— А этот перечит.
Финч зашелестел ветвями.
— Я рад, что наткнулся на вас, — заявил он, вытаскивая полную корзину капусты. — Где мисс Киндл? Мне нужно поговорить с вами обоими.
— То есть как это «где?» Вы же вроде сами только что из лаборатории?
— Да.
— Тогда должны были с ней встретиться. Она перебросилась несколько минут назад.
— В лабораторию?
— Куда же еще? Сколько вы там провели?
— Полтора часа. Обсуждали следующий этап моего задания, но за это время никто не прибывал.
— А не могла она выйти из сети незаметно? Скажем, вы увлеклись обсуждением…
— Нет, сэр. Мы стояли рядом с сетью, и мисс Уордер не сводила глаз с пульта в связи с Каррадерсом. — Он задумался. — У вас отмечались какие-то проблемы с сетью?
— Проблемы? — забыв о конспирации, воскликнул я. — Эта сволочь часов пять не хотела открываться, как мы ни бились!
— Тс-с-с! — шикнул на меня Финч. — Потише!
Но можно было не трудиться, Бейн с Тосси разговаривали на повышенных тонах.
— И нечего наседать на меня с вашим Теннисоном! — кипятилась Тосси.
— Это не Теннисон! — возмущался Бейн. — Это Уильям Шекспир, чьи произведения давно растащили на афоризмы. «Да разве слух мой к шуму не привык? Да разве не слыхал я львов рычанья? На бранном поле пушек не слыхал я или с небесным громом не знаком?»[55]
— И сеть не открывалась? — спросил Финч.
— За этим я вас и просил прийти. Ни в какую не открывалась, не пускала ни меня, ни Верити. Верити пробовала с трех ночи. — Тут меня осенило. — А вы в котором часу перебрасывались отсюда?
— В половине третьего.
— Значит, прямо перед Верити. И какой был сдвиг?
— Никакого, — обеспокоенно покачал головой Финч. — Боже… Мистер Льюис предупреждал о подобной возможности.
— Подобной?
— На некоторых моделях Ватерлоо диссонанс привел к неполадкам в сети.
— Каким неполадкам? — снова взорвался я.
— Отказ открытия, раскоординация с пунктом назначения…
— Какая еще раскоординация?
— В двух моделях на обратной переброске историка закидывало в другое место. То есть возникал не пространственный сдвиг, а перенос на совершенно иной пространственно-временной участок. Например, в Мехико 1872 года.
— Нужно сообщить мистеру Дануорти, — решил я, направляясь к переброске. — Давно вы сюда вернулись?
— Без двадцати десять, — нагоняя меня, ответил Финч, сверившись с карманными часами. — Двенадцать минут назад.
Хорошо. Значит, до следующей стыковки всего четыре минуты. Я обогнул беседку, ища глазами пятачок, с которого отправилась Верити.
— Вы уверены, сэр, что это хорошая мысль? — обеспокоился Финч. — Если сеть сбоит…
— Верити могло занести в Мехико или еще бог весть куда.
— Но в таком случае она вернулась бы, поняв, что не туда попала.
— Каким образом, если сеть откажется ее выпускать? — спросил я, подходя к травянистой кочке рядом с пионами.
— Вы правы, — признал Финч. — Что мне сделать, сэр? Меня ждут обратно из Литтл-Рашлейд, — он приподнял корзину, — но я могу…
— Нет, лучше отнесите капусту Каттисборнам, а потом встретите меня здесь. Если я не вернусь, переброситесь и доложите о случившемся мистеру Дануорти.
— Да, сэр. А если сеть не откроется?
— Откроется, — заверил я мрачно.
— Да, сэр.
Он заторопился прочь с корзиной. Я уставился на траву, подгоняя мерцание. Кошку я по-прежнему прижимал к себе, не решаясь отпустить. С нее действительно станется в последний момент влезть в сеть, а новый диссонанс нам категорически ни к чему.
Еще три минуты. Я протиснулся в заросли сирени, откуда видно было Тосси с Бейном, намереваясь выпустить кошку так, чтобы они ее заметили.
Похоже, буря пока не улеглась.
— Да как вы смеете! — бушевала Тосси.
— «Ну полно, Кэт! Ну не смотри так кисло» [56], — не уступал Бейн.
— Да что я вам, служанка, чтобы звать меня Кэт?!
Я присел на корточки и разжал руки, отпуская Принцессу. Она прошествовала через кусты прямиком к Тосси, а я кинулся обратно к переброске.
— Я расскажу своему жениху про ваши дерзости! — крикнула Тосси, не обращая внимания на Принцессу. — Когда мы с мистером Сент-Трейвисом поженимся, я подговорю его баллотироваться в парламент и издать закон, запрещающий слугам читать книги и набираться вздорных идей!
Воздух едва слышно загудел и замерцал. Я шагнул в переливчатую зыбь.
— И я запишу все, что вы мне тут наговорили, в дневнике, — пообещала Тосси, — чтобы мои дети и внуки знали, какой грубый, наглый, неотесанный мужлан… Что вы делаете?
Сеть замерцала по-настоящему, и я не отважился выйти. Только вывернул шею, пытаясь разглядеть через сиреневые заросли, что там происходит.
— Что вы делаете? — визжала Тосси. — Поставьте меня! — Возмущенные ахи и охи. — Немедленно поставьте!
— Это исключительно ради вашего блага.
Я посмотрел на растущее сияние, прикидывая, сколько оно еще продержится. Совсем чуть-чуть, а ждать следующего интервала рискованно, учитывая, что Верити бог весть где. Когда в Мексике революция была? Не в 1870-х ли?
— Вас за это арестуют! — дробные удары, словно кто-то молотит кулачками по широкой груди. — Вы кошмарный, самонадеянный наглец!
— «Вот способ укротить строптивый нрав. Кто знает лучший, пусть расскажет смело»[57], — закончил Бейн.
Воздух вокруг меня ослепительно засиял.
— Рано, — взмолился я, и сияние, словно послушавшись, слегка померкло. — Нет!
Я и сам перестал понимать, хочу ли, чтобы сеть открылась.
— Немедленно отпустите! — потребовала Тосси.
— Как вам будет угодно, мисс!
Сияние вспыхнуло с новой силой, окутывая меня.
— Стой! — крикнул я в закрывающуюся сеть и, кажется, услышал всплеск.
Глава двадцать третья
— Умеешь грести? — спросила Овца, сунув Алисе в руки спицы.
— Чуть-чуть… Но не на земле же… и не спицами… — растерялась Алиса.
В тот же миг спицы в ее руках стали веслами, а сама девочка очутилась в лодке, быстро несущейся по реке. Пришлось ей как следует налечь на весла.
Прибытие — В лаборатории — Я пытаюсь определить свое пространственно-временное положение — Прятки — Зулейка Добсон — Подслушивание — Сокровища разных соборов — В книжном магазине — Неподвластная времени мужская мода — Неподвластные времени книги — Еще подслушивание — Просьба не раскрывать интригу — В темнице — Летучие мыши — Я призываю на помощь маленькие серые клеточки — Я засыпаю — Еще одна беседа с работником — Истоки легенды о призраке Ковентрийского собора — Прибытие
Где я очутился, неизвестно, однако точно не в лаборатории. Скорее похоже на старую баллиольскую аудиторию. На одной стене классная доска, над ней — крепление для карты. Дверь заклеена объявлениями.
Хотя лабораторию здесь, кажется, все-таки устроили. На длинном металлическом столе — ряд мониторов и примитивных компьютеров на цифровых процессорах, между ними змеятся серые, оранжевые и желтые кабели с гроздью адаптеров.
Я оглянулся на оставшуюся за спиной сеть. Просто очерченный мелом круг с крестом из малярного скотча в центре. К нему тянутся еще более страшные на вид шнуры, медные провода, пугающая мешанина конденсаторов, металлических коробок с кнопками и ручками настройки, полихлорвиниловых трубок, толстых кабелей, переключателей, резисторов, и все это прихвачено где попало широкой серебристой изолентой. Начинка сети. Я бы на такой не рискнул даже через дорогу переброситься, не то что в прошлое.
Меня поразила жуткая мысль. Что, если это и в самом деле лаборатория? Что, если диссонанс затронул не только женитьбу Теренса на Мод и бомбардировку Берлина?
Я подошел к двери, отчаянно надеясь, что в объявлениях не значится 2057 год. И что они не на немецком.
Нет. Верхнее гласило: «Запрещено оставлять машины на Брод-стрит, Паркс-роуд и на стоянке Наффилдского колледжа. Автомобили нарушителей будут эвакуированы». Фашизм, конечно, но в парковочных правилах всегда есть что-то фашистское. По крайней мере свастик не видно — ни здесь, ни на соседнем расписании поездов. «Сроки внесения платы за зимний триместр истекли. Всем опоздавшим немедленно явиться к казначею!» — уведомлял большой розовый лист.
Ну и, разумеется, куда ж без них — «Благотворительная ярмарка в пользу осиротевших в Пандемию и сбор средств в церкви Святого Михаила у Северных ворот. Пятого апреля с десяти утра до четырех дня. Выгодные покупки. Коты в мешке. Сокровища».
На фашистскую Англию не похоже. И Пандемия все-таки случилась.
Я присмотрелся к объявлениям. Год нигде не указан, да и вообще дат никаких, если не считать предстоящую ярмарку в церкви Святого Михаила у Северных ворот, но и на нее полагаться опрометчиво. Лично видел на баллиольской доске объявления годичной и больше давности.
Подойдя к заклеенным окнам, я отлепил бумагу с одного угла и посмотрел наружу. Там под ласковым весенним солнцем зеленел главный двор Баллиола. Сирень у часовни стояла в цвету, а посреди газона одевалась в листву огромная береза.
Теперь в центре газона растет каштан, и ему уже лет тридцать. Значит, я где-то до 2020-го, но после Пандемии, а расписание поездов подсказывает, что и метро в Оксфорд еще не протянули. Зато сеть уже существует. Получается, между 2013 и 2020 годами.
Я вернулся к компьютерам. На среднем мониторе мигала надпись: «Нажмите „Перезагрузить“».
Я нажал, и на меловой круг глухо шмякнулись полы сети. Не полупрозрачная кисея, а пыльный бордовый бархат, словно из любительского театра.
«Назначение?» — мигало теперь на экране. Знать бы, какую систему координат использовали в двадцатых… Мистер Дануорти, было дело, развлекал меня байками о том, как перебрасывались наугад на раннем этапе путешествий во времени — без координат Пухальски, без страховок, без проверки параметров, когда вообще не представляешь, куда отправляешься и вернешься ли назад. Старые добрые времена…