у из канав — водопровод был сооружен здесь всего несколько десятков лет назад.
Дорога вода в Армении еще и сегодня, но есть здесь и поистине драгоценные воды. Более трехсот источников целебной минеральной воды известно в Армении. Из них «Арзни» и «Джермук» соревнуются с наиболее прославленными мировыми источниками.
Кстати, несколько слов о «Джермуке» и… нефти.
В Армении есть целые потоки — нет, поистине великий потоп — горячего, вкусного, целебного «Джермука», большая часть которого течет напрасно, пропадает втуне.
Если бы хоть сотую долю той суммы, которая десятилетиями расходуется на поиски нефти в Армении, употребить на розлив «Джермука», то выгода от этого была бы в несколько раз больше, чем предполагаемая выгода от предполагаемой у нас нефти. Ведь, что ни говори, литр «Джермука» вдвое дороже керосина.
Это отнюдь не призыв отказаться от поисков нефти в Армении. Разве давалось нам когда-нибудь что-нибудь легко?
Да, нелегко в Армении найти нефть, и, как остроумно заметил один из наших геологов, надо углубиться в этот вопрос, сиречь — копать как можно глубже…
Дорога была вода в Армении и издревле освящалась народом. Поэтому еще и сегодня народ сооружает родники в тех местах и в память о тех людях, которые дороги его сердцу.
Родник на Степанаванском перевале отмечает место, где Пушкин встретил гроб с телом убитого Грибоедова; родник Гндевазского ущелья рассказывает о героях гражданской войны, а в Сардарапате — о знаменитой битве; родник в Харберде увековечивает память жертв 1915 года, многочисленные родники-памятники сооружены в честь погибших в Отечественной войне.
Один старик каменотес из Кировакана соорудил у дорог четыре родника-памятника в честь четырех своих сыновей, павших в Отечественной войне.
Красивая и мудрая это традиция — символизировать память погибших тихим грустным журчанием чистой родниковой воды.
Воды, которая в жару дороже золота, — испивший ее невольно благословит и того, кто построил родник, и того, в чью память он сооружен.
Родники-памятники послужили хорошим стимулом для развития архитектуры малых форм, и теперь в самых глухих деревушках Армении можно встретить неброские с виду памятники, которые являются прекрасными ее образцами.
Вот стихи об одном из них:
Ты слышишь отзвуки речей
Сквозь плеск и струек перекаты?
То голоса твоих друзей,
Что воду пили здесь когда-то,
Тех, что погибли на войне,
Далеко от селений отчих,
За то, чтоб в мирной тишине
Незамутненным бил источник.
И если ты спешишь домой,
Жнец, поработавший на нивах,—
Водой студеною омой
Ладони рук трудолюбивых.
А если ты поэт, — поверь:
Споешь ты песню смело жившим.
Прохожий, таковы теперь
У нас поминки по погибшим.
И если твой отец и брат
Не возвратились с поля боя,
И если пал твой друг-солдат,—
Склонись над чистою водою,
Ты припади в вечерний час
К ней, как к губам, тебя любившим!
Прохожий, таковы теперь
У нас поминки по погибшим!..[34]
Не так давно новый оригинальный памятник появился в одном из скверов Еревана — родник в память Саят-Нова, гениального поэта XVIII века. Из белой мраморной стены, на которой высечен гордый лик поэта, выбивается, журча, прозрачная струя родника, словно повторяя без устали гениальные слова Саят-Нова:
Не всем мой ключ гремучий пить: особый вкус
ручьев моих!
Не всем мои писанья чтить: особый смысл у слов моих!
Не верь: меня легко свалить! гранитна твердь
основ моих![35]
На службу человеку стали все армянские реки и озера, водопады и родники. И от этого сделались они чище и прозрачнее. Кажется, словно и течь они стали быстрее.
Они торопятся, будто понимают, как много надо еще сделать, сколько полей и садов ждут их, как много еще страждущей от жажды земли.
Отправимся и мы вслед за журчащей струей к полям и садам, к жаждущей земле и послушаем новую песню.
ПЕСНЬ О ЗЕМЛЕ
Если выражение родная земля привычно и естественно во всех странах, то в Армении его можно употреблять лишь условно. Вернее было бы сказать — родные камни.
Обычно весна наступает раз в году, но в Армении ее можно встретить несколько раз.
В горах — своя весна, в долинах — своя, к тому же — в разное время года.
Армения мала, но многолика. На ее земле представлены все климатические зоны — есть тут альпийские луга и виноградники, леса и субтропики.
Когда в Араратской долине наступает осень, наливается соком виноград и начинают алеть персики, ближе к подножию гор еще лето — здесь только начинает золотиться пшеница. На горных альпийских лугах в это время пышно растет трава и цветут маки. Еще выше снега только начинают таять, только появляются подснежники и фиалки. А на самых вершинах — вечные снега, зимняя стужа.
В это время в Мегрийском ущелье среди раскаленных скал дозревают гранат, инжир и японская хурма.
Горный поток, родившийся из талых снегов на склонах Арагаца, может за день на своем пути к реке Раздан встретить все четыре времени года — зиму, весну, лето и осень.
Есть в Армении места, которые лишены даже этой естественной смены четырех времен года, где в году бывают лишь два времени — зима и весна.
Только стают снега — распускаются по весне цветы, пробивается трава, но не успеет земля прогреться и зелень отцвести, как вновь ложится снег, завершая этот малый круговорот года…
Но эти различия были ясно выражены лишь на плодородных землях. Большую часть земель Армении летом одинаково иссушало солнце, осенью секли дожди и зимой покрывал снег. Там кое-где росла горькая полынь, по которой не очень-то отличишь времена года, да еще лиловые и желтые неувядающие цветы — бессмертники. Но говорили они лишь о «бессмертной» нищете, о «неувядающей» обездоленности.
Прорастали тут иногда и занесенные ветром семена и косточки, превращаясь в кусты и деревья.
Жалкие это были деревья, согбенные, придавленные к земле, росли они вкривь и вкось. Ведь для того, чтобы выпросить у сурового неба каплю дождя, им приходилось семь раз преклонить колено!
Я невольно вспомнил о них… в Америке.
Неподалеку от Сан-Франциско есть роща дошедших до нас из давних времен «красных деревьев» — редко встречающихся в природе секвой. Их берегут как зеницу ока, к ним совершают паломничество все посетившие Америку туристы.
Они не похожи на деревья — словно это вонзившиеся в небо, готовые взлететь к звездам ракеты…
Многие из них насчитывают до двух-трех тысяч лет жизни, в их век уложилось все — от Римской империи и закладки крепости Эребуни до открытия Америки, при них звучал голос Джорджа Вашингтона и свист направленной в Джона Кеннеди пули…
Высота их достигает порой тридцати — сорока метров, а ствол едва могут обхватить десять человек.
Они прекрасны и внушительны, горды и… целеустремленны. Ничто не мешает их росту, все проявляет к ним доброту и щедрость — атмосферные условия и окружающая- среда: солнце, земля, вода.
Как погруженный в себя гений, стремящийся к единственной, священной и труднодостижимой цели, забывает обо всем, не хочет тратить времени ни на что другое, так и секвойи, устремляясь ввысь, не хотят терять время даже… на ветки. Как только верхние ветви набирают силу, нижние тотчас высыхают и отпадают, чтобы не занимать собою дерево, не отнимать у него энергию, необходимую для роста…
Я глядел на соседствующие со звездами кроны этих гигантов и вспоминал наши деревья — искривленные, морщинистые, порой с покореженными и обожженными стволами.
Вспоминал, и думалось мне: да, семя очень важно, семя есть семя и талант есть талант. Но ведь не менее важно, на какую почву упадет это семя — на мягкую, влажную, обласканную заботой солнца и воды, или, как в былые времена в Армении, на жесткую и каменистую землю, с которой враждует само небо…
Но насколько жестока и безжалостна была земля, настолько упорны и трудолюбивы были люди, жившие на ней.
Однако что они могли поделать, когда корни нищеты можно было подрыть только водой, а воды не было…
Но безводье — это еще полбеды. Беда была в том, что пет в этой стране земли, а жалкая горстка ее, по воле господа бога, была сплошь вымощена камнем…
Достаточно сказать, что еще и сегодня используется всего пятнадцать процентов и без того ничтожного количества земли в Армении (территория которой равна всего 29,8 тысячи квадратных километров).
Виноградники моего родного села Аштарак окружены множеством небольших каменистых холмиков. Уроженец Аштарака и сын крестьянина, я долгое время думал, что это природные, естественные холмы, и лишь потом узнал, что это такое. Все эти бесчисленные камни мои деды и прадеды, согнувшись в три погибели, подбирали с земли, освобождая ее, сносили на окраину села и там складывали в пирамидки.
Виноградники Мегрийского ущелья также окружены каменистыми скалами и холмами, но здесь все наоборот — искусственно созданы рукой человека не холмы, а зеленеющие на их склонах, расположенные амфитеатром сады.
На каменистых уступах гор крестьяне сделали ступенчатые террасы, нанесли на них толстый слой привезенной издалека земли. Орошая эти террасы водой, приносимой в глиняных кувшинах из глубокого ущелья, мегрийцы создали свои чудо-сады и виноградники.
Вот какой ценой добывал армянский крестьянин свой хлеб — он буквально «выжимал» его из камня.
Если во всех странах, у всех народов выражение родная земля привычно и естественно, то применительно к Армении его можно употреблять лишь условно, вернее было бы сказать — родные камни