Непрерывно щебеча, она вела Теренса вверх по склону, а мы с неземным созданием поднимались следом.
Тосси была права насчет церкви — постройка действительно пользовалась популярностью, судя по обилию объявлений. Они начинались у самого подножия холма с написанного от руки плаката, гласящего: «Держитесь дорожки». Далее шли «Во время службы экскурсии не проводятся», «По газонам не ходить» и «Рвать цветы возбраняется».
— Маменька хочет провести сеанс в хэмптон-кортской галерее. Там бродит дух Катерины Говард, знаете? Которая жена Генриха Восьмого. У него их было восемь. Бейн, впрочем, говорит, что шесть, но если так, почему его тогда зовут Генрих Восьмой?
Я украдкой глянул на мисс Браун, которая спрятала улыбку. Вблизи она казалась еще краше. Вуалетка на шляпе окутывала медно-каштановые локоны белопенным облаком, и сквозь эту дымку фарфоровая кожа с нежным розовым румянцем казалась почти неземной.
— Всем женам Генриха Восьмого отрубили голову, — вещала Тосси. — Я бы так ни за что не хотела. Волосы перед казнью обстригают… — Она взмахнула белокурыми завитками. — И одевают тебя в жуткую простецкую рубаху.
«Без единой оборочки», — посочувствовал я.
— Очень надеюсь, что нам не явится одна голова, — продолжала Тосси. — Бывает, знаете, что дух является не целиком. Нора Лайон, когда устраивала сеанс в Мачингс-Энде, материализовала отдельную руку. Она играла на аккордеоне. — Тосси стрельнула глазками в Теренса. — А знаете, что мне сказали духи вчера вечером? Что я встречу незнакомца!
— Подробностей не сообщили? — полюбопытствовал Теренс. — Например, что он будет высоким, темноволосым и красивым?
— Нет, — с серьезным видом покачала головой Тосси. — Они простучали «Берегись!», а потом букву «ка». Маменька решила, что речь о Принцессе Арджуманд, но я думаю, тут все хитрее: это «ка» — сразу две буквы, из начала слова или, наоборот, из окончания, то есть, например, «капитана» или «моряка». А так как до моря тут далеко, то незнакомец прибудет по реке.
— Как я, — осмелел Теренс.
Мы почти добрались до вершины холма. Там стояла открытая коляска с кучером при полном параде — во фраке и полосатых брюках, надо же. Он читал книгу, а лошадь вяло пощипывала траву. Странно, что нигде не наблюдалось знака «Парковка запрещена».
При нашем приближении кучер захлопнул книгу и выпрямился, будто кол проглотил.
— Я уже опасалась, что поездка сорвется, — сообщила Тосси, даже головы не повернув в сторону коляски. — Нас должен был отвезти слуга мадам Иритоцкой, но он впал в транс, а одним нам маменька брать ландо не разрешила. И тогда я придумала — нас отвезет Бейн. Это наш новый дворецкий. Маменька переманила его у миссис Каттисборн, та ужасно разозлилась. Хорошего дворецкого днем с огнем не сыщешь.
Вот, значит, откуда полосатые брюки и чопорность. В наушниках ясно говорилось, что кучерские обязанности дворецкие не исполняют. Я присмотрелся к нему — вблизи он оказался моложе, выше ростом и несколько осунувшимся, словно не выспался. Брат по несчастью: я тоже не спал, по-моему, уже несколько столетий.
Еще в наушниках особо отмечали фирменное непроницаемое выражение лица у дворецких, но этого явно что-то беспокоило. Интересно — что? Непривычная роль или перспектива находиться в услужении у барышни, считающей, будто у Генриха VIII было восемь жен? Я прищурился, подсматривая украдкой, что он там читает. «Французская революция» Карлейля. Однако.
— Не нравится мне этот дворецкий, — сказала Тосси, ничуть не смущенная его присутствием. — Вечно хмурится.
Видимо, кузине Верити он тоже не нравился. Даже взглядом его не удостоила. Я же кивнул и приподнял шляпу. Дворецкий раскрыл книгу и погрузился в чтение.
— Наш прошлый был куда милее, но его переманила леди Холл, когда приехала в гости. Вообразите, прямо из-под приютившего ее крова! Папенька говорит, слугам читать не след. Это рушит их моральные устои. И рождает всякие идеи.
Теренс распахнул калитку. Табличка на ней гласила: «Закрывайте за собой при выходе».
Они с Тосси направились к церковной двери, сплошь увешанной объявлениями: «Окончание посещений в четыре часа», «Запрещены посещения во время службы», «Запрещается фотографировать и дагерротипировать», «Мистера Эгглсуорта, старосту, спросить в Харвуд-Хаусе. Без КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ не беспокоить». Странно, что не вывесили заодно и девяносто пять тезисов Лютера.
— Просто загляденье, правда? — спросила Тосси. — Только посмотрите на эти миленькие зигзаги вокруг двери.
Я без всяких обучающих курсов опознал в них орнаментальную кладку двенадцатого века — спасибо нескольким месяцам работы на проекте леди Шрапнелл.
— Норманнская архитектура, — пояснил я со знанием дела.
— Обожаю старинные церквушки, а вы? — не обращая на меня внимания, продолжала Тосси. — Премиленькие, не то что нынешние.
Теренс открыл премиленькую дверь, теряющуюся под объявлениями, Тосси сложила зонтик и вошла. Теренс шагнул за ней, а я посторонился, собираясь пропустить кузину Верити. В наушниках говорилось, что викторианские барышни шагу не могли ступить без присмотра, так что кузина Верити, хоть и неземное создание, очевидно, именно с этой целью к Тосси и приставлена. На берегу вид у нее был довольно суровый, а в церкви слишком интимный полумрак и масса возможностей разводить шуры-муры. Кроме того, судя по объявлению на двери, старосты явно нет на месте.
Однако мисс Браун, даже не взглянув на полуоткрытую дверь в интимный полумрак, толкнула кованую калитку, украшенную табличкой «Не плевать», и проследовала на погост.
Она молча шла меж надгробий, мимо объявлений, запрещающих рвать цветы и опираться на могильные камни, и мимо опасно накренившегося обелиска, на который, видимо, кто-то все же оперся.
Я вспоминал, о чем принято разговаривать, оставшись наедине с викторианской барышней. В наушниках, как назло, не приводилось никаких подходящих тем для беседы между едва представленными друг другу людьми противоположного пола.
Политика точно отпадает, потому что я понятия не имею, какого курса придерживалась страна в 1888 году, а прелестным барышням ни к чему забивать свои очаровательные головки государственными делами. Религии тоже касаться опасно, поскольку тут и с дарвинизмом еще не до конца определились. Я силился припомнить, как выкручивались персонажи виденных мной викторианских пьес (их перечень сводился к «Восхитительному Крайтону» и «Как важно быть серьезным»). Рецепт прост: классовые вопросы и острословие. Но идейный дворецкий здесь определенно успехом не пользовался, а каламбуры мне на ум не шли. Кроме того, с юмором всегда есть риск сесть в лужу.
Кузина тем временем остановилась у последнего надгробия и смотрела на меня выжидающе.
Погода. Беспроигрышная тема. Но как обратиться к барышне? Мисс Браун? Мисс Верити? Миледи?
— Ну? — нетерпеливо позвала она. — Доставили в целости?
Такого захода я никак не ожидал.
— Простите?
— Бейн вас не заметил? Где вы ее прячете?
— Кажется, вы меня с кем-то путаете…
— Все в порядке. — Она оглянулась на церковь. — Оттуда нас не слышно. Расскажите подробно, как вы пронесли ее через сеть.
Наверное, у меня рецидив перебросочной болезни. Слуховые галлюцинации?
— Не утопили же вы ее? — Девушка начала сердиться. — Он обещал ее не топить.
— Кого топить?
— Кошку.
Разговор клеился еще хуже, чем с медсестрой в лечебнице.
— Кошку? Вы имеете в виду потерявшуюся кошку Тос… мисс Меринг? Принцессу Арджуманд?
— Разумеется. — Девушка нахмурилась. — Разве мистер Дануорти вам ее не отдал?
— Мистер Дануорти? — Я заморгал растерянно.
— Ну да. Он не перебросил кошку вместе с вами?
Передо мной забрезжил свет.
— Так вы наяда из кабинета мистера Дануорти, — изумленно пролепетал я. — Но этого не может быть! Ту звали Киндл.
— И до сих пор зовут. Мисс Браун — мое прикрытие. У Мерингов нет родственников по фамилии Киндл, а я, по легенде, троюродная сестра Тосси.
Свет разгорался ярче.
— Значит, вы — «катастрофа». Та самая, которая что-то вынесла из прошлого.
— Ну да, кошку, — нетерпеливо подтвердила она.
Кошку. Разумеется. Это куда логичнее, чем конку или блошку. Теперь понятно, почему мистер Дануорти на меня так странно посмотрел, когда я начал рассуждать про леди Уиндермир.
— То есть вы утащили кошку через сеть. Но это же невозможно… Из прошлого ничего нельзя унести.
Теперь настал ее черед растерянно моргать.
— Вы не знали про кошку? А я думала, ее отправят обратно с вами…
Я похолодел. Финч ведь зачем-то велел мне повременить в последний момент. Что, если он как раз пошел за кошкой, а я взял и перебросился, не успев ее забрать?
— Вас предупредили, что отправят ее назад со мной? — уточнил я.
Она покачала головой:
— Мистер Дануорти больше мне вообще ничего не говорит. Мол, я уже и так достаточно бед натворила, не нужно давать мне лишний повод вмешиваться. Вот я и решила, увидев вас в кабинете, что кошку отправят с вами.
— Он меня вызвал из-за перебросочной болезни. В лечебнице прописали две недели постельного режима, так что мистер Дануорти определил меня сюда поправляться.
— В викторианскую эпоху? — изумилась Верити.
— Именно. В Оксфорде был бы дохлый номер из-за леди Шрапнелл…
Верити изумилась еще больше.
— Он прячет вас здесь от леди Шрапнелл?
— Да. Или она тоже здесь? — встревожился я.
— Не совсем. Если кошку прислали не с вами, тогда, может, вы знаете, с кем?
— Нет. — Я попытался припомнить разговоры в лаборатории. — «Свяжитесь с кем-то», — велел мистер Дануорти. Эндрюс. Точно. Мистер Дануорти попросил: «Свяжитесь с Эндрюсом». — Они упомянули Эндрюса, — признался я.
— А больше они ничего не упоминали? Когда его отправили, например? И как все прошло?
— Нет. Я часто отключался. Из-за болезни.
— Когда именно вы услышали про Эндрюса?
— Сегодня утром, пока меня готовили к переброске.