Коронер, издавна испытывавший к Мак-Пунтишу стойкую неприязнь, не замедлил воспользоваться удобным случаем.
— Это что же, выходит, у вас в гостинице прямо как на мельнице: любой может войти и выйти когда ему заблагорассудится?
Лицо хозяина «Черного лебедя» покрылось багровыми пятнами.
— Ну это вы, Корнуэй, бросьте! Сперва надо бы…
— Я вам здесь не Корнуэй, а господин коронер!
— Так вот, вы это бросьте, господин коронер, надо бы сперва разобраться, как все было на самом деле, а не позорить здесь при всех мое заведение!
— Я, господин Мак-Пунтиш, исполняю свой долг и вынужден констатировать, что у вас в гостинице ошиваются всякие подозрительные субъекты, а вы даже не подозреваете об их существовании. Все-таки согласитесь, что это странно.
— Может, и странно, да не более того, ведь этого человека до сих пор не может опознать даже полиция!
Ход был удачный, и Корнуэй прикусил язык; однако такой вызывающий ответ таил в себе и определенную опасность, так как констебль Тайлер, усмотрев в заявлении владельца «Черного лебедя» публичную критику своей деятельности, поклялся себе при случае повнимательней проследить, всегда ли Мак-Пунтиш вовремя закрывает свое питейное заведение и нет ли там каких нарушений по части потребления спиртного.
— Выходит, мистер Мак-Пунтиш, вы так и не можете нам ничего рассказать об этом незнакомце?
— Почему? Могу. Ясно, что он не джентльмен.
— Как это вы узнали?
— Да разве настоящий джентльмен позволит убить себя в гостинице, где он даже не заказал никакой выпивки!
Выслушав всех свидетелей, коронер вынес свой вердикт. Он вкратце подытожил факты и объявил, что мисс Мак-Картри действовала в пределах необходимой обороны. Не имевший же при себе никаких документов убитый скорее всего является шпионом, находившимся на службе одного из иностранных государств, следовательно, своим поступком мисс Мак-Картри оказала большую услугу Великобритании, с чем он ее и поздравляет. Потом отметил бдительность полиции и объявил, что похороны будут произведены за счет общественных средств, поскольку тело никто так и не востребовал. На том заседание закрылось.
Прежде чем Имоджин покинула зал мэрии, Корнуэй лично подошел к ней, чтобы еще раз поздравить и шепнуть на ушко, что считает своим почетным долгом вручить ей пять процентов комиссионных с той суммы, которую собирается получить от муниципального совета на погребение убитого. Имоджин даже не успела выразить ему свое негодование по поводу столь гнусного предложения, так как к ней уже спешил Гоуэн Росс.
— О, дорогая мисс Мак-Картри, по счастливой случайности я как раз сегодня снова вернулся в Калландер! Но мог ли я ожидать, что за время моего отсутствия вы превратитесь прямо-таки в настоящую героиню! Искренне восхищен вашим мужеством и самообладанием…
Разобиженный коронер ретировался. Он надеялся, что мисс Мак-Картри представит его вновь прибывшему, который производил впечатление важной персоны. Имоджин же при виде Гоуэна Росса сразу подумала об Аллане Каннингхэме.
— Господин Росс, какая приятная неожиданность!.. А я уж было подумала, что вы навсегда покинули Калландер и своих друзей! Ведь мистер Линдсей сказал мне, что вы с мистером Каннингхэмом уехали в Эдинбург.
— Да, это верно. Аллан не мог устоять перед соблазном открыть какую-то новую диву для мюзик-холла или ночного клуба, уж не знаю точно… Ну а я решил отправиться с ним, чтобы не дать ему растранжирить весь свои отпуск и заставить вернуться сюда: ведь у вас в Калландере такой дивный воздух. Но, к сожалению, он там окончательно погряз в этих чертовых заумностях какого-то путаного контракта и сможет вернуться только через пару дней. Надеюсь, мисс Мак-Картри, вы расскажете мне о своем приключении во всех подробностях? Так бы хотелось потом похвастаться знакомством с самой отважной женщиной Калландера в своем лондонском клубе.
От смущения Имоджин басовито хихикнула, чем, похоже, немало взволновала Гоуэна Росса. Польщенная шотландка даже подумала, уж не влюбился ли в нее, часом, и этот джентльмен… Тем временем к ним присоединился Эндрю Линдсей, и они втроем вышли из мэрии.
По дороге к дому Имоджин Гоуэн попросил разрешения оставить их на минутку — ему нужно было купить сигарет. Как только Росс отошел и они остались вдвоем, Эндрю смущенно спросил, не сможет ли она назначить ему свидание, и чем скорей, тем лучше: он хочет срочно сообщить ей кое-что очень важное. Взволнованная мисс Мак-Картри сразу догадалась, что Линдсей наконец-то решился объясниться ей в любви, и совсем потеряла голову. Она как-то невнятно пробормотала, что согласна, хотя было не очень ясно, на что именно, и Эндрю, завидев приближающегося Росса, торопливо предложил ей встретиться через два часа на окраине Калландера, там, где начинается дорога на Килмахог. В ответ Имоджин только судорожно кивнула. От радости она даже не слышала, что там пытался рассказывать ей Гоуэн. Добравшись до дверей своего дома, она поспешно распрощалась с попутчиками. Ей не терпелось остаться одной, чтобы как следует собраться с мыслями и не спеша помечтать о счастливом будущем, которое теперь уже, видимо, было не за горами.
Эндрю Линдсей поджидал даму прямо возле тропинки, ведущей в лесок, где стараниями Флутипола мисс Мак-Картри чуть не закончила дни в водах Лох-Веннахарского озера. Имоджин показалось, что Эндрю ужасно нервничает. Она объяснила это вполне понятным в такой ситуации лихорадочным волнением, ведь и сама она тоже чувствовала себя не совсем в своей тарелке.
— Спасибо, что пришли…
— А разве могло быть иначе, Эндрю?
— Все равно это очень любезно с вашей стороны… Куда бы вам хотелось пойти?
Желая создать как можно более благоприятную атмосферу для признаний — ведь любовь только выигрывает, когда к ней примешивается немного восхищения, — Имоджин предложила Линдсею показать ему то место, где она оказалась в озере. И они, как два влюбленных голубка, не произнося ни слова и держась поближе друг к другу, добрались до леса. Похоже, думала Имоджин, у Эндрю тоже горло пересохло от волнения. Когда они приблизились к берегу, над которым низко нависали густые ветки, Имоджин трагическим голосом произнесла:
— Вот здесь, на этом самом месте!
— Простите?..
— В озеро я здесь упала… — слегка разочарованно уточнила мисс Мак-Картри.
— А!.. Да-да, прекрасно…
Столь вопиющее безразличие она с готовностью объяснила себе тем, что Эндрю, должно быть, без конца повторяет про себя те заветные слова, которые собирается сказать возлюбленной, и слишком поглощен этими мыслями, чтобы отвлекаться на всякие второстепенные пустяки.
— Может, присядем?
— С удовольствием.
Он помог ей усесться под деревом, прямо у самой кромки воды. Легкий плеск волн придавал ясному солнечному дню какую-то особую безмятежность.
— То, что я хотел сообщить вам, мисс Мак-Картри, очень трудно передать словами, и я даже не знаю, с чего начать…
— А вы, Эндрю, просто слушайте, что говорит вам сердце…
— Сердце?.. При чем здесь сердце? А-а-а… ну да… у меня как-то, знаете ли, совсем выскочило из головы… конечно, сердце… Так вот, милая, дорогая мисс Мак-Картри, могу ли я льстить себя надеждой, что вы испытываете ко мне хотя бы капельку человеческой симпатии?
— Льстите, Эндрю, льстите…
— Спасибо! Мне так сейчас нужно на кого-то опереться… кто бы… не знаю, могу ли я осмелиться… в общем, опереться на человека, который бы испытывал ко мне хоть какую-то привязанность…
— Ну осмельтесь же, Эндрю…
— Спасибо! Так вот, мисс Мак-Картри, у меня большие неприятности!
— Неприятности?!
— Да, неприятности. Почему этот человек оказался в моей комнате? Уж не думаете ли вы, будто я сам верю тому объяснению, которое сочинил, когда опрашивали свидетелей? Нет, этот тип намеренно проник в мою комнату и ждал меня там, чтобы убить.
— Убить? Но с какой стати?
— Полагаю, он принадлежит к какой-то шайке, которая преследует нас с тех самых пор, как мы приехали в Калландер… Поскольку он часто видел нас вместе, то, возможно, вообразил, что мы с вами как-то связаны… и сперва попытался разделаться с вами, а потом решил устранить и меня… Как вспомню об этом…
Имоджин была глубоко разочарована. Может ли она рассчитывать в жизненных невзгодах на человека, под мужественной внешностью которого таится какой-то жалкий трусишка?
— Должна признаться, Эндрю, вы меня здорово разочаровали, — сухо заметила она. — Я представляла вас совсем другим… Хорошо, и чем же я могу вам помочь?
— Помогите мне удрать отсюда!
— Удрать?! Вот уж не припомню, чтобы я когда-нибудь вслух произносила это жалкое слово или хоть раз слышала его в отцовском доме! Кроме того, меня удивляет, что вы, зная, какая серьезная опасность нависла над нами обоими, думаете, как бы спастись самому, и собираетесь оставить в беде любимую женщину.
— Вот именно… то есть совсем наоборот, милая Имоджин, как вы могли подумать? Я как раз и хочу, чтобы мы уехали вместе.
— Мне очень жаль, Эндрю, но я вам здесь не помощница! В семье Мак-Картри не принято бросать дело на полпути… Откровенно говоря, Эндрю, я представляла себе вас совсем по-другому…
— Ну не сердитесь, Имоджин!
— А я и не сержусь. Просто мне немного грустно… Если уж вам так не терпится поскорее отсюда уехать, то почему бы просто не собрать пожитки и не сесть в первый попавшийся поезд?
— Честно говоря, я уже ходил на вокзал, но мне показалось, что за мной и там кто-то следил…
— Ну тогда наймите автомобиль!
— Да я уже пытался, но ведь об этом сразу же станет известно… К тому же около гаража слонялись какие-то подозрительные личности, которым там явно нечего было делать…
Эндрю лгал, и Имоджин прекрасно это знала. Все в нем было фальшивым — манера держаться, жесты, голос… Он позорно дрожал от страха, но совсем не по той причине, какую пытался подсунуть Имоджин. И мисс Мак-Картри с горечью поняла, что у Линдсея никогда и в мыслях не было предлагать ей руку и сердце. До нее стало постепенно доходить, какую дурацкую роль играла она во всей этой истории, и к горлу подступила ярость. В памяти настойчиво крутилась какая-то мысль, но ей никак не удавалось ее ухватить.