Мы сами называем себя «ай», а страну свою Айастан, вероятно, по имени одного из проживающих в стране Айаса племен, которое впоследствии совместно с другими проживающими в Арме-Шуприи и Биайнили племенами сыграло решающую роль в образовании армянской нации.
Некоторые исследователи считают, что это название происходит от имени прародителя армянского народа Айка, древняя легенда о котором сохранилась в книге историка Мовсеса Хоренаци. По этой легенде, богатырь Айк жил со своим племенем на обширных плодородных землях, подвластных, однако, тирану Белу. Поэтому он предпочел сняться со всем племенем с насиженного места и обосноваться на голых камнях, лишь бы обрести независимость. По легенде, на этом новом месте было «соленое озеро, богатое мелкой рыбой», то есть озеро Биайна.
Бел, разъяренный дерзостью Айка, напал на него с огромным войском, но Айк победил в неравном бою и убил тирана, утвердив право своего племени на самоуправление.
Эта легенда как бы предвосхитила историю нашего народа — с тех пор Армения утверждала свое существование в постоянной борьбе, в неравных битвах с тиранами и завоевателями, постепенно, ценой вековых страданий овладевая тайной долгоденствия.
Когда на наших предков напал легендарный Бел, народ ответил незваному пришельцу натянутой тетивой прародителя Айка.
Когда ассирийская царица Семирамида хотела завоевать страну и ее царя любовными чарами, народ призвал Прекрасного Ара, который предпочел пасть на поле битвы, защитив честь своей земли и своей жены Нвард.
Против войска на слонах персидского царя Азкерта народ выставил храброго полководца Вардана Мамиконяна[16], фанатичного патриота иерея Гевонда и гениального летописца Егише, описавшего эту битву…
Против натиска огнепоклонничества народ поднял крест христианства, а против коварства христианской Византии создал непобедимый легион из тридцати шести букв собственного алфавита.
В каждую войну мужчины погибали на полях сражений, молодых девушек и женщин угоняли в плен, матери молились, дети плакали, а старики утешали их, надеясь, что война скоро кончится, что ждать осталось немного — четыре года, три, два…
Откуда было им знать, что эта война — эти войны продлятся два века, три, четыре, двадцать веков и тридцать, будут длиться, пока народ не станет сам себе хозяином, пока эта земля не станет для него настоящей родиной…
Менялись «чужие» завоеватели и «свои» правители, которые приписывали себе талант и мужество народа, плоды его труда и воинскую доблесть. Неизменными всегда были только войны и народ, страдающий от войн.
Когда на эту землю напал всемогущий Рим, победа армянского народа на поле битвы была окрещена именем царя Тиграна Великого, а построенные народом город и крепость наречены Тигранакертом.
Когда на смену Риму пришли Персия и Византия, героизм народа воплотился лишь в именах Вагаршака и Аршака, а новые города были названы Вагаршапатом и Аршакаваном.
Но были и такие войны и нашествия, которые угрожали самому факту существования народа, его языка, письменности, веры. И подымались тогда все — мужчины и женщины, стар и млад…
Так было в 451 году, во время Аварайрской битвы.
Тяжелые слоны персов растоптали тогда легкую конницу армян, но персидский царь Азкерт был подавлен, его страшила фанатичная вера и преданность нашего народа своему родному языку, родине, свободе.
Шли века — и появлялись новые завоеватели. Проходили века, но не заживали оставленные ими раны.
Смутно понимая, что царь — не государство, а церковь — не вера, народ с той же фанатичностью, с которой раньше веровал, породил ереси, выражая таким образом свой протест. Возникли бунты против церкви и знати, движение мцгнийцев, павликианов, тондракийцев…
Эхо их восстаний, пронесясь через время и пространство, докатилось до Болгарии и Германии, до Мартина Лютера и протестантов…
Народ воздвиг крепость своей свободы Цура и рукой Смбата Зарехаванци осмелился сбросить со скалы в пропасть чашу со святым миром…
И хотя еретиков клеймили, мучили и убивали, эхо их восстаний еще долго отзывалось в горах Армении и в сердце народа.
А когда напали на, нашу землю арабы, сельджуки и монголы, народ, разуверившись и в вере и в безверье, уповал уже только на прекрасную легенду и создал образ эпического героя Давида Сасунци с его мечом-молнией, призванного освободить народ, когда переполнится чаша терпения.
Давид уже понимал, что недостаточно прогнать чужеземных сборщиков налогов и «разъять на сорок кусков» пришедшего с войной Мсра-Мелика. Он не уничтожил войско Мера-Мелика — пригнанных силой на войну бедных арабских крестьян. Он твердо знал, что виновником войн и бедствий является не народ, а его правители.
А дальше?..
Разрушать гораздо легче, чем строить; уничтожать легче, чем создавать. И все же чужеземные завоеватели уставали разрушать, а наш народ без устали строил; они уставали уничтожать, а наш народ без устали созидал.
Вместо разрушенного города Эребуни — Еревана он строил Арташат, вместо Арташата — Тигранакерт, вместо Тигранакерта — Вагаршапат, Двин… Вместо разрушенной урартской крепости он возводил армянскую крепость; вместо языческого храма Гарни — христианские храмы Эчмиадзин и Звартноц, храмы Рипсиме и Ахтамар.
А когда завоеватели рыскали по всей стране и люди были вынуждены скрываться в пещерах у реки Азат, они высекли в этих пещерах храм Гегард, чтобы время не притупило резца созидателя. Или ночью, тайно выбираясь из пещер села Аштарак, орошали свои виноградники, чтобы не засохли взращенные еще во времена Урарту лозы винограда.
Стоило волей небес хоть на время воцариться миру — сразу вырастали богатые искусными ремеслами города, такие, как Ани; вновь зеленели поля и сады, а в монастырских кельях создавались новые рукописи и миниатюры. И сначала робко, потом все смелее и смелее звучали песни гусанов и ашугов[17]; канатоходцы и скоморохи показывали свое веселое умение; повсюду слышался радостный гомон свадеб и крестин.
Мало-помалу разоренная земля снова превращалась в страну, в государство — пока не нагрянут новые завоеватели и ввергнутый в изгнание народ снова не окажется вынужденным создавать страну и государственность, школы и очаги письменности, ремесла и искусства на склонах других гор, в других долинах, на берегах других озер обширной территории исторической Армении.
В последний раз — в XI–XIV веках — наш народ надеялся, что еще раз обрел родину и свое государство на берегу Средиземного моря, в Киликии, но именно там на долгие века была похоронена его мечта о независимости. На Армению налетели турецкие и персидские племена — раздирая землю на куски, разлучая брата с сестрой, мать с сыном, отрывая перо от рукописи, лемех от земли, стирая с географических карт само название Армении. «Вторжение османских турок в Малую Азию и создание разбойничьего государства Карахисара было одним из самых мрачных бедствий средних веков», — пишет Маркс об этой эпохе.
Долго, очень долго длилось это бедствие — целых пять веков, долгих пятьсот лет. До того долго, что наш народ-каменотес отвык от камня — начал возводить глинобитные дома и стены, стал создавать рукописи, написанные армянскими письменами, но на языке османском, или на армянском языке, но персидской вязью. И вместо своих бесподобных тонких «айренов» и «антуни»[18] слушал лишь заунывный зов муэдзина…
Как справедливо отметил великий Байрон, «трудно найти в летописи какого-либо народа столь много испытаний и невзгод, как в истории армянского народа — народа, чьи деяния носят исключительно миролюбивый характер, а недостатки навязаны волей угнетателей и завоевателей»…
Но что бы ни случилось, мыслимо ли было обратить в рабство людей, которые, глядя на родные горы, учились у них не сгибать спину; глядя на строгие, стройные формы своих архитектурных памятников, вбирали в себя их красоту; глядя на клинописи и пергаменты, всегда помнили о своих истоках.
Можно ли было обратить в рабство народ, создавший эпос о Давиде Сасунци; отнять веру у людей, сражавшихся при Аварайре; удержать в повиновении человека, воспитанного на вулканическом порыве чувств поэта Григора Нарекаци; навязать новых богов и пророков правнуку еретика Зарехаванци; отнять тот язык, на котором творили сказители Гохтана, поэты Шнорали, Фрик и Кучак.
Сколько раз пытались уничтожить центры письменности, вырвать с корнем зеленое древо нашей культуры!
Но семена, упавшие с него, рассеялись по всему свету. И если раньше очаги армянской письменности были только в Армении, то теперь они возникали повсюду — от Венеции до Филиппинских островов, от Феодосии до Львова, от Калькутты до Вены…
Земля Армении сотрясалась от восстаний, бунтов и стихийно возникавших столкновений с иноземными захватчиками.
То в самой Армении, то в армянских колониях, разбросанных по всему свету, снова и снова возникали идеи и планы создания свободной и мирной Армении. В индийской колонии, например, появилась книга «Западня славы» — программа грядущего освобождения Армении и ее народная конституция. В Карабахе состоялись знаменитые собрания меликов[19], чьи взгляды были устремлены к России.
Вдохновители и вожди национально-освободительного движения Исраел Ори и Овсеп Эмин с энтузиазмом, хоть и без большой надежды на успех, обивали пороги европейских дворов, били челом Петру I, пока русские пушки не пришли на помощь мечу Давид-Бека и впоследствии, в 1828 году, восточная часть Армении не освободилась от персидского ига.
Ликовал армянский народ. Торжествовал великий основоположник нашей новой литературы Хачатур Абовян. Торжествовал Нерсес Аштаракеци, умный и храбрый армянский католикос того времени; восседая на белом коне, с мечом в одной руке и с крестом в другой, он шел на бой против персов под русским знаменем, во главе русских и армянских отрядов.