дке. А потом я додумалась провести ускоренную, проверить, удастся ли обойти этот непонятный блок. — Она взяла его под руку. — С тобой точно все в порядке? Что-нибудь хочешь?
— Я хочу! — не выдержал я. — Отыскать Верити. Сейчас же сделайте привязку!
Мистер Дануорти кивнул.
— Хорошо! — огрызнулась Уордер и потопала к пульту.
— Вы без приключений вернулись? — спросил Ти-Джей Каррадерса.
— То есть три недели, что я там мариновался, не в счет?
— Я имею в виду — на обратной переброске вас никуда больше не закидывало? Сразу сюда?
Каррадерс помотал головой.
— Есть догадки, почему сеть не открывалась?
— Нет. Но тот фугас взорвался аккурат ярдах в ста от переброски. Я думал, может, из-за него.
Я подошел к пульту.
— Получается?
— Нет, — буркнула Уордер. — И не стойте над душой, вы меня отвлекаете.
Каррадерс, усевшись у стены с выведенными на экраны моделями, стягивал сапоги.
— Одно хорошо, — усмехнулся он, стаскивая грязнющий носок. — Могу с чистой совестью сообщить леди Шрапнелл, что пенька в развалинах не было. Мы расчистили щебень до последнего дюйма — нигде ничего. Однако во время бомбежки он точно находился в соборе. Руководительница цветочного комитета, эта жуткая старая дева мисс Шарп — ну, знаешь, типичная мымра — седая, длинноносая, настоящий сухарь, зубы обломаешь — видела его в пять вечера. Возвращалась домой после собрания комитета по посылкам на фронт и организации предрождественского базара, заметила, что некоторые хризантемы в пеньке пожухли, и навела порядок.
Я слушал вполуха. Все мое внимание занимала Уордер, которая щелкала кнопками, бросала грозные взгляды на экран, задумчиво откидывалась назад, снова барабанила по кнопкам. Нет, она понятия не имеет, где Верити.
— Значит, думаете, он сгорел в огне? — уточнил мистер Дануорти.
— Я, — подчеркнул Каррадерс, — думаю. И все остальные тоже, кроме этой старой гарпии мисс Шарп. Она утверждает, что его украли.
— Во время налета?
— Нет. По ее словам, как только завыла сирена, она вернулась и встала на часах, так что его могли вынести только в промежутке с пяти до восьми вечера, причем похититель должен был знать о предстоящей бомбардировке.
На экране замелькали цифры. Уордер подалась вперед и замолотила по кнопкам.
— Привязались? — спросил я.
— В процессе, — раздраженно бросила Уордер.
— Носилась с этой мнимой кражей как с писаной торбой, — продолжал Каррадерс, стаскивая второй заскорузлый носок и запихивая его в голенище сапога. — Приставала ко всем, кто был в соборе или рядом во время налета, обвинила причетникова зятя, даже редактору местной газеты написала. Всем крови попортила. Мне вообще ничего расследовать не пришлось, она сама все сделала. Если пеньку и в самом деле кто-то приделал ноги, будьте уверены, она бы этого мародера вычислила.
— Есть! — заявила Уордер. — Верити в Ковентри.
— Ковентри? А когда?
— Четырнадцатое ноября сорокового.
— Где именно?
Перестук кнопок, и на экране высветились координаты.
— Это же собор! Время?
Снова дробь по клавиатуре.
— Пять минут девятого вечера.
— Начало налета. — Я рванулся к сети. — Перекиньте меня туда.
— Если сеть барахлит… — начал Ти-Джей.
— Там Верити! Под бомбами.
— Посылайте, — распорядился мистер Дануорти.
— Мы ведь уже пытались, помнишь? — остановил меня Каррадерс. — Туда никому не удавалось подобраться, даже тебе. С чего ты взял…
— Комбинезон давай и шлем, — сообразил я в последний момент.
Каррадерс оглянулся на мистера Дануорти и начал раздеваться.
— В чем была Верити? — спросил мистер Дануорти.
Каррадерс вручил мне комбинезон, который я тут же натянул прямо на костюм.
— Длинное белое платье с высоким воротом под горло, — ответил я и понял, что ошибся еще в одном предположении. Ее одежда не вызовет никакого диссонанса во время воздушного налета. Всем будет попросту не до того. А если кто и заметит, решит, что девушка впопыхах выскочила из дома в ночной рубашке.
— Вот, возьмите. — Ти-Джей подал мне дождевик.
— Держите пятиминутный интервал, — попросил я, забирая дождевик и заходя в сеть.
Уордер опустила занавеси.
— Если угодишь на кабачковое поле, — напутствовал Каррадерс, — амбар на западе.
Сеть замерцала.
— Берегись собак, — успел я услышать. — И фермерши…
Я очутился там же, откуда исчез. В кромешной темноте. То есть я попал в следующую ночь — или в любую из тысячи ночей, сотни тысяч ночей, которые пережил собор за Средние века. А Верити сейчас под бомбами. Мне же остается только сидеть тут и ждать, пока снова откроется чертова сеть.
— Нет! — Я в сердцах саданул кулаком по каменной кладке.
И мир взорвался звуками.
Протяжный свист, потом взрыв, потом тарахтенье зениток на востоке. Темнота расцвела бело-голубыми сполохами, затем окрасилась багряным. Потянуло дымом.
— Верити! — крикнул я и рванул вверх по лестнице к колоколам, не забывая на этот раз считать ступени. Подернутое дымом рыжеватое зарево давало достаточно света.
Добежав до платформы с колоколами, я крикнул наверх: «Верити! Ты здесь?»
Голуби, далекие потомки того, которого я чуть не раздавил шестьсот лет назад, ринулись, хлопая крыльями, из верхнего лестничного колодца прямо на меня.
Значит, там ее нет. Я помчался вниз, зовя ее, пока не добежал до перебросочной ступени, и оттуда начал считать заново.
Тридцать один, тридцать два.
— Верити! — звал я, перекрикивая гул самолетов и рев запоздалой и уже никому не нужной сирены воздушной тревоги.
Пятьдесят три, пятьдесят четыре.
— Верити, ты где?
Вот и подножие. Пятьдесят восемь. «Запомни», — велел я себе и, толкнув дверь башни, выскочил к западному порталу. Здесь дымом тянуло сильнее, к нему примешивался какой-то густой едкий запах, похожий на сигарный чад.
— Верити! — позвал я, наваливаясь на тяжелую дверь, ведущую из башни в неф.
В соборе было темно, если не считать лампады над распятием и красноватых сполохов в окнах клерестория. Я попытался прикинуть, который час. Грохот разрывов и сирены большей частью слышны с севера. Вокруг органа дым клубами, но Капелла ременщиков еще не горит, а ее подбили раньше всех. Значит, сейчас не позже половины девятого, и Верити провела здесь лишь несколько минут.
— Верити! — Эхо разнеслось по темному собору.
Капелла торговцев тканями пострадала от первой же партии зажигалок. Я ринулся по главному проходу к хору, кляня себя, что не догадался прихватить фонарик.
Зенитки смолкли и сразу затарахтели с новой силой, а гул самолетов стал громче. С восточной стороны, совсем рядом, ухала бомба за бомбой, окна озарялись призрачными вспышками. Половина окон — та, из которой убрали витражи, — была либо заколочена, либо затянута затемняющей бумагой, но три витражных окна по северной стороне стояли нетронутыми, и мелькающие за ними зеленоватые вспышки раз за разом окрашивали церковь в жутковатый красно-синий. Верити нигде не было. Куда она подевалась? По логике, должна была оставаться у переброски, но, видимо, испугалась бомб и где-то укрывается. Где?
Гул самолетов перерос в ожесточенный рев.
— Верити! — перекрывая его, позвал я, и по крыше словно град забарабанил, сменившийся ударами и приглушенными криками.
Пожарная охрана тушит зажигалки. Может, Верити услышала топот и спряталась?
Над головой громыхнуло, потом раздался визжащий, захлебывающийся звук. Я посмотрел наверх — и вовремя, потому что в меня чуть не угодила зажигалка.
Она упала в ряды, шипя и плюясь раскаленным металлом на деревянную скамью. Схватив с соседней спинки молитвенник, я сбил фырчащий цилиндр на пол. Зажигалка покатилась в проход и уткнулась прямо в торец противоположного ряда. Я отшвырнул ее ногой, однако дерево уже тлело. Зажигалка плевалась и искрила, вертясь, словно живая, а потом вспыхнула белым пламенем, ударившись о генофлекторий.
Ножной насос. Я завертел головой в поисках, но, видимо, все унесли на крышу. На глаза попалось висящее у южных дверей ведро — я кинулся к нему, надеясь, что там песок. Есть! Промчавшись обратно через полнефа, я опорожнил ведро на зажигалку и уже загоревшийся генофлекторий, а сам отскочил, ожидая, что сейчас рванет.
Не рванула. Тогда я выкатил зажигалку ногой на самую середину прохода и затоптал рдеющий генофлекторий. Брошенное ведро закатилось под скамью. Завтра его найдет причетник и разрыдается.
Я застыл, провожая взглядом ведро и думая о том, что сделал. Действовал без оглядки, как Верити, когда спасала кошку. Еще один опрометчивый поступок. Только он вряд ли изменит ход истории — люфтваффе уже ровняет с землей все возможные диссонансы.
Я оглянулся на Капеллу торговцев тканями. Пламя лизало резной деревянный потолок, и ведра с песком против него были бессильны. Через два часа собор окажется полностью охвачен огнем.
Что-то с глухим взрывом приземлилось за стеной Капеллы ременщиков и озарило ее вспышкой. Я успел разглядеть деревянный крест пятнадцатого века с резным изображением коленопреклоненного ребенка у основания. Еще через полчаса настоятель Говард увидит его уже сквозь стену огня, потому что весь восточный торец собора будет полыхать.
— Верити! — крикнул я, и эхо раскатилось по вновь объятому темнотой нефу. — Верити!
— Нед!
Я крутнулся на месте волчком и с криком «Верити!» рванул назад по главному проходу. Там, в торце, я затормозил с разгона и, позвав еще раз, застыл, прислушиваясь.
— Нед!
Снаружи. У южного портала. Я запрыгал между скамьями, спотыкаясь о генофлектории, держа курс на южные двери.
Сгрудившиеся там люди с тревогой смотрели на крышу, а два хулиганистых молодчика, засунув руки в карманы и небрежно привалившись к фонарю на углу, обсуждали, что там горит чуть западнее.
— Откуда куревом тянет? — лениво, словно о погоде, спросил долговязый.
— Табачная лавка на Бродгейт, — ответил второй, пониже. — Надо было туда слазить и натырить себе, пока не пыхнуло.