— Чуешь ее, Сирил?
Мы пошлепали дальше. Рощица, вполне приветливая днем, превратилась в дремучий лес, состоящий сплошь из бурелома, колючек и зловещих когтистых ветвей. Кошка может прятаться где угодно.
Вон там! У реки! Что-то белое…
— Сюда, Сирил, — прошептал я, сворачивая к берегу.
Снова мелькнуло — в камышах, не двигается. Может, спит?
— Принцесса Арджуманд? — позвал я, раздвигая камыши. — Вот ты где, безобразница…
У белого комка вдруг выросла длинная гибкая шея.
— Га-а-а! — заклекотал он, шумно хлопая исполинскими крыльями.
Я выронил блюдце.
— Это лебедь, — зачем-то констатировал я очевидное. Лебедь. Белоснежное украшение Темзы, царственно скользящее по темной глади. — Всегда мечтал увидеть своими глазами, — признался я Сирилу.
Сирила рядом не было.
— Га-а-а-а! — возмущенный бесцеремонной побудкой, гаркнул лебедь, расправляя крылья во всю их необъятную ширь.
— Прости, — извинился я, отступая. — Принял за кошку.
— Ш-ш-ш! — прошипел лебедь и побежал на меня.
Ни в одной оде лебедям ни слова не говорилось о том, что они шипят. И оскорбляются, когда их путают с кошачьими. И щиплются.
В конце концов я спасся, проломившись через какие-то колючие кусты, вскарабкавшись на нижние ветки дерева и двинув лебедю в клюв ногой, после чего тот поковылял обратно к реке, бормоча проклятия и угрозы.
Выждав минут пятнадцать — на случай если это уловка, — я слез с дерева и принялся осматривать раны. Поскольку большей частью они находились сзади, это было несколько затруднительно. Я извернулся ужом, проверяя, нет ли крови, и заметил Сирила, который с виноватым видом выходил из-за куста.
— Разбиты наголову. Как персы. У Харриса тоже с лебедями не сложилось. (Эх, что ж я эту главу раньше не вспомнил?) Они хотели вытащить его и Монморанси из лодки.
Я подобрал фонарь, лишь чудом не опрокинувшийся, когда я его выронил.
— Если бы на стороне короля Гарольда сражались лебеди, Англией до сих пор владели бы саксы.
Мы возобновили экспедицию, стараясь держаться подальше от реки и подозрительных белых пятен.
Полли Вон из старинной песни погибла от рук своего возлюбленного, который принял ее за лебедя. Все потому, что на ней был белый передник, вот юноша и пустил в нее стрелу. Теперь я хорошо его понимаю. В дальнейшем я тоже предпочту сначала стрелять, а потом разбираться.
Темнота продолжала густеть, воздух — сыреть, а кусты — щетиниться колючками. Никаких белых пятен, горящих глаз и почти никаких звуков. Рассыпав последние крошки, я позвал: «Сюда, киса!» — но мой голос увяз в темноте.
Придется признать очевидное: кошка пропала бесследно, погибла от голода в дикой глуши, растерзана свирепым лебедем или найдена в тростниках фараоновой дочерью и кардинально меняет ход истории. Нам с Сирилом ее не отыскать.
Словно в подтверждение, фонарь начал коптить.
— Все напрасно, Сирил. Ее нет. Пойдем назад.
Легко сказать. Бросив все силы на поиски Принцессы, я совсем не запоминал дорогу, а рощицы вокруг были похожи, как капли воды.
Я опустил фонарь к земле, выискивая оставленный след из хлебных крошек, и только тогда вспомнил, что Гензель и Гретель тоже принадлежат к числу катастрофически оплошавших.
— Показывай дорогу, Сирил, — с надеждой велел я. Бульдог с готовностью осмотрелся по сторонам — и сел на землю.
Конечно, самое разумное — выбраться на берег и идти вниз по реке, но там подстерегают лебеди, да и волки, наверное, еще не все хлебные крошки доели. Я двинулся в самом подходящем на вид направлении.
Через полчаса начало моросить, промокший ковер из листьев сделался скользким. Мы волочили ноги, словно саксы после одиннадцатидневного перехода. Перед тем как потерять Англию навсегда.
Я упустил кошку. Я потратил даром массу драгоценного времени, не подозревая о том, что Принцесса у меня, а потом упустил ее. Я отправился на увеселительную прогулку с совершенно посторонним человеком, из-за меня Теренс проворонил, возможно, судьбоносную встречу и…
Хотя… Вот я уплыл с Теренсом, и мы подоспели как раз в нужный момент, чтобы спасти профессора Преддика от смерти в речной пучине. А если бы Теренс в это время сопровождал Мод? Или ему как раз не суждено было ее встретить, поскольку судьба назначила его в спасатели на водах? Или, наоборот, профессору предстояло утонуть, и счастливое спасение нужно добавить к списку моих оплошностей?
Но если это и оплошность, я о ней не жалею. Я рад, что профессор жив-здоров, хоть с ним и туговато приходится. И я начинаю понимать, что чувствовала Верити, вытаскивая кошку.
Кошку, которая бродит где-то здесь под дождем. Как мы с Сирилом. Я заблудился окончательно — ни этих деревьев, ни этого бурелома я прежде точно не видел. Развернувшись, я пошел обратно.
И там оказалась лодка. И поляна. И мое одеяло.
Сирил увидел их первым и рванул туда, радостно извиваясь всем телом, а потом вдруг встал как вкопанный. Неужели в одеяле свил гнездо лебедь?
Нет, не лебедь. Свернувшись клубком, на пледе крепким сном спала Принцесса Арджуманд.
Глава девятая
Маленькие серые клеточки — вот что поможет распутать любую историю.
Моя первая ночевка в викторианской эпохе — Теснота — Храп — Дождь — О влиянии погоды на ход истории — Пневмония — Исчезновение кошки — Раннее отплытие — Исчезновение двухжаберного голубого голавля профессора Преддика — Абингдон — Урок гребли — Исчезновение профессора Преддика — Сувениры — Отправка телеграммы — Позднее отплытие
Вряд ли именно такие покой и сон, как в эту первую мою ночь в викторианской эпохе, имела в виду медсестра из лечебницы.
Я намеревался водворить Принцессу обратно в корзину — под надежный замок, и для верности еще камней на крышку. Но когда я осторожно поднял ее, всячески остерегаясь когтей и неожиданных бросков, она уютно устроилась у меня на руках. А потом посмотрела умоляюще и заурчала, едва я наклонился над корзиной. Я, конечно, читал, что кошки мурлычут, но всегда представлял этот звук как басовитое ворчание или что-то вроде радиопомех. Здесь же никакой угрозы и треска не слышалось, и я невольно принялся извиняться:
— Прости, так нужно. — Я неловко погладил теплый кошачий бок. — Иначе мы рискуем потерять тебя снова. Вселенная висит на волоске.
Урчание усилилось, и мягкая лапа просяще коснулась моей руки. Я сдался и понес кошку обратно.
— Ей и так завтра весь день сидеть в корзине, — объяснил я Сирилу, который уже устроился посреди одеяла. — А убегать ей теперь незачем, мы ведь подружились.
Сирила это не очень убедило.
— Раньше она боялась, — растолковал я. — А сейчас вполне укротилась и присмирела.
Сирил фыркнул.
Я сел на одеяло, скинул промокшую обувь, не выпуская кошку из рук, потом попытался забраться в постель. Легко сказать. Сирил застолбил себе место намертво и уступать не намеревался.
— Подвинься! — велел я, подталкивая его одной рукой. — Собакам положено спать в ногах.
Сирил о таком законе слышал впервые. Привалившись всей тушей к моей спине, он громогласно захрапел. Я потянул за одеяло, надеясь высвободить хоть угол, чтобы закутаться вместе с кошкой.
Принцесса Арджуманд тоже не подозревала о каких-то там правилах распределения животных в кровати. Ловко вывернувшись, она пошла разгуливать по одеялу, наступив на Сирила, который откликнулся слабым «вуф», и поточив когти о мою ногу.
Сирил пихался и пихался, пока не отвоевал себе ложе почти целиком, а Принцесса угнездилась у меня на шее, всем весом давя на кадык. Сирил снова начал пихаться.
Через час такой возни дождь припустил всерьез, и все принялись зарываться под одеяла, заново отвоевывая позиции. В конце концов оба моих соседа утомились и заснули, а я лежал без сна, с тревогой размышляя о том, что скажет Верити, когда узнает, где все это время находилась кошка. А еще я думал о погоде.
Вдруг дождь зарядил на весь день и помешает нам плыть в Мачингс-Энд? Сколько раз погода меняла ход истории, начиная хотя бы с «божественного ветра» камикадзе — тайфуна, уничтожившего флот хана Хубилая, шедшего войной на Японию в тринадцатом веке? Ураган разметал испанскую армаду, метель определила исход сражения при Таутоне, туман заставил «Лузитанию» свернуть прямо под прицел немецкой подлодки, а циклон над Арденнским лесом чуть не привел к поражению союзников в соответствующей операции Второй мировой.
Хорошая погода, впрочем, тоже может сыграть роковую роль. Люфтваффе при налете на Ковентри очень помогло чистое, ясное небо и полная луна — «радость бомбардировщика».
К тому же рука об руку с непогодой ходит болезнь. Вдруг профессор схватит насморк после ночлега под дождем, и его придется срочно везти в Оксфорд? Президент Соединенных Штатов Уильям Генри Гаррисон вымок во время собственной инаугурации, простудился и умер через месяц от пневмонии. Петр I продрог, спасая севший на мель бот, и скончался неделю спустя. И ладно бы только простуды… Генриха V доконала дизентерия, а с ним пошли прахом все завоевания Англии при Азенкуре. Малярия, сразившая непобедимого Александра Македонского, изменила в результате облик всей Азии. Про чуму и говорить не буду.
Погода, болезни, климатические и тектонические сдвиги — восхваляемые профессором Оверфорсом слепые силы природы — влияли и будут влиять на историю независимо от мнения профессора Преддика.
Шутка в том, что, как и во многих баталиях, правы оба. Просто им еще целое столетие ждать теории хаоса, которая их примирит. Историю в самом деле вершат и слепые силы, и личность, и доблесть, и предательство, и любовь. А еще случайность и непредсказуемость. И шальные пули, и телеграммы, и чаевые. И кошки.
Но при этом система отличается устойчивостью — я помню, что сказал Ти-Джей. Мистер Дануорти тоже утверждал, что последствия серьезного диссонанса мы бы уже ощутили. А значит, кошку успели вернуть в изначальную пространственно-временную точку до того, как «катастрофа» стала необратимой.