— Как вам ярмарка, мистер Генри? — спросил он.
— Изумительно. Я…
— У гадалки уже были?
— Нет еще. Я…
— Тогда непременно сходите тотчас же! — Он ухватил меня за руку и потащил обратно к шатру. — Гадалка и барахольный прилавок — настоящие гвозди мероприятия.
Он втолкнул меня под красно-фиолетовый полог в тесную палатку, где сидела миссис Меринг с хрустальным шаром, который она, похоже, все-таки выбила у «Фелпхема и Манкастера» к назначенному часу.
— Садитесь, — велела она. — И не забудьте посеребрить ручку.
Я отдал ей единственную оставленную мне золотую монету, миссис Меринг вернула на сдачу несколько серебряных и начала делать пассы над хрустальным шаром.
— Вижу… — завела она замогильным голосом. — Жизнь у вас будет до-о-олгая.
Если мне ее перестанут укорачивать на каждом шагу.
— Вижу… дальнюю дорогу, очень дальнюю… вы что-то ищете. Какую-то ценность? — Она прикрыла глаза и провела рукой по лбу. — Стекло туманится… не разберу, увенчаются ли ваши поиски успехом.
— А где она, вы не видите, случайно? — спросил я, подаваясь вперед и заглядывая в шар. — Эта ценность?
— Нет, — ответила миссис Меринг, накрывая шар ладонями. — Впечатление бывает обманчивым. Я вижу… хлопоты… снова все в тумане… вот, из него проступает… Принцесса Арджуманд!
Я подскочил от неожиданности.
— Принцесса! Вот негодница! — Миссис Меринг полезла рукой под складки мантии. — Нечего тебе здесь делать, шалопайка. Мистер Генри, будьте добры, отнесите ее моей дочери. Всю атмосферу губит.
Миссис Меринг коготь за когтем отцепила кошку от мантии и передала мне.
— Вечно проказничает.
Я отнес Принцессу к барахольному прилавку и попросил Верити за ней присмотреть.
— Какие вести от мистера Дануорти? — поинтересовалась Верити.
— Никак до него не доберусь. Сейчас вот миссис Меринг отвлекла. Зато она предсказала мне дальнюю дорогу, так что, может быть, уже переброшусь наконец.
— Мне она предсказала свадьбу, — пожала плечами Верити. — Будем надеяться, это окажется свадьба Тосси и мистера К.
Я вручил ей Принцессу Арджуманд, потом, скрываясь за киосками, опрометью кинулся к бечевнику, по нему пробежал в беседку и спрятался в сиреневых зарослях, ожидая, пока откроется сеть. На ожидание ушла целая тревожная вечность: сперва я опасался, что меня обнаружит Камелия или священник, а когда сеть наконец замерцала, заволновался, как бы не наткнуться на леди Шрапнелл.
В будущее я прибыл на низком старте, готовясь дать деру, если в лаборатории окажется мой главный кошмар. Однако ее там не было — по крайней мере в обозримом пространстве. Лаборатория напоминала военный штаб. Вдоль стены, у которой я когда-то — сколько дней назад? — сидел, растянулась огромная компьютерная панель. На ее фоне даже сетевой пульт выглядел крошечным. Всю остальную часть помещения, не занятую сетью, загромождали поставленные друг на друга мониторы и трехмерные экраны.
Сидящая за пультом Уордер расспрашивала новичка.
— А он мне говорит: «Еще не хватало, чтобы ты снова тут застрял», — рассказывал тот. — «Полезай, — говорит, — в сеть». И я полез.
— И Каррадерс не упомянул, собирается ли еще что-то сделать, прежде чем последовать за вами? — допытывалась Уордер. — Что-нибудь там проверить?
Новичок покачал головой:
— Сказал: «Иди, я потом».
— Кто-нибудь был поблизости?
Он пожал плечами:
— Сирена смолкла. А жильцов в той части города нет. Там все выгорело.
— Сирена? — переспросила Уордер. — То есть был налет? А не могло его бомбой?.. — Она оторвалась от пульта и только теперь заметила меня. — А вы что тут делаете? Что случилось с Киндл?
— Острый приступ перебросочной болезни, спасибо вам большое, — объяснил я, выпутываясь из занавесей. — Где мистер Дануорти?
— В Корпус-Кристи с криминалисткой.
— Передайте ему, что мне нужно с ним поговорить, — попросил я новичка.
— Я вообще-то выясняю, что случилось с Каррадерсом! — вскипела Уордер. — Нельзя же вот так вваливаться посреди…
— Но мне срочно…
— Каррадерсу тоже! — отрезала она и обернулась к новичку. — На том участке не было бомб замедленного действия?
Новичок неуверенно посмотрел на нее, потом на меня.
— Не знаю…
— А кто будет знать? — рявкнула Уордер. — Здания, стены там не шатались? Только заикнитесь, что не знаете!
— Я, пожалуй, сбегаю за мистером Дануорти, — пролепетал новичок.
— Хорошо, — смилостивилась Уордер. — И сразу назад. Я с вами еще не закончила.
Новичок спасся бегством, чуть не задев Ти-Джея, входящего со стопкой книг, визиков и дисков.
— О, и вы здесь? — обрадовался он, увидев меня. — Я хотел вам обоим показать… А где Верити?
— В 1888-м. С перебросочной болезнью по вашей милости. Вы ее совсем загоняли.
— Причем безрезультатно, — вздохнул Ти-Джей, сгружая свою ношу на стол и стараясь не обрушить стопку. — Что странно. Сдвиги просто обязаны были увеличиться. Вот, смотрите.
Он повел меня к компьютерной панели, но с полпути свернул к Уордер с вопросом:
— На переброске Неда был сдвиг?
— Мне некогда было считать. Я Каррадерса вытаскиваю!
— Хорошо, хорошо. — Ти-Джей примирительно поднял руки. — А сейчас можете вычислить? Нед, я хотел вам показать…
— Зачем считать сдвиг на моей переброске? — не понял я. — На обратных ведь не бывает сдвигов.
— У Верити в прошлый раз был.
— Откуда?
— Не знаем пока. Выясняем. Идите сюда. Вот, смотрите, что мы делаем. Вам Верити рассказывала про модель Ватерлоо?
— В общих чертах.
— Так вот, сделать точную компьютерную модель исторического события крайне сложно из-за огромного количества неизвестных факторов. Ватерлоо в этом смысле исключение. Битва проанализирована досконально, каждый эпизод исследован буквально под микроскопом. А еще, — барабаня черными пальцами по кнопкам, продолжил Ти-Джей, — там имеется несколько очагов напряжения и несколько факторов, которые могли переломить ход событий: страшные ливни шестнадцатого и семнадцатого, отсутствие маршала Груши…
— Неразборчивый почерк Наполеона, — подхватил я.
— Именно. А также, кроме прочих, послание д’Эрлону и неудачная попытка взятия Угумона.
Он пробежался пальцами по клавиатуре и, вывернув шею, взглянул на экранную стену за спиной.
— Вот, собственно, что мы исследуем. — Взяв световое перо, Ти-Джей подошел к центральному экрану. — Это модель Ватерлоо, выполненная в полном соответствии с исторической действительностью.
На экране красовалась объемная клякса — серая, с едва заметными перепадами оттенков.
— Вот сражение. — Ти-Джей включил перо и ткнул им в центр кляксы. — А здесь, — он указал на края, — прилегающие временные и пространственные области, которые оно затрагивает. — Луч метнулся обратно в центр, потом заплясал вокруг. — Вот тут у нас битва при Катр-Бра, Ваврское сражение, атака старой гвардии, отступление.
Я не различал ничего из показанного, только скопление серых пятен. Как на УЗИ, когда врач говорит: «Вот ваши легкие, вот сердце», — а ты ничего не разбираешь.
— Соответственно я ввожу в модель виртуальные диссонансы и смотрю, что меняется. — Ти-Джей перешел к левому экрану с идентичной, на мой взгляд, серой кляксой. — Здесь, например, Наполеон посылает д’Эрлону неразборчивый приказ повернуть на Линьи; тот приводит войска в тыл левому наполеоновскому флангу, и их принимают за вражеские. Я отправляю туда виртуального историка, — Ти-Джей ткнул в серое пятно, — который подменяет наполеоновский приказ разборчивым, и как видите, картина радикально меняется.
Я предпочел поверить ему на слово.
— Когда возникает диссонанс, в эпицентре образуется очаг резкого роста сдвигов. — Ти-Джей поводил пером по экрану. — Вот здесь и здесь, в прилегающей области, зона умеренного роста, а далее спад к периферии по мере самокоррекции системы.
Я вприщур посмотрел на экран, стараясь сделать осмысленное выражение лица.
— В данном случае самокоррекция совершилась почти мгновенно. Д’Эрлон вручил приказ своему помощнику, который уже устно передал его лейтенанту, а тот не расслышал из-за канонады и послал войска на злополучный левый фланг, и все вернулось на круги своя.
Перо уперлось в верхний ряд экранов.
— Я перепробовал несколько переменных разной степени серьезности. Вот тут историк отпирает изнутри ворота Угумона. В этой модели он спасает Летора от пули пехотинца. Вот здесь перехватывает переписку Блюхера и Веллингтона. — Ти-Джей по очереди показывал на экраны. — Все они сильно разнятся в плане последствий и времени, которое требуется континууму на самокоррекцию.
Он продолжил водить указкой по экранам.
— Здесь ушло несколько минут, здесь — два дня, причем степень вмешательства не определяет напрямую масштаб последствий. Вот тут, — Ти-Джей ткнул в нижний левый экран, — мы застрелили Аксбриджа, чтобы предотвратить его самоубийственную атаку, но принявший командование помощник все равно послал войска на смерть. Тогда как вот здесь, — он показал на экран во втором ряду, — переодетый в прусского солдата историк всего лишь споткнулся во время битвы за Линьи, а для самокоррекции потребовалось задействовать довольно крупные силы, включая четыре полка и Блюхера собственной персоной.
Ти-Джей шагнул к центральному экрану.
— А вот тут мы вмешивались в Ла-Э-Сент. Там от артиллерийского снаряда загорелись соломенные крыши, однако цепочка солдат с походными котелками потушила пожар. — Ти-Джей обрисовал пятно в середине. — Я внедрил туда историка, который украл один котелок. В результате образовался капитальный диссонанс, но самое интересное, что самокоррекция, помимо сдвигов тут и тут, — указка переместилась к верхушке экрана, — затронула и вот эту область, до 1815 года.
— То есть пришлось еще дальше углубиться в прошлое?
— Да. Зимой 1812 года случился буран, после которого на дороге к Ла-Э-Сент образовалась большая колдобина, из-за которой с проезжающей телеги свалилась часть поклажи — в том числе и деревянный пивной бочонок, который местный слуга отнес домой в Ла-Э-Сент. Этот бочонок и заменил котелок в пожарной цепочке, огонь потушили, диссонанс устранился.