— Нет, — перебил я. — Соглашайтесь. И ни в коем случае не уведомляйте об уходе заранее. Просто исчезните. Пусть миссис Меринг увидит, что такое по-настоящему ненадежная прислуга, — тогда, может, оценит по достоинству своего зятя. А заодно отучится сманивать дворецких у соседей.
— Хорошо, сэр, — кивнул Финч. — Спасибо. Сообщу ей о своем решении после чайного приема у миссис Каттисборн. — Он двинулся к входной двери. — И не волнуйтесь, сэр. Ночь всегда темнее перед рассветом.
Он взялся за молоток, а я поспешил к беседке. Вспомнив в последнюю минуту про комбинезон и дождевик, я завернул за ними в винный погреб и уложил в саквояж. Все-таки на комбинезоне нашивка ПВО, а дождевики эти «Берберри» начнет выпускать только в 1903 году, через пятнадцать лет, и нам совершенно не нужен очередной диссонанс.
Я снова зашагал к переброске. Интересно, Верити еще там или уже отправилась в Оксфорд, чтобы избежать неловких прощаний?
Она была там. В белой шляпе, с двумя портпледами, словно на перроне.
— Вот, — сказал я, ставя свой саквояж рядом.
Она посмотрела на меня из-под белой вуалетки, и я подумал, как жаль, что мне все-таки не удалось геройски спасти мир. Ну, раз не удалось…
— Когда ближайший поезд? — спросил я, отворачиваясь к пионам за беседкой.
— Через пять минут. Если откроется.
— Откроется. Тосси вышла за мистера К, Теренс делает предложение Мод, их внук полетит бомбить Берлин, люфтваффе бросит громить аэродромы и пустится на Лондон — все на благо континуума.
— Вопреки нам, — вздохнула Верити.
— Вопреки нам.
Мы уставились на пионы.
— Ты, наверное, рад, что все позади? Теперь наконец обретешь желаемое.
Я обернулся к ней.
— Отоспишься в смысле.
— Я уже не так тоскую по сну. Научился обходиться.
Мы снова уткнулись взглядом в пионы.
— А ты, наверное, вернешься к детективам? — прервал я молчание.
Верити покачала головой:
— Они слишком далеки от жизни. Дело всегда раскрывается, зло наказывается. Мисс Марпл ни разу не приходилось отсиживаться под бомбами, пока кто-то расхлебывает заваренную ею кашу. — Верити улыбнулась вымученно. — А ты чем займешься?
— Барахолками, не иначе. Уже вижу, как леди Шрапнелл обрекает меня на вечную вахту у кокосового тира, когда я ей признаюсь, что епископского пенька там все-таки не было.
— Где не было?
— В соборе. Я хорошо рассмотрел северный неф перед самой переброской. Подставка на месте, а пенька нет. Не представляю, как сказать леди Шрапнелл. Она и мысли подобной не допускала. Ты была права. Кто-то все же унес его на хранение, как ни парадоксально.
Верити нахмурилась.
— Ты уверен, что не перепутал места?
Я подтвердил кивком.
— Перед оградой Кузнечной капеллы, между третьей и четвертой колоннами.
— Но это невозможно! Он там стоял. Я его видела.
— Когда? Когда ты его видела?
— Сразу как туда попала.
— Где?
— В северном нефе, в проходе. На том же месте, где во время поездки в Ковентри.
Раздался тихий шелест, и сеть начала мерцать. Верити, подхватив портпледы, шагнула на газон.
— Погоди! — Я ухватил ее за руку. — Скажи мне точно, где и когда ты его видела.
Она с тревогой оглянулась на мерцающую сеть.
— Может, нам…
— Дождемся следующей, — решил я. — Опиши все подробно. Ты оказалась в алтаре…
Верити кивнула.
— Сирена выла, но самолетов я пока не слышала, и в соборе было темно. Только в алтаре лампадка и еще одна на алтарной преграде. Я решила не отходить от сети, вдруг она сразу же откроется снова. Поэтому спряталась в ризнице и затаилась, а потом у соседней двери заплясали лучи фонариков — это пожарная охрана бежала на крышу, и кто-то из них спросил: «Может, пора выносить вещи из ризниц?» Я тогда быстренько прокралась в Капеллу торговцев тканями. Переброска оттуда вполне просматривалась.
— А потом капелла загорелась?
— Да. Я бросилась обратно в ризницу, но все уже заволокло дымом; я, видимо, повернула не туда и оказалась в хоре. Там я как раз ссадила руку. Я помнила, что башня уцелеет, поэтому опустилась на четвереньки и вдоль ограждения хора пробралась в неф, а там тоже по полу — туда, где дым был пореже и позволял выпрямиться.
— Это в котором часу?
— Не знаю. — Верити беспокойно оглянулась на сеть. — А если больше не откроется? Может быть, в Оксфорде договорим?
— Нет. Так когда ты поднялась на ноги?
— Не знаю. Незадолго до того, как начали выносить вещи.
Сеть засияла. Я не двинулся с места.
— Ага. Значит, ты ползла по нефу…
— Ползла по нефу, и где-то на середине дым начал редеть, и стало видно западные двери. Тогда я встала, опираясь на ближайшую колонну, и он оказался прямо передо мной, у ограды. На подставке. С большим букетом желтых хризантем.
— Ты уверена, что это именно пенек был?
— Как будто его можно перепутать… Нед, к чему все эти подробности?
— А потом что ты сделала?
— Подумала: «Ладно, хоть какая-то польза». По крайней мере скажу Неду, что пенек во время налета был в соборе. Если выберусь. И двинулась к двери в башню. Проход перегораживала перевернутая скамья, пришлось ее огибать, и пока я добралась до башни, уже вбежала пожарная охрана и начала выносить вещи.
— И? — поторопил я.
— Я нырнула в Капеллу вязальщиков и затаилась.
— Сколько ты там просидела?
— Не знаю. Четверть часа, наверное. Потом вернулся кто-то из пожарных и забрал алтарные книги. Я подождала, пока он скроется, затем отправилась тебя искать.
— Через южные двери?
— Да. — Верити посмотрела на сеть. Та уже меркла и съеживалась.
— Когда ты выходила, у портала кто-нибудь стоял?
— Да. Если мы опять застрянем…
— Из пожарной охраны кто-нибудь приближался к пеньку?
— Нет. Они заходили только в алтарь и в ризницы, потом один заскочил в Кузнечную капеллу, вынес крест и подсвечники.
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— Точно?
— Точно. Ему пришлось выбираться с ними в обход, через тыльную часть нефа и по южному боковому, из-за дыма. Как раз мимо меня пробежал.
— А в Капеллу мануфактурщиков они не заглядывали?
— Нет.
— А ты?
— Я же сказала. Я очутилась в алтаре, потом пряталась в Капелле торговцев, потом в хоре. Это все.
— А северные двери из твоего укрытия просматривались?
Она кивнула.
— И через них никто не выходил?
— Они были заперты. Я слышала, как один дежурный просил другого отпереть северный портал, чтобы пожарные протащили внутрь шланги, и тот ответил, что отпирать придется снаружи, потому что Кузнечная капелла уже горит.
— А западный вход? Там, где лестница в башню?
— Нет. Пожарная охрана вбегала только через ризницу.
— Больше никого в соборе не было? Кроме дежурных? И пожарных?
— В соборе? Нед, он горел вообще-то!
— В чем были дежурные?
— В чем? — Верити озадачилась. — Не знаю… В форме. Комбинезоны. Да… у причетника была каска.
— А в белом никого не было?
— В белом? Откуда там белое? Нед, к чему…
— И западную дверь — которая в башню — тебе тоже было видно?
Верити кивнула.
— И через нее никто не выходил, пока ты пряталась в соборе? И в Капеллу мануфактурщиков не проникал?
— Нет. Ну объясни уже, к чему это все?
Значит, северный портал заперт, южный не выпускала из виду Верити, а на улице толпились зеваки с двумя глазеющими по сторонам подпирателями фонаря.
Пожарная охрана вбегала через ризницу, которую вскоре после того, как настоятель Говард выскочил с алтарными книгами, отрезало огнем. И у наружных дверей ризницы тоже кто-то все время толкался. А еще тот толстяк дежурный гражданской ПВО, который расчищал подступы. И дракониха из цветочного комитета, застывшая в карауле у западного портала. Нет, деваться из собора было некуда.
Некуда было деваться из собора. Как из лаборатории в 2018-м. И спрятаться негде. Только в сети.
Я схватил Верити за руки. Я прятался в сети, за бархатным театральным занавесом, и Лиззи Биттнер говорила: «Я сделаю для него все». Оксфорд 2018 года. Где Ти-Джей обнаружил очаг увеличения сдвигов.
«Потому что у нас нет таких ценностей, как в Кентербери и Винчестере», — сокрушалась Лиззи Биттнер. Лиззи Биттнер, вышедшая замуж за потомка Ботонеров, строивших собор в 1395 году. Лиззи Биттнер, совравшая насчет незапертой лаборатории. Открывшая дверь своим ключом.
«Нам кажется, это первое преступление, а выясняется, что оно уже второе, — говорила дама в мехах. — Первое произошло много лет назад». Или вперед. Все-таки в нашем распоряжении машина времени. А в одной из моделей Ватерлоо континууму пришлось углубиться аж в 1812-й, чтобы устранить диссонанс.
Вот она эта мелкая, никуда не укладывающаяся деталь — рост сдвигов. Которого не возникло на той роковой переброске Верити. А ведь он мог бы помешать ей спасти кошку и предотвратил бы диссонанс. Пять минут в любую сторону — и ничего не придется расхлебывать, однако сдвиг составляет девять минут. И эти девять минут приводят Верити прямиком на место преступления.
«В каждом из смоделированных диссонансов наблюдался рост сдвигов», — утверждал Ти-Джей. Во всех до единого. Даже в тех, с которыми континуум не справился. Во всех без исключения. Кроме нашего.
А у нас в наличии только 2018 год, где сдвиги, по мнению Ти-Джея, выходят неоправданно большими для сильной удаленности от эпицентра. И Ковентри. Где вроде бы дело в очаге напряжения.
— Нед! — встревожилась Верити. — Что с тобой?
— Тс-с-с, — прошептал я, сжав ее руки, словно зеленые прутья мертоновской калитки. Почти распутал. Если не испорчу все резким движением и не отвлекусь, то наконец увижу всю картину целиком.
Область сдвигов чересчур далеко от эпицентра, а расхождения обычно наблюдаются лишь в непосредственной близости от диссонанса. А дама в мехах сказала: «Я рада, что она за него вышла». Она говорила о какой-то знакомой, сбежавшей с фермером. «Иначе так бы и чахла в Оксфорде на церковных собраниях и благотворительных ярмарках…»