армянские народные напевы и церковные песнопения безвозвратно «онемели», то до нас все же дошли мелодии некоторых песен из эпоса «Сасунские удальцы», дошло творение армянского католикоса VII века — песня «Преданные любви Христовой», чудесная песня средневекового поэта Багдасара Дпира «Проснись, моя нежная», облеченные в форму обедни, подлинно светские средневековые песни, гениальные литургии, дошли песни Нагаша Овнатана и многие мелодии Саят-Нова.
И, наконец, до нас дошло (и не могло не дойти) наше самое бесценное сокровище — весеннее половодье армянских народных песен.
Гениальный Комитас очистил его от наносного ила и мути, превратил в бессмертный чистый источник, из которого ныне щедро черпают армянские и многие другие композиторы.
О чем они, армянские песни?
Это колыбельные и трудовые песни, песни любви и песни изгнания, элегии и песни-шутки.
Песен изгнанника, естественно, очень много, но преобладают песни о мире. Народ, измученный бесконечными войнами, мечтал о мире и свободе, выражая в песнях свои сокровенные думы.
«Дай миру мир, а народу — свободу», — поется в одной из древнейших песен. Ее поют и до сих пор, и слушателю может показаться, что это не песня V века, а сегодняшнее произведение на тему борьбы за мир.
Преобладают песни о мире, но сущность и основное содержание многих наших песен одно — мольба о сохранении жизни народа.
«Боже, храни народ армянский», — поется в одной из старых песен. Не царя, не князя и даже не героя, а народ — тружеников, всех людей.
В армянских горах бил живой ключ песни, сверкали красками миниатюры в армянских рукописях, а сами служители искусств, испив от этого источника и вобрав в себя эти краски, сирые и гонимые, подобно своему народу, блистали талантом на чужих театральных подмостках и художественных выставках, создавали чужие книги и украшали статуями чужие города.
Великий трагик, гениальный исполнитель шекспировских ролей Петрос Адамян со своим неповторимым даром подвизался на чужих берегах, воплощая в своем творчестве нашу двухтысячелетнюю театральную культуру.
Композитор Тигран Чухаджян на константинопольской сцене поставил свою оперу «Карине», заложив основы турецкого музыкального театра.
Ваграм Папазян — Отелло, — грезя об армянской Дездемоне, в ярости душил… Дездемон иноземных.
Сирануйш играла по-армянски Гамлета перед изумленными взорами арабов-феллахов и умерла в одной из египетских больниц, а скульптор Тер-Марукян в Париже лепил статую пропавшего без вести канакерца Хачатура Абовяна.
Судьба же тех деятелей культуры, которые не покинули родину, была горька и порой трагична.
В течение одной лишь ночи — 24 апреля 1915 года — были арестованы и умерщвлены почти все крупные общественные деятели, ученые, писатели, художники, музыканты и актеры Западной Армении, а гениальный композитор Комитас сошел с ума от ужасов резни в пути, во время изгнания…
Длиннее дум был унылый путь,
Длиннее пути — унылые думы.
Траурный шаг.
Где отдохнуть?
Отдых у них угрюмый.
Брела по дороге толпа армян,
Мертвой казалась природа.
Монах, предсмертной тоской обуян,
Пел о скорби народа.
Пел он и думал:
«Века грабежей,
Столетья резни, нашествий, скитаний…
Но не доходит до божьих ушей
Стон причитаний.
Если ты с неба глядишь, господь,
Сочти: миллионы убиты!
Не так страдает от жажды плоть,
Как страждет дух от обиды».
Пел он и думал:
«Камень — и тот,
Совестью будь,
почернел бы в позоре.
Мутной слезою Араке течет,
Масис поседел от горя.
А бог не зрит: перед ним стена.
Но что же бывает яснее? —
Древняя умирает страна,
Остатки народа рыдают над нею».
Пел он…
Но горе его не клобук —
Его не швырнешь на ветер.
Может ли вынести столько мук
Самый холодный разум на свете?
Вокруг так дико,
так варварски дико,
Такая средневековая тьма,
Что мозгу стало больно до крика:
«Мир сошел с ума!»
…В турецкой долине пепел и прах,
Аскер доложил с усмешкою слабой:
«Группа расстреляна. Какой-то монах
Сошел с ума, не дойдя до этапа».[84]
Казалось, умолкла навсегда многовековая песня Армении, и не осталось вокруг никаких звуков, кроме сухого треска пожаров, свиста ветра, воплей ужаса и глухого напева псалмов лишившегося рассудка Комитаса…
Но мыслимо ли, чтобы чудовище одержало победу над человеком, а прошлое — над будущим? «Народ, который не хочет умирать, никогда не умрет! Та малая толика крови, что осталась у Армении, бесценна — из нее завтра возродится новое героическое поколение», — сразу же после армянской резни писал Анатоль Франс, пророчествуя о сегодняшней возрожденной Армении.
Об этой возрожденной Армении спустя годы написал один из выдающихся художников нашего времени Рокуэлл Кент: «Невольно поражаешься, видя в этом маленьком уголке земного шара такие памятники и таких людей, которые могут быть гордостью и украшением всего мира».
Многим театроведам мира известно, что еще две тысячи лет тому назад в армянской столице Арташате существовал театр, что там ставились пьесы греческих и армянских авторов и что во время одного из представлений на сцену была вынесена по ходу действия отрубленная голова римского полководца Марка Красса.
Однако пусть им будет известно и то, что 2000 лет тому назад театр у нас был, а вот в 1920 году…
Но вернемся пока в Арташат, в те стародавние времена, когда еще не родился даже герой представляемой уже двадцать веков на сцене мира трагедии христианства Иисус Христос…
Итак, в Арташатском театре две тысячи лет тому назад вынесли на сцену отрубленную голову прославленного римского полководца Марка Красса. Да, да, именно того самого Красса, надменного римского претора, а потом и триумвира, который подавил восстание Спартака и распял сотни отважных гладиаторов по обеим сторонам Аппиевой дороги. По свидетельству современников, он распял бы и больше, если бы хватило крестов…
В то время, о котором идет речь, римские легионы сражались в Месопотамии с объединенными войсками парфян и армян. Армянский царь Артавазд II, драматург и большой поклонник эллинистической культуры и театра, устроил в столице Армении Арташате торжество в честь парфянского царя Вородеса I и его сына. Желая укрепить союз с парфянами, он отдавал свою сестру Тигрануи за сына Вородеса — Бакура.
В этот день на сцене арташатского театра шла драма Эврипида «Вакханки», где главную роль исполнял знаменитый греческий трагик Ясон. По роли Ясон должен был выйти на сцену с отрубленной головой растерзанного вакханками Пентеоса на щите и произнести свой монолог: «Возвращаясь домой, мы несем с гор счастливую добычу — убитого оленя…»
Только Ясон собирался выйти на сцену, как в театр ворвался гонец от полководца Сурена. Он привез с поля боя близ города Карры весть о победе и отрубленную голову Красса… Ловкий Ясон выхватил у вестника голову Красса, положил на щит и выбежал на сцену. Под. восторженные возгласы народа и двух царей произнес он свой монолог — стирая грани между действительностью и пьесой, придавая ей новый смысл.
Впрочем, имея в виду значение одержанной Востоком победы над Римом под Каррами, можно предположить, что царь Артавазд, будучи драматургом, в этот день выступил и в роли режиссера: зная о победе, он умышленно выбрал для представления драму Эврипида и заранее обыграл с Ясоном мизансцену с головой Красса…
Как бы то ни было, надменный Красс, посылавший гладиатора Спартака в цирк на растерзание, пожал то, что посеял, — заменил собой театральную бутафорию на арташатской сцене.
Представление в Арташате, прозванном римлянами «Карфагеном Армении», — первый зафиксированный историей спектакль в Армении. По свидетельству Плутарха, он состоялся 7 или 8 мая 53 года до нашей эры.
Однако театр в Армении существовал и до этого, при царе Тигране Великом, который, как сообщает тот же Плутарх, пригласил в свою столицу Тигранакерт многих греческих актеров для открытия нового театра. Именно этих актеров впоследствии использовал Лукулл в торжествах по случаю захвата Тигранакерта.
Эллинистический театр в Армении существовал около пяти веков, до III–IV века нашей эры. Впоследствии, с конца III века, воинствующее христианство искоренило языческое искусство и особенно театр, который в средневековой Армении сохранил существование лишь в виде мистерий.
О средневековом театре Армении до нас дошло очень мало сведений. Но известно о проклятиях и анафемах театру со стороны церкви, считавшей его «язычеством», «скверной», «порождением антихриста».
В этих условиях историки, естественно, не могли писать о крестьянском, Гусинском театре, который существовал в форме опер-сказок, народных кукольных представлений и т. п.
До последнего времени (я сам видел это в Ереване юношей) бродячие ашуги и гусаны, в одиночку или группами, ставили такие оперы-сказки на площадях и базарах наших городов и сел.
После долгого перерыва наша история вновь заговорила о театре начиная с XVII–XVIII веков — о театре профессиональном, об армянских театральных представлениях в индийской армянской колонии, во Львове, Ереване, Венеции, а потом и в Тбилиси, Баку, Исфагане, Новой Нахичевани, Астрахани и других городах.
Французский путешественник Шарден рассказывает в своих путевых заметках, что в 1664 году в Ереване он присутствовал на театральном представлении.
Следующий известный нам спектакль — поставленная учениками армянской школы во Львове в 1668 году пьеса «Мученичество святой девы Рипсиме». Впоследствии сообщений о театральных постановках становится все больше и больше.
В XVIII–XIX веках уже существовали выдающиеся актеры и известные армянские театральные труппы, которые со своим отлично подобранным национальным и классическим репертуаром выступали в Армении и других городах — в Москве, Петербурге, Одессе, Ростове, Тифлисе, Баку, в Венеции, Львове, Калькутте, Исфагане, Париже, Женеве…