— Мистера и миссис Каттисборн нет дома, — завела она, и я испугался, что снова упрусь в непробиваемую стену, но Глэдис продолжила: — Уехали в Доннигтон. Там ярмарка рукоделия в церкви Святого Марка.
— Мне нужен только мистер Финч. Он тоже с ними?
— Нет. В Литтл-Рашлейд ушел, капусту покупать. Прямо спозаранку, с большой корзиной, чтобы все вместилось.
— В котором часу?
Вдруг я еще успею его догнать…
— До завтрака. Еще до свету, почитай. Не знаю уж, чем ему не угодила гаменовская капуста — с соседней фермы которая, но он знай твердит, что на столе Каттисборнов должно быть только самое лучшее. А по мне, так капуста она и есть капуста. — Глэдис скривилась. — Что ради нее три часа ноги бить?
Три часа. Нет, догонять смысла нет, и вернется он не скоро, так что ждать тоже бесполезно.
— Когда вернется, будьте так добры, передайте ему, что приходил мистер Генри от Мерингов, и пусть он сразу же ко мне заглянет.
Служанка кивнула.
— Хотя воротится он, чаю, совсем без ног. И что его понесло сегодня, после этакой-то ночки, не представляю. Миссис Мармелад давеча окотилась, вот уж мы побегали, выискивая, где она своих котят запрятала.
Интересно, запрет на обсуждение межполовых вопросов на слуг не распространяется, или дело в том, что с появлением котят на свет они перестают быть табу?
— Давешний раз в погребе нашлись. А они ж, как только глаза откроют, пиши пропало — поди собери их, чтобы утопить. В позапрошлый раз так и не отыскали. Миссис Мармелад у нас та еще шельма.
— Вы, главное, не забудьте ему про меня передать, — напомнил я, надевая шляпу.
— А до того в швейной шкатулке мисс Циннии угнездилась. А еще до того — в бельевом ящике хозяйского комода. Знает ведь, плутовка, что котят заберут, вот и прячет где никому в голову не придет искать. Прошлой зимой у Мерингов кошка окотилась — в винном погребе, вот чего удумала, их три недели потом найти не могли! Насилу в самое Рождество отыскали, ох, с ног сбились потом, их собираючи. А когда я у вдовы Уоллис служила, так там кошку аж в печке угораздило схорониться!
Выслушав еще несколько забавных историй о кошачьей изобретательности, я наконец сумел откланяться и преодолеть марафонскую дистанцию в обратном направлении.
Не увидев Верити, я решил, что ей наконец удалось переброситься, но нет — она сидела под деревом за беседкой, грациозно склоняясь над альбомом. В том самом белом платье, в котором я увидел ее в первый раз.
— Получилось? — спросил я.
— Нет, никак. — Она поднялась. — А где Финч?
— Ушел с соседнее село за капустой. Попросил служанку передать ему, чтобы наведался в Мачингс-Энд, как только вернется.
— Передать… Хорошая мысль. Можно попробовать передать сообщение. — Верити задумчиво посмотрела на альбом для набросков. — Ты, конечно, никакой бумаги с собой из будущего не принес?
Я покачал головой.
— Если что и имелось, то смыло за борт во время крушения. Нет, подожди! Есть купюра. — Я выудил банкноту из кармана. — Только вот чем писать?
— Понадеемся, что миллилитр углерода покажется истории несущественной мелочью. — Верити взяла угольный карандаш.
— Слишком толстый, — забраковал я. — Пойду принесу чернильницу с пером. Когда ближайшая стыковка?
— Сейчас. — Верити показала на мерцающую зыбь.
Времени кидаться за письменным прибором и тем более царапать наспех координаты и «Не можем переброситься» не было.
— Придется подождать следующей.
Верити слушала вполуха, пристально глядя на растущее свечение. Шагнув в центр, она отдала мне альбом с карандашом.
— Видишь? — Сияние тут же померкло. — Не открывается.
И она исчезла в мерцании.
Вот и все. Континуум цел — по крайней мере пока, и мы не застряли в прошлом. Что ж, наверное, оно и к лучшему. На кеджери я долго не протяну, а крокетные матчи просто смертоубийство. И потом, судя по беседе в церкви Святого Михаила, в конце лета нам грозит ярмарочно-барахольный бум.
Карманные часы показали половину X-го. Пора идти в дом, пока никто не застал меня тут и не поинтересовался, чем я занят. Если повезет, я еще найду какие-нибудь маринованные почки или копченую сельдь под Ревущим оленем.
Я двинулся к рокарию и чуть не наткнулся на Бейна. Он с мрачным видом смотрел на Темзу, и я пошарил взглядом по воде — не плывет ли к берегу Принцесса Арджуманд, перебирая белыми лапами.
Кошки не наблюдалось, а вот меня Бейн заметит в любую секунду. Я нырнул обратно в сиреневые кусты, стараясь не шуршать, и едва не наступил на Принцессу.
— Мяур, — сообщила она громко. — Мрур.
Бейн повернулся и, сдвинув брови, посмотрел на сирень.
— Мри, — возвестила Принцесса.
— Тс-с-с… — прошептал я, прикладывая палец к губам.
Кошка принялась тереться о мои ноги, громко мяукая. Я нагнулся подхватить ее, задел сухую ветку, и та отломилась с резким шелестом. Бейн шагнул к кустам. Как я объясню свое появление? Ищу потерявшийся крокетный шар? И какого, спрашивается, рожна мне вздумалось спозаранку играть в крокет самому с собой? Хожу во сне? Нет, я ведь полностью одет. Я с тоской оглянулся на беседку, прикидывая время до следующей стыковки и расстояние. Далековато и то, и другое. К тому же с Принцессы станется в последнюю секунду юркнуть в сеть и вызвать очередной диссонанс. Пусть уж лучше крокетный шар…
— Мдур-р, — констатировала Принцесса, и Бейн протянул руки, готовясь раздвинуть ветви.
— Бейн, подойдите сюда, — позвала Тосси с бечевника. — Я хочу с вами поговорить.
— Да, мисс, — откликнулся Бейн и пошел к Тосси, обеими руками прижимающей дневник к великолепию рюшей, кружев, мережек и прошв.
Я воспользовался моментом, чтобы подхватить Принцессу и отойти поглубже в кусты. Кошка прижалась ко мне и громко замурлыкала.
— Да, мисс? — спросил Бейн.
— Я требую, чтобы вы извинились передо мной, — велела Тосси. — Вы не должны были говорить то, что сказали вчера.
— Вы совершенно правы, — согласился Бейн мрачно. — С моей стороны было дерзостью выразить свое мнение, пусть и обоснованное, и за эту дерзость я прошу меня простить.
— М-я-а, — напомнила о себе Принцесса. Я, увлекшись подслушиванием, перестал ее гладить, и она мягко тронула мою руку. — Мн-я-а-а-а.
Тосси рассеянно оглянулась, я забился еще дальше в кусты.
— Признайте, что это было прекрасное произведение, — потребовала она.
Последовала долгая пауза.
— Как вам будет угодно, мисс Меринг, — раздался наконец ровный голос Бейна.
Тосси вспыхнула.
— Не нужно мне одолжений. Вот преподобный мистер Бредни назвал его… — Пауза, шелест страниц. — «Воплощением всего лучшего в современном искусстве». Я специально записала в дневник.
— Да, мисс.
Щеки Тосси заалели еще сильнее.
— Вы осмеливаетесь перечить служителю церкви?
— Нет, мисс.
— Мой жених, мистер Сент-Трейвис, тоже считает его выдающимся.
— Да, мисс, — ответил Бейн тихо. — Это все, мисс?
— Нет, это не все. Я требую, чтобы вы взяли назад свои слова про беспорядочное нагромождение слащаво-сентиментальных сюжетов.
— Как вам будет угодно, мисс.
— Не угодно мне так! — топнула ногой Тосси. — Что вы заладили?
— Да, мисс.
— Мистер Сент-Трейвис и преподобный Бредни — джентльмены. Как вы смеете оспаривать их мнение? Вы всего лишь слуга!
— Да, мисс, — подтвердил Бейн устало.
— Вас следует уволить за неподобающее поведение.
Очередная затянувшаяся пауза.
— Никакие дневниковые записи и увольнения в мире не отменят истины, — произнес в конце концов Бейн. — От того, что Галилей отрекся под пытками, Земля не перестала вращаться вокруг Солнца. От того, что вы меня уволите, ваза не перестанет быть вульгарной, я все равно останусь правым, а ваш вкус — плебейским, что бы вы ни писали в дневнике.
— Плебейским? — Тосси пошла алыми пятнами. — Что вы себе позволяете? Вы уволены! — Она властным жестом указала на дом. — Немедленно собирайте вещи.
— Да, мисс. E pur si muove [54].
— Что? — Тосси покраснела от ярости, как вареный рак. — Что вы сказали?
— Я говорю, раз я уволен, я больше не слуга, а значит, имею право высказываться свободно, — бесстрастно ответил Бейн.
— Да вы теперь вовсе не имеете права со мной разговаривать, — замахиваясь дневником, заявила Тосси. — Убирайтесь сию же секунду!
— Я осмелился высказать вам правду, поскольку счел, что вы этого достойны, — посерьезнел Бейн. — Я, как всегда, пекся лишь о вашем благополучии. Вы щедро одарены — не только богатством, положением в обществе и красотой, но и живым умом, и чуткостью, а также тонкой душевной организацией. Однако вы расточаете эти дары на крокет, оборочки и вопиющую безвкусицу. В вашем распоряжении библиотека с трудами великих умов прошлого, а вы читаете глупые романчики Шарлотты Янг и Бульвер-Литтона. Вместо того чтобы изучать науки, вы окружаете себя шарлатанами в марле и фосфорной краске. Прикоснувшись к подлинному шедевру готической архитектуры, вы восхищаетесь дешевой подделкой, а когда вам говорят правду, топаете ножкой, словно капризный ребенок, и требуете сказок.
Ну и речь! Сейчас Тосси огреет Бейна дневником по голове и удалится в ярости, возмущенно трепеща оборочками. Но вместо этого она спросила:
— Вы находите у меня живой ум?
— Да. И он способен на истинные чудеса при должном развитии и дисциплине.
Из середины сиреневого куста мне было не видно их лица, а посмотреть требовалось, и я сдвинулся влево, где кусты слегка редели. И врезался в Финча. Я чуть не выронил Принцессу Арджуманд. Она взвыла, Финч крякнул.
— Тс-с-с, — велел я обоим. — Финч, вам горничная передала мою просьбу зайти?
— Нет, я только что из Оксфорда, — сияя, объяснил Финч. — И рад сообщить, что моя миссия увенчалось полнейшим успехом.
— Тс-с-с. Потише. Дворецкий спорит с Тосси.
— Спорит? — Финч поджал губы. — Дворецкий никогда не перечит хозяевам.