Я двинулся к площадке.
— Двадцать восемь тоже не берите. Этот номер выиграл в прошлом году. И шестнадцать. Это день рождения королевы.
Она прошествовала дальше, а я приступил к своему ответственному делу. Бейн разметил всего тридцать ячеек. Исключаем шестнадцать, двадцать восемь, три, семь, тринадцать, четырнадцать и первую дюжину, а еще углы — остается всего ничего.
Я честно окинул орлиным взором окрестности, на случай если в кустах притаился охотник за сувенирами с Темзы, и закопал три монеты по шиллингу в двадцать девятой, двадцать третьей и двадцать шестой. Нет, это угловая. Значит, в двадцать первую. А потом застыл, прикидывая, какая из оставшихся выглядит наименее вероятной и успею ли я сгонять к мистеру Дануорти до начала ярмарки.
Мои раздумья прервал звон колокола в соседней церкви. Миссис Меринг громко ахнула, и ярмарку официально объявили открытой. Я поспешно зарыл главный приз в восемнадцатую и стал разравнивать граблями песок.
— Седьмую! — раздался за спиной детский голос.
Я обернулся. Там стояла Камелия Каттисборн в розовом платье с пышным бантом. В руках у нее зеленела супница в форме салатного кочана.
— Еще закрыто, — заявил я, разравнивая соседние ячейки и раскладывая картонные карточки с номерами.
— Я хочу седьмую! — Камелия сунула мне пятипенсовик. — У меня три попытки. Первой будет номер семь. Это мое счастливое число.
Я вручил ей лопатку, Камелия поставила супницу и несколько минут увлеченно рыла песок.
— Может, попробуешь другую? — предложил я.
— Я пока не закончила, — отказалась Камелия и еще немного потыкала лопаткой.
Потом она выпрямилась и окинула взглядом ячейки.
— По углам никогда не бывает, — протянула она задумчиво, — и четырнадцать тоже не пойдет. Потому что сегодняшнее число, а в датах всегда пусто. Двенадцать, — наконец решила она. — Столько мне исполнится в день рождения.
Камелия вскопала ячейку.
— Вы точно что-то клали? — усомнилась она.
— Да. Три шиллинга и главный приз.
— А вдруг вы их прикарманили и нарочно всем говорите, что они там, а их там нет?
— Нет, я так не делал. Какой номер выбираешь третьим?
— Я пока не буду. — Она вернула мне лопатку. — Пойду подумаю.
— Как вам будет угодно, мисс.
Она протянула раскрытую ладонь.
— С вас двухпенсовик сдачи. За третью попытку.
Она, часом, не состоит в родстве с леди Шрапнелл? Может, вопреки очевидному мистером К все-таки окажется Эллиот Каттисборн?
— У меня нет сдачи, — вздохнул я.
Камелия упорхнула. Я заново разровнял песок и прислонился к дереву в ожидании клиентов.
Никто не шел. Наверное, все первым делом побежали к барахольному прилавку. Поначалу дело двигалось так вяло, что я спокойно мог бы улизнуть к сети, если бы не Камелия, крутившаяся рядом в раздумьях, на какую ячейку пустить последний двухпенсовик.
А еще надзиравшая за мной, как выяснилось, когда она в конце концов выбрала номер семнадцать и безрезультатно его вскопала.
— Сдается мне, вы перепрятываете призы, когда никто не видит, — заявила она, размахивая игрушечной лопаткой. — Поэтому я не спускала глаз с квадратиков.
— Если ты не спускала с них глаз, — резонно заметил я, — как я мог перепрятать клад?
— Не знаю, — буркнула Камелия. — Но другого объяснения нет. Семнадцатая никогда пустой бывает.
Я понадеялся, что, потратив последнее, Камелия наконец уберется, но она осталась понаблюдать, как маленький мальчик вскапывает шестую (возраст), а его мама — четырнадцатую (сегодняшнее число).
— Сдается мне, вы так-таки ничего и не клали, — заключила Камелия, проводив взглядом рыдающего мальчика, которому не достался приз. — Только говорите, что клали.
— А ты не хочешь прокатиться на пони? — предложил я. — Мистер Сент-Трейвис вон там катает на пони.
— Это для малышей, — скривилась Камелия.
— А к гадалке ты уже ходила? — уцепился я за соломинку.
— Да. Мне выпала дальняя дорога.
«И поскорее бы», — взмолился я про себя.
— На прилавке с безделушками попадались прелестные перочистки, — пошел я на сделку с совестью.
— Мне не нужна перочистка. Я хочу главный приз.
Еще полчаса она следила за мной, словно коршун, а потом явился профессор Преддик.
— Точь-в-точь раннимедская равнина. — Он обвел жестом всю лужайку с киосками и чайным шатром. — Военачальники, встав лагерем и развернув знамена, ожидают короля Джона со свитой.
— Кстати, о Раннимеде… — оживился я. — Не пора ли нам спуститься дальше по реке, а потом вернуться в Оксфорд к вашей сестре и племяннице? Они наверняка уже затосковали без вас.
— Да ну! — отмахнулся он. — Времени еще уйма. Они приехали на все лето, а полковнику завтра должны доставить серебристого тантё «красная шапочка».
— Мы с Теренсом можем отвезти вас завтра на поезде — просто проверить, как дома дела, — а потом вернетесь посмотреть на «красную шапочку».
— К чему хлопоты? Моди — расторопная девочка, у нее там наверняка полный порядок. И вряд ли Теренс захочет ехать, раз он теперь помолвлен с мисс Меринг. — Профессор покачал головой. — Не скажу, впрочем, что одобряю такие скоропалительные обручения. Как на ваш взгляд, мистер Генри?
— На мой взгляд, у кого-то тут ушки на макушке. — Я многозначительно посмотрел на Камелию, которая заложив руки за спину, с серьезным видом сверлила глазами песчаную площадку.
— Она прелестна, спору нет, но в истории совершенно не разбирается, — продолжал профессор, не уловив намека. — Утверждает, что Нельсон потерял руку в бою с Непобедимой армадой.
— Вы будете копать? — обратилась к нему Камелия.
— Копать? — удивился профессор.
— Искать клад.
— Как профессор Шлиман раскапывал древнюю Трою, — понял профессор и подобрал лопатку. — Fuimus Troes; fuit Ilium[42].
— Сперва нужно заплатить двухпенсовик, — вмешалась Камелия. — И выбрать номер.
— Номер? — Профессор выудил из кармана два пенса. — Хорошо. Пятнадцать — в честь дня и года подписания Хартии вольностей. — Он пересыпал монеты мне в руку. — Пятнадцатое июня 1215 года.
— Это завтра, — напомнил я. — У нас есть великолепная возможность наведаться в Раннимед в годовщину подписания. Можно телеграфировать вашим родственницам, чтобы встретили нас там, а мы с утра отправимся на лодке.
— Там туристы косяками ходят, — поморщился профессор. — Всю рыбу распугают.
— Пятнадцать — плохое число, — не одобрила Камелия. — Я бы выбрала девятку.
— Вот! — Профессор вручил ей орудие труда. — Вы за меня и покопаете.
— И тогда что найду останется мне?
— Поделим пополам, — решил профессор. — Fortuna belli semper anticipiti in loco est[43].
— А что мне будет за труды, если клада в пятнадцатой не окажется?
— Лимонад и пирожные в чайном шатре, — пообещал профессор.
— Пятнадцатая точно мимо, — заявила Камелия, но все же начала копать.
— Судьбоносный день, пятнадцатое июня, — протянул профессор, наблюдая за ней. — Пятнадцатого июня 1815 года Наполеон вступил в Бельгию. Если бы он двинулся дальше на Линьи, а не остановился у Флерюса, вбил бы клин между войсками Веллингтона и Блюхера и обеспечил себе победу при Ватерлоо. Пятнадцатое июня — день, изменивший историю навсегда.
— Я говорила, что в пятнадцатой пусто, — торжествующе провозгласила Камелия. — По-моему, в них во всех пусто. Когда мне дадут пирожные с лимонадом?
— Прошу вас! — Профессор взял ее под руку и повел к чайному шатру, а я наконец получил возможность сгонять к мистеру Дануорти.
Я двинулся к беседке, но не сделал и трех шагов, как меня перехватила миссис Каттисборн.
— Мистер Генри, вы не видели Камелию?
Я объяснил, что она в чайном шатре.
— Полагаю, вы уже слышали чудесную новость о помолвке мисс Меринг и мистера Сент-Трейвиса? — восторженно продолжала она.
Я подтвердил, что слышал.
— Я всегда считала июнь идеальным месяцем для помолвок, а вы, мистер Генри? Тем более когда вокруг столько прелестных девиц на выданье. Не удивлюсь, если и вы с кем-нибудь обручитесь.
Я повторил, что Камелия в чайном шатре.
— Благодарю! О, и если увидите мистера Финча, не сочтите за труд передать, что у нас в киоске с выпечкой заканчивается пастернаковое вино.
— Хорошо, миссис Каттисборн.
— Финч — изумительный дворецкий. Такой заботливый. Вы знаете, он ходил за тминным кексом для прилавка с выпечкой в такую даль — аж в Стоустер. Все свободное время тратит на походы по округе, выискивая деликатесы для нашего стола. Вчера вот прогулялся на ферму к Билтонам за клубникой. Золото, а не человек! Лучшего дворецкого у нас еще не было. Теперь днем и ночью тревожусь, как бы его не увели.
Вполне закономерная тревога, с учетом обстоятельств. Интересно, что на самом деле понадобилось Финчу в Стоустере и на билтоновской ферме? И отвяжется ли от меня миссис Каттисборн?
Она отвязалась, но сперва явились хихикающие Цинния и Лилия и вручили мне по двухпенсовику за свои счастливые номера — три и тринадцать. Пока я их спровадил, прошло почти полчаса, вот-вот могла вернуться Камелия.
Я рванул лихим спринтом через подъездную дорогу к кругу для катания на пони и попросил Теренса несколько минут присмотреть за кладоискательской площадкой.
— А что нужно делать? — уточнил он подозрительно.
— Собирать двухпенсовики и выдавать лопатку, — объяснил я, умолчав про Камелию.
— Тогда справлюсь, — согласился Теренс, привязывая пони к дереву. — По сравнению с этим — просто синекура. Меня тут все утро пинают.
— Пони? — Я с опаской покосился на копыта.
— Дети.
Я вручил ему план площадки с кладом и инструмент.
— Через четверть часа вернусь.
— Можете не торопиться, отлучайтесь на сколько понадобится.
Поблагодарив Теренса, я ринулся к беседке. И почти добрался. У самых зарослей сирени меня перехватил священник.