— Был, мэм. В десять семнадцать. Поезд сейчас тронется, мэм. Изволите еще что-нибудь?
— Да, бедекеровский путеводитель. И коврик для ног. Полы в этих поездах грязнее, чем в хлеву.
Видно, что миссис Меринг никогда не бывала в метро. Закон Вселенной: свою эпоху никогда не ценят. Особенно транспорт. В двадцатом веке возмущаются задержками рейсов и ценами на бензин, в восемнадцатом — непроезжими дорогами и разбойниками. Любимые профессором Преддиком греки наверняка ругали на чем свет стоит норовистых лошадей и ломающиеся оси колесниц.
На поездах я уже ездил, в 1940-х, — в последний раз к Люси Хэмптон, проверить, не отправился ли епископский пенек вместе с восточными витражами, — но те поезда были под завязку набиты солдатами, окна затянуты затемняющими шторами, и весь лишний металл снят на производство боеприпасов. Впрочем, даже в мирное время те составы нашему поезду и в подметки бы не годились.
Диваны с высокой спинкой обтягивал зеленый велюр, а стены купе были обиты полированными панелями красного дерева с цветочной инкрустацией. На окнах висели густо-зеленые плюшевые шторы; газовые рожки над диванами прятались за плафонами из гравированного стекла, полка для багажа под потолком, поручни, подлокотники и подхваты для штор сияли начищенной медью.
Нет, это определенно не метро. Поезд качнулся, запыхтел (Бейн успел примчаться с путеводителем и ковриком и совершить спринтерский рывок обратно во второй класс) и поплыл, набирая скорость, в живописную туманную даль. На что тут жаловаться?
Миссис Меринг нашла на что. В окно летела сажа (Теренс закрыл окно), в купе стояла духота (Теренс открыл окно и задернул шторы), за окном было чересчур пасмурно, в поезде слишком сильно трясло, а принесенная Бейном подушка оказалась жесткой.
Каждое торможение, разгон и поворот миссис Меринг встречала негромким возгласом, а кондуктора, зашедшего проверить билеты, — громким. Кондуктор был еще старше, чем носильщик, но Верити все равно подалась вперед, рассматривая фамилию на бляхе, и задумчиво откинулась на спинку сиденья, когда он ушел.
— И как его зовут? — спросил я, помогая ей сойти в Рединге, где мы делали пересадку.
— Эдвардс. — Верити окинула взглядом перрон. — Никого не видишь, кто бы горел желанием взять Тосси в жены?
— Вон тот Криппен[46] подойдет? — Я кивнул на бледного и робкого юношу, то и дело косящегося на пути и нервно оттягивающего пальцем воротник.
— У Криппена ни одна из спутниц жизни пятьдесят лет не продержалась, — отклонила кандидатуру Верити, не спуская глаз с корпулентного красного от злости мужчины с бакенбардами, который никак не мог дозваться носильщика. Всех носильщиков еще до окончательной остановки поезда перехватил Бейн, и теперь они под его началом таскали пожитки Мерингов.
— А этот? — Я показал на пятилетнего мальчика в матросском костюме.
На перрон влетел усатый молодой человек в канотье и принялся лихорадочно озираться. Верити сжала мой локоть. Увидев Тосси, стоящую с миссис Меринг и Джейн, он с улыбкой двинулся к ней.
— Гораций! — помахала ему барышня из другой дамской троицы, и он, подбежав к ним, начал рассыпаться в извинениях за опоздание.
Я кинул виноватый взгляд на Теренса, вспоминая судьбоносную встречу, которую он пропустил из-за меня. Молодой человек удалился вместе с тремя дамами, здоровяк с бакенбардами подхватил багаж сам и в ярости потопал прочь, оставляя нам Криппена, который теперь опасливо косился на станционного смотрителя.
Впрочем, даже если кто-то из этих троих и не устоял перед чарами Тосси, она их не заметила, поглощенная свадебными планами.
— Букет непременно из флердоранжа, — расписывала она. — Или лучше из белых роз? Как считаете, Теренс?
— «Две розы на одном стебле, склонясь друг к другу нежно, — процитировал Теренс, с тоской глядя на проходящую мимо даму с терьером на руках, — навек обручены».
— Ах, но ведь у флердоранжа такой изумительный аромат!
— Здесь слишком много поездов, — заявила миссис Меринг. — И что людям на месте не сидится?
Наконец Бейн погрузил всех и вся в вагон, устроил в еще более роскошном купе, и мы покатили на Ковентри. Через несколько минут явился кондуктор — куда моложе предыдущего и даже симпатичный. Тосси, однако, с головой ушедшая в продумывание приданого, даже не посмотрела в его сторону. С чего мы взяли, что она разглядит в Ковентри какого бы то ни было мистера К, если все ее мысли заняты свадьбой с Теренсом? Может, она и епископский пенек проморгает.
Нет, не может. Она обязана его заметить. Поездка в Ковентри изменила всю ее жизнь и вдохновила ее пра-пра-пра-правнучку испортить заодно и наши.
Через несколько миль прибыл Бейн, расстелил у нас на коленях белые льняные салфетки и подал роскошный ланч. У всех сразу поднялось настроение (кроме, наверное, Бейна, которому пришлось раз двести пробежаться туда-обратно из первого класса во второй, нося холодный ростбиф и огуречные сэндвичи, а также свежий платок миссис Меринг, ее вторые перчатки, ее швейные ножницы и зачем-то железнодорожный справочник Брэдшоу).
Теренс, выглянув в окно, объявил, что небо проясняется, а потом — что мы подъезжаем к Ковентри, и не успели Джейн с дворецким собрать вещи и свернуть плед миссис Меринг, как мы уже стояли на перроне, дожидаясь, пока Бейн сгрузит багаж и найдет нам коляску. Проясняться на самом деле и не думало, в воздухе висела мелкая морось, размывая очертания города.
Теренс не преминул продекламировать подходящее к случаю стихотворение:
— «Я в Ковентри ждал поезда, толкаясь в толпе народа по мосту, смотрел на три высоких башни…» [47] — Он умолк, озадаченно озираясь. — Позвольте, а где же третья? Я вижу только две.
Я проследил за его взглядом. На фоне серого неба возвышался один шпиль, второй — и какой-то дощатый короб.
— В церкви Святого Михаила ремонтируется колокольня, — сообщил Бейн, сгибаясь под тяжестью пледов и шалей. — По сведениям, полученным от носильщика, в данный момент церковь подвергается масштабной реконструкции.
— Теперь понятно, почему к нам воззвала леди Годива, — догадалась миссис Меринг. — Видимо, духов потревожили во время работ.
Морось перешла в легкое накрапывание.
— Мое дорожное платье! — ахнула Тосси.
Рядом тут же возник Бейн.
— Я нанял закрытую коляску, мэм, — успокоил он миссис Меринг, подавая мне и Теренсу зонты, чтобы держать над дамами.
Джейн отправили вперед на дрожках с корзиной провизии, пледами и шалями и наказали ждать нас у церкви, а мы поехали в город. Лошади цокали копытами по узким мощеным улочкам, стиснутым старинными фахверковыми домами, нависающими над мостовой. Тюдоровская гостиница с раскрашенной вывеской над дверью; тесные лавочки, торгующие лентами и велосипедами; плотный строй узких зданий с решетчатыми окнами и высокими каминными трубами. Старый Ковентри. Он погибнет в огне вместе с собором ноябрьской ночью 1940 года, но разве можно представить такое сейчас, под цокот копыт по мирным, убаюканным дождем улицам…
Извозчик остановил лошадей на углу Сент-Мэри-стрит — той самой, по которой пройдет маршем настоятель Говард со своим маленьким отрядом, спасая из горящего собора подсвечники, кресты и полковое знамя.
— Дальше ходу нету ни за какие шиши, — пробубнил извозчик на непостижимом диалекте.
— Он говорит, что дальше не проехать, — перевел Бейн. — Видимо, дорога к церкви перекрыта.
Я подался вперед.
— Скажите ему, чтобы подал по этой же улице назад до Литтл-Парк-стрит. Так мы подъедем к церкви со стороны западного входа.
Бейн передал. Извозчик мотнул головой и буркнул что-то неразборчивое, но все же развернул коляску и двинулся по Эрл-стрит в обратном направлении.
— О, я уже ощущаю присутствие духов! — Миссис Меринг прижала руку к груди. — Что-то назревает, я чувствую.
Мы покатили по Литтл-Парк-стрит. Увидев в створе улицы колокольню, я понял, куда исчез третий из ковентрийских шпилей. Верхняя часть была одета в деревянные леса, и хотя вместо синего пластика их закрывал серый брезент, собор почти не отличался от того, что я наблюдал неделю назад у мертоновской калитки. Леди Шрапнелл даже не подозревает, как точно ей удалось выдержать историческую достоверность.
Штабеля блоков красного песчаника и горы песка на паперти тоже выглядели неизменными, и я начал опасаться, как бы из-за ремонта не перекрыли все подступы к собору, но опасения оказались напрасными. Извозчику удалось подогнать коляску почти вплотную к западному порталу. На дверях висело большое рукописное объявление.
— Никак и здесь иффлийский церковный староста постарался, — заметил я и только потом прочитал текст.
«Закрыто на ремонт.
С 1 июня по 31 июля».
Глава девятнадцатая
Сердца творят свою судьбу.
Судьбоносный день — Еще одна беседа с работником — Я опускаюсь до рекламы барахолок — Призрак в соборе — Экскурсия — Я выясняю фамилии двух рабочих — Мы наконец отыскали епископский пенек — Реакция Тосси — Казнь Марии Стюарт — Бейн высказывается на эстетические темы — Реакция Тосси — В чем прелесть памятника принцу Альберту — Перочистки — Преобладание цветочных имен в викторианскую эпоху — Предчувствие — Попытка выяснить фамилию священника — Размолвка — Скоропалительный отъезд
— Закрыто! — объявила Тосси.
— Закрыто? — переспросил я и посмотрел на Верити. Та бледнела на глазах.
— Закрыто, — констатировала миссис Меринг. — Вот почему мадам Иритоцкая велела остерегаться «К». Она пыталась нас предупредить.
Словно в подтверждение, дождь усилился.
— Не может она быть закрыта, — пролепетала Верити, с недоверием глядя на объявление. — Как она может быть вдруг закрыта?
— Бейн, — позвала миссис Меринг. — Когда ближайший поезд?