— У меня времени в обрез, — напомнила Уордер. — Вот ваш мешок. — Она подала Финчу большой рогожный сверток. — Правда, в таком виде обратно… Пойдемте, я вас высушу. — Нахмурившись, она повела его в реквизитную. — Я ведь даже не оператор, я только на замене. А мне еще пелены гладить и десятиминутную интервальную держать…
Дверь за ними закрылась.
— И как его понимать?
— Вот. — Верити вручила мне следующий факсимильный лист. — Еще письма.
Три отзыва о королевском визите в Ковентри, жалоба на еду в полевых кухнях, объявление о ярмарке в церкви Сент-Олдейт в пользу пострадавших от воздушного налета.
Из реквизитной вышел Финч — высушенный и приглаженный — с без умолку ворчащей Уордер.
— Обязательно сегодня их всех возвращать, вынь да положь, — топая за пульт, пробухтела она. — Мне еще три стыковки, пятьдесят…
— Финч, вы не знаете, миссис Биттнер не будет на освящении? — поинтересовался я.
— Я высылал ей пригласительный билет по распоряжению мистера Дануорти. Надо полагать, уж кому-кому, а ей хотелось бы взглянуть на восстановленный собор, но она ответила, что мероприятие предстоит слишком масштабное, она боится не выдержать.
— Хорошо, — кивнул я, пролистывая «Стэндард» за двенадцатое число. Писем нет. — Что в «Телеграф»? — поинтересовался я у Верити.
— Пусто, — откладывая копии, ответила она.
— Пусто! — выдохнул я радостно, и тут в сети возник озадаченный Каррадерс. — Ну? — Я поспешил к нему.
Раздвинув кисею, он протянул мне блокнот. Я открыл его и заскользил взглядом по списку церковных служащих, выискивая знакомую фамилию. Ничего. Я перелистнул на приходы.
— Цветочным комитетом в 1940 году заведовала миссис Лоис Уорфилд, — недоуменно наморщил лоб Каррадерс.
— Ты как? — обеспокоилась Уордер. — Что-нибудь случилось?
— Нет, — ответил я, просматривая приходы. Хертфордшир, Суррей, Нортумберленд. Вот. Церковь Святого Венедикта, Нортумберленд.
— Ни в одном из комитетов никакая мисс Шарп не значится, — продолжал Каррадерс. — В списке прихожан тоже.
— Знаю. — Я уже набрасывал записку на чистом листе блокнота. — Финч, позвоните мистеру Дануорти, попросите немедленно вернуться в Оксфорд. А когда приедет, передайте вот это. — Я вырвал листок, свернул и вручил Финчу. — Потом найдите леди Шрапнелл и скажите, пусть не волнуется, у нас с Верити все схвачено, только пусть подождут с освящением, пока мы не вернемся.
— А вы куда? — осведомился Финч.
— И кто будет отпаривать альбы?! — возмутилась Уордер.
— Мы постараемся вернуться к одиннадцати, — пообещал я, беря Верити за руку. — Если нет, тяните время.
— Тянуть время! — ужаснулся Финч. — Ожидается архиепископ Кентерберийский. И принцесса Виктория. Как тут тянуть время?
— Придумайте что-нибудь. Я в вас верю, Дживс!
— Спасибо, сэр! — расцвел Финч. — Что сообщить леди Шрапнелл, если спросит, куда вы исчезли?
— За епископским пеньком, — ответил я, и мы с Верити со всех ног помчались к метро.
Снаружи было серо и пасмурно.
— Надеюсь, на освящении дождь не пойдет, — встревожилась Верити.
— Шутишь? — выдохнул я на бегу. — Леди Шрапнелл такого не допустит.
У входа в метро царила толчея. Толпа в шляпах и галстуках, с зонтами под мышкой, текла наружу.
— Собор! — проворчала, проталкиваясь мимо, девушка с косами и значком партии «Гея». — А вы знаете, сколько деревьев можно было высадить на лугу у Крайст-Черча на эти деньги?
— Счастье, что нам нужно прочь из города, — крикнул я Верити, которую оттеснила от меня толпа. — В другую сторону будет посвободнее.
Мы пробились к эскалаторам. Там оказалось не лучше. Я потерял Верити из виду и не сразу разглядел ее десятью ступенями ниже.
— Куда все едут? — удивился я вслух.
— Встречать принцессу Викторию, — поведала стоящая на ступеньку выше дородная женщина с британским флагом под мышкой. — Она прибудет со стороны Рединга.
Верити уже сошла с эскалатора.
— Ковентри! — крикнул я ей, показывая поверх голов на Уорвикширскую ветку.
— Знаю! — откликнулась Верити, устремляясь в нужный переход.
В переходе давка не прекратилась, на платформе тоже. Верити пробралась ко мне.
— Между прочим, ты тут не один мастер раскрывать тайны, Шерлок, — похвасталась она. — Я догадалась, что делает Финч.
— И что? — спросил я, но тут подошел поезд. Толпа хлынула внутрь, и нас снова разделили. На этот раз я сам протолкался к Верити. — Эти-то все куда едут? В Ковентри принцессы Виктории нет.
— Протестовать, — объяснил парнишка с афрокосичками. — В Ковентри проводится демонстрация против оксфордцев, бесцеремонно укравших у них собор.
— Да? — елейно улыбнулась Верити. — И где же проводится? В торговом центре?
Я готов был ее расцеловать.
— А представь себе, — сказала Верити, уворачиваясь от нарисованной вручную таблички с надписью «Архитекторы против Ковентрийского собора», — что где-то в этой толчее стоит историк из далекого будущего и умиляется.
— Нет, не представляю. Так что же делает Финч?
— Он… — начала Верити, но тут двери распахнулись, и в поезд набился еще народ.
Нас снова оттеснили друг от друга — я оказался в другой половине вагона, зажатым на сиденье между каким-то стариком и его сыном средних лет.
— Зачем вообще восстанавливать собор? — ворчал сын. — Если руки чешутся что-то восстановить, так верните Банк Англии, хоть какая польза будет. Что толку от собора?
— «Пути Господни неисповедимы, — продекламировал я. — За чудом чудо он являет нам».
Оба покосились на меня возмущенно.
— Джеймс Томсон, — пояснил я. — «Времена года».
Опять возмущенные взгляды.
— Викторианский поэт, — закончил я и погрузился в свои мысли — о континууме и его неисповедимых путях.
Ему потребовалось устранить диссонанс, и он его устранил, пустив в ход целый арсенал аварийных мер: и сеть захлопывал, и координатами назначения жонглировал, и сдвиги увеличивал — лишь бы я помешал Теренсу познакомиться с Мод, а Верити увидела, как Бейн топит Принцессу. Чтобы спасти кошку, что мышку таскает за хвост, ту, что тихонько ворует овес, лежащий в унылом чулане, в том доме, где Джек — хозяин.
Заметив на платформе надпись «Ковентри», я протиснулся между зажавшими меня с двух сторон банкирами и просочился к дверям, махнув по дороге Верити, что пора на выход. Эскалаторы вынесли нас на Бродгейт, прямо к статуе леди Годивы. Здесь было еще пасмурнее: похоже, дождь вот-вот начнется. Протестующие, раскрывая зонты, текли к торговому центру.
— Может быть, сперва позвоним ей? — предложила Верити.
— Не надо.
— Ты уверен, что она будет дома?
— Да, — ответил я, хотя уверенности никакой не чувствовал.
Однако миссис Биттнер оказалась дома и открыла нам, пусть и не сразу.
— Простите, лежу с бронхитом, — хрипло проговорила она и только потом увидела, кто перед ней. — О, это вы. Проходите. Я вас ждала. — Она посторонилась, пропуская нас внутрь, и протянула Верити жилистую руку. — Вы, должно быть, мисс Киндл. Тоже поклонница детективов?
— Только тридцатых годов, — извиняющимся тоном уточнила Верити.
Миссис Биттнер кивнула:
— Да, золотой век детектива. Я много их прочитала. Особенно люблю те, где преступнику почти удается ускользнуть.
— Миссис Биттнер… — начал я и беспомощно посмотрел на Верити.
— Вы все-таки догадались, да? Недаром я вас опасалась. Джеймс говорил, вы у него самые талантливые. — Миссис Биттнер улыбнулась. — Пойдемте в гостиную.
— Боюсь… у нас не очень много времени…
— Глупости. — Она стала удаляться по коридору. — Преступнику обязательно полагается отдельная глава на признание в содеянном.
Она провела нас в ту самую комнату, где мы беседовали в прошлый раз.
— Садитесь, — пригласила она, показывая на диван в цветочной обивке. — Знаменитый детектив всегда собирает подозреваемых в гостиной. — Придерживаясь за мебель, она медленно пошла к буфету, разительно уступающему габаритами меринговскому. — И преступник всегда их чем-нибудь угощает. Не желаете хереса, мисс Киндл? Мистер Генри? Или sirop de cassis? Черносмородиновая настойка, Эркюль Пуаро ее пил. Ужасная гадость. Однажды попробовала, когда читала «Убийство в трех актах». Хуже микстуры от кашля.
— Тогда, пожалуй, хересу, — попросил я.
Миссис Биттнер налила две рюмки и протянула нам.
— Я вызвала диссонанс, да?
Я забрал у нее рюмки, одну отдал Верити и сел к ней на диван.
— Да.
— Этого я и боялась. И когда Джеймс на прошлой неделе изложил мне теорию изъятия несущественных для истории объектов из пространственно-временной среды, я сразу сообразила, что все из-за пенька. — Она с улыбкой покачала головой. — Все остальное, что в ту ночь было в соборе, сгорело бы дотла, и только пенек, очевидно, несокрушим.
Она налила хереса и себе.
— Я пыталась исправить то, что натворила, но сеть отказывалась пускать меня в собор, а потом Ласситер — новый декан — сменил замки, и я потеряла доступ в лабораторию. Нужно было, конечно, признаться Джеймсу. Или мужу. Смалодушничала. — Она взяла рюмку. — Успокаивала себя: раз сеть меня задерживает, значит, система защиты работает как надо, никакого диссонанса не возникло, и вреда нет, однако получалось неубедительно.
Медленно и осторожно миссис Биттнер двинулась к креслу в цветочек. Вскочив, я взял у нее рюмку и подержал, пока она усаживалась.
— Спасибо. Джеймс говорил, какой вы галантный юноша. — Она посмотрела на Верити. — Вам, думаю, вряд ли доводилось совершать опрометчивые поступки? Такие, о которых потом жалеешь?
Она уткнулась взглядом в рюмку.
— Англиканская церковь закрывала не способные к самоокупаемости религиозные учреждения. А для моего мужа Ковентрийский собор был всем. Он потомок Ботонеров, которые возводили изначальное здание.
«И вы тоже. — Я наконец догадался, кого напоминала мне Мария Ботонер, распекавшая работника в башне. — Вы тоже из рода Ботонеров».