— Вы не видели, тут девушка из собора не выходила? — обратился я к ближайшей из зевак — женщине средних лет в платке.
— Утихнет ведь, как думаете? — спросила она с тревогой.
Не утихнет.
— Там наверху пожарная охрана, — успокоил я ее. — Так вы не видели, девушка не выходила?
— Нет. — Женщина снова задрала голову и уставилась на крышу.
Я пробежался туда-сюда по Бейли-лейн вдоль стены собора, но Верити словно в воду канула. Наверное, выбралась через другие двери. Не через ризницу, там снует пожарная охрана. Значит, через западные.
Я рванул за угол к западному порталу. Там, в стрельчатой арке, тоже толпились люди — женщина с тремя маленькими девочками, старик в одеяле и девушка в форме горничной. Остроносая седая женщина с повязкой Женской вспомогательной службы загораживала вход, скрестив руки на груди.
— Вы не видели, в последние несколько минут из собора никто не появлялся? — спросил я.
— Туда никого не пускают, кроме пожарной охраны, — заявила она возмущенно.
Ее голос тоже показался мне знакомым, но времени разбираться, откуда, не было.
— Рыжая девушка, — уточнил я. — В длинном белом… в белой ночной рубашке.
— В ночной рубашке? — неодобрительно поджала губы остроносая.
К нам подошел коренастый толстяк — дежурный ПВО.
— Мне приказано очистить территорию. Пожарной бригаде требуется беспрепятственный подъезд к собору со всех сторон. Пойдемте.
Женщина с девочками подхватила на руки младшую и вышла из-под арки. Старик зашаркал следом.
— За мной! — подбодрил пэвэошник горничную, которая будто оцепенела от страха. — И вы тоже, мисс Шарп, — окликнул он остроносую.
— Никуда я не пойду! — заявила та, еще воинственнее скрещивая руки. — Я заместитель председателя гильдии алтарниц собора и руководитель цветочного комитета.
— Меня ваши звания не интересуют, — отмахнулся дежурный. — Приказано очистить подходы для пожарной бригады. Южный портал уже свободен, теперь ваша очередь.
— Простите, вы не видели тут рыжеволосую девушку? — перебил я.
— Мне поручили охранять вход от мародеров. — Мисс Шарп вытянулась и вскинула подбородок. — Я здесь стою с самой сирены и, если понадобится, простою до утра.
— А мне поручили расчистить подступы. — Дежурный тоже вытянулся во весь свой небольшой рост.
Я вклинился между ними, не собираясь слушать их препирательства, и, в свою очередь, вытянулся, расправляя плечи.
— Я ищу девушку. Рыжие волосы. Белая ночная сорочка.
— Спросите в полиции, — посоветовал пэвэошник, показывая туда, откуда я прибежал. — На Сент-Мэри-стрит.
Я пустился туда со всех ног, гадая, кто все-таки победит. Я лично ставил на руководительницу цветочного комитета. Кого же она мне напоминает? Марию Ботонер? Леди Шрапнелл? Или кого-то из трех дам в книжном?
С южным порталом пэвэошник справился плохо. Там по-прежнему толпился народ, и двое молодчиков все так же подпирали фонарь. Я промчался вдоль южной стены к Бейли-лейн и выскочил прямо на процессию.
Я, конечно, читал о «маленьком крестном ходе» — так один сержант полиции назвал перенос спасенных пожарной охраной ценностей из собора в участок по соседству. Мне и представлялось что-то вроде торжественного шествия: во главе под знаменем Уорвикширского полка настоятель Говард, за ним остальные с канделябрами, потиром и просфорницей, а замыкает ряды деревянное распятие, — поэтому я не сразу понял, что передо мной.
Это была не процессия, а бегство, лихорадочное отступление старой наполеоновской гвардии из Ватерлоо со всем, что под руку подвернулось. Спотыкаясь, они улепетывали по улице — каноник с подсвечниками под мышкой и ворохом риз; подросток, мертвой хваткой вцепившийся в потир и ножной насос, и настоятель, несущийся с древком наперевес, словно с пикой, то и дело наступая на волочащееся знамя.
Я остановился, глядя на них, как зритель на параде, и заодно вычеркивая одну версию из списка Верити. Епископского пенька ни у кого из них не было.
Они скрылись в полицейском участке и, видимо, побросали свою ношу как попало в первом же углу, потому что уже через минуту выскочили снова и кинулись ко входу в ризницу.
На лестнице путь им преградил лысеющий мужчина в синем комбинезоне.
— Нельзя туда, там все в дыму, — замотал он головой.
— Мне нужно забрать Евангелие и Послания апостолов, — заявил настоятель Говард, протискиваясь мимо него к двери.
— Где этих пожарных носит, к чертям собачим? — крикнул подросток.
— Пожарных? — Каноник запрокинул голову к небу. — Где, к чертям собачьим, носит нашу авиацию?
Подросток помчался обратно по Сент-Мэри в полицию, просить, чтобы еще раз вызвали пожарных, и я последовал за ним.
Спасенные сокровища лежали жалкой кучкой на сержантском столе, а знамя стояло у стенки позади. Пока подросток втолковывал сержанту: «Ну так позвоните еще раз! Там вся крыша над алтарем горит!» — я внимательно их осмотрел. Подсвечники, деревянное распятие. Еще маленькая стопка потрепанных томиков Книги общественного богослужения, которые не вошли в список уцелевшего, пачка конвертов для пожертвований и хористская альба. Интересно, сколько еще вынесенных из собора вещей остались неучтенными? Однако пенька среди них все равно не было.
Подросток выскочил за дверь. Сержант снял трубку телефона.
— Вы не видели тут рыжеволосую девушку? — спросил я, пока он не начал звонить пожарным.
Он покачал головой, прикрывая рукой мембрану.
— Скорее всего она где-нибудь в убежище.
Убежище. Конечно. Куда еще податься во время воздушного налета? Кому-кому, а Верити хватит ума не носиться по улицам под бомбами.
— Где соседнее? — уточнил я.
— На Литтл-Парк-стрит, — баюкая трубку, ответил сержант. — Назад по Бейли и налево.
Я благодарно кивнул и снова пустился бегом. Полыхало все ближе и ближе. Дымное небо окрасилось в оранжевый, в нем скрещивались лучи зенитных прожекторов, а из-за церкви Троицы тянулись желтые языки пламени. С каждой минутой становилось светлее — а еще заметно холодало, хотя, казалось бы, с чего, когда все кругом горит. Я попытался на бегу согреть дыханием заледеневшие руки.
Убежища не было видно. Посреди квартала высились дымящиеся развалины — все, что осталось от дома после прямого попадания, — а рядом огонь пожирал овощную лавку. Дальше улица тянулась тихая и темная.
— Верити! — крикнул я, боясь услышать отклик из-под развалин, и двинулся в обратную сторону, высматривая знак убежища на стенах домов. Нашел. Он валялся посреди проезжей части. Я беспомощно повертел головой, пытаясь определить, откуда его сорвало взрывом. — Эй! — принялся я кричать во все цокольные лестницы подряд. — Есть здесь кто-нибудь?
Убежище отыскалось почти в самом начале улицы, в двух шагах от собора, в полуподвале, не защищавшем на самом деле ни от чего, даже от холода.
Тесная замызганная комнатушка без мебели. Человек двадцать — некоторые в халатах — сидели на земляном полу, привалившись к мешкам с песком, уложенным у стен. В одном углу покачивался от каждого бомбового удара подвешенный на балке керосиновый фонарь, а под ним мальчишка в пижаме и меховых наушниках играл с матерью в карты.
Я окинул полутемную каморку взглядом, ища Верити, хотя уже понятно было, что ее здесь нет. Где же она?
— Никто не видел девушку в белой ночной рубашке? — спросил я. — Рыжую.
Молчание. Даже не шевельнулись.
— У тебя есть шестерки? — продолжил игру мальчик.
— Есть. — Мама вручила ему карту.
Сквозь несмолкающий грохот зениток и разрывы фугасов донесся колокольный звон. Девять вечера.
Все заворочались.
— Это в соборе, — сказал мальчик, запрокидывая голову к потолку. — А дамы есть?
— Нет, — ответила мама, посмотрев на карты в руке, а потом на потолок. — Что, съели? Пока слышны колокола, собор стоит.
Все, нечего здесь ворон считать. Я метнулся за дверь и вверх по лестнице обратно на улицу. Колокола чисто и ясно вызванивали время. До самого утра гибнущий в огне собор будет под рев самолетов ежечасно пробуждать в ковентрийцах надежду.
Горстка зевак из-под южного портала перебралась на противоположный тротуар, чтобы лучше видеть взметающееся над крышей собора пламя. Двое молодчиков все так же подпирали фонарь. Я подбежал к ним.
— Не, черта лысого, — утверждал длинный. — Теперь нипочем не потушат.
— Я ищу девушку… — начал я.
— Нам тоже одиноко, — сострил короткий, и оба заржали.
— Она рыжая, — не сдавался я. — В белой ночной рубашке.
Новый взрыв гогота.
— Наверное, она где-нибудь в убежище, но я не знаю ближайших.
— Есть одно на Литтл-Парк, — отсмеявшись, сказал долговязый.
— Там я уже проверял.
Оба задумались.
— Еще есть на Госфорд-стрит, только туда не пробьешься. Пехотная мина взорвалась, теперь все перекрыто.
— Может, она в крипте, — предположил длинный и, увидев мое озадаченное лицо, пояснил: — Ну, крипта, под собором. Там тоже убежище.
Крипта. Конечно. Несколько десятков людей укрылись там в ночь налета и сидели до одиннадцати, пока над их головами горел собор, а потом их вывели по внешней лестнице.
Я промчался мимо зевак к южному порталу и взлетел по ступенькам.
— Туда нельзя! — крикнула женщина в платке.
— Спасательный отряд, — бросил я и вбежал внутрь.
Западный торец нефа по-прежнему тонул в темноте, зато в пресвитерии и в апсиде света было хоть отбавляй. Ризницы полыхали, Капелла ременщиков тоже, а сверху, из клерестория, валил дым бронзового цвета. В Капелле вязальщиков шапок огонь лизал холст с Иисусом, несущим заблудшую овцу. По всему нефу летали, рассыпая пепел, горящие листки чинопоследования.
Перед глазами возникли полученные в свое время от леди Шрапнелл чертежи собора. Крипта под капеллой Святого Лаврентия на северной стороне, сразу за Капеллой мануфактурщиков. Я устремился туда, уворачиваясь от горящих листов и лихорадочно вспоминая, где ведущая вниз лестница. Слева от амвона, точно.