– Ох, Лиам… Лиам… Зажги, пожалуйста, свет.
Он выполнил просьбу Шэрон и убрал волосы с ее покрытого испариной лица.
– Все тот же кошмар?
Шэрон сдвинула брови.
– Да. То есть нет. Он изменился. Наверное, это другое воспоминание… Безобидная игра в прятки.
– Значит, ничего пугающего?
– Нет, но на меня надвигались закрывающиеся двери. Я всегда просыпаюсь, прежде чем останусь в полной темноте. А потом…
Шэрон замолчала, не в силах отвести мысленный взгляд от глаз в раме деревянных панелей. Лиам продолжил терпеливые расспросы, чтобы получить более полное представление о картине сна.
– Я думаю… Кажется, это был Том.
– Уверена?
– Я видела только глаза и слышала шепот. Но это был он. Его взгляд…
– Тебе пора передать дело. Ты больше не должна с ним встречаться. Только посмотри, до чего ты себя довела!
– Впереди предварительные слушания, – пробормотала Шэрон, опустив голову.
– Позволь заняться им кому-нибудь другому! – запротестовал Лиам.
– Т-с-с… Разбудишь девочек. Ты прекрасно понимаешь, что на это нет времени.
– Но ты подумала, кто сможет взяться за его защиту?
– В самом начале свои услуги Кэрол предлагал сладкоголосый Марк Уолбейн…
– Он подходит идеально. Его возбуждают заведомо проигрышные дела. Этот юрист способен прыгнуть выше головы.
– Я попрошу его забрать дело.
– Наконец-то я слышу слова рассудительного человека, милая! – И Лиам нежно поцеловал жену в губы.
Пятница, 30 апреля 2021 года, 19:20
Лейтенант Хоулен сидела за заваленным папками столом и внимательно перечитывала показания Гарри Розамунда. На момент убийства Майкла Истеса алиби у него не было, зато во время похищения Тима Мастерсона он был у своего врача. Его телефон находился в зоне покрытия медицинского кабинета, и секретарь доктора подтвердила его визит. Кроме того, подозрения Тома Ховарда насчет романа выглядели вполне обоснованно. Вероятно, он пытается навести полицию на ложный след.
Лейтенант была уверена, что Розамунд чист, но личность этого человека сильно ее интриговала. Давний друг Кэрол Дженкинс жил один и, несмотря на безусловно привлекательную внешность, не имел постоянной партнерши. Том Ховард, скорее всего, не ошибался в одном: Гарри Розамунд мог быть влюблен в Кэрол Дженкинс.
В несколько кликов Хоулен нашла его профиль в соцсетях. Девственно чистое уголовное досье и масса другой информации: увлечения, знаменательные события, публикации. Музыка, путешествия, литература, животные – главные предпочтения. Многие события касались Кэрол. Его и Кэрол. Как будто он ни с кем другим не общался. Если не считать Питера Мэтьюза.
Кейт вдохнула лимонный аромат и оторвала взгляд от экрана: рядом стоял Эмерсет с большим бумажным пакетом в руке.
– Так и знал, что найду тебя здесь в пятницу вечером, после семи! – весело произнес он, водрузив пакет на маленький столик. – Не возражаешь против китайской кухни?
Не дождавшись ответа, он начал доставать коробки с едой, палочки и салфетки.
– Ты ведь еще не обедала?
Кейт и не собиралась.
– Ух ты, пахнет вкусно, – пробормотала она, устраиваясь за столом. – Что ты здесь забыл? Разве тебя дома не ждет малышка?
– Ждет. С тещей. Но нам есть что отпраздновать…
Кейт застыла с палочками в руке и с недоумением посмотрела на напарника.
– Нашу чудовищную недогадливость! Никогда не догадаешься, как зовут сестру Тома Ховарда…
– Готов поспорить?.. – Кейт закатила глаза. – А что, если я скажу, что это миз Соренсен?
Разочарованный Эмерсет молчал несколько долгих секунд.
– Если подозревала ее, почему не поделилась со мной?
Хоулен вздохнула. Конечно, она должна была сказать Фреду, попросив ни с кем не делиться информацией, но, когда Шэрон Соренсон открылась ей после допроса Тома Ховарда, пообещала молчать. В тот момент это казалось правильным.
– Мы дали им время сговориться, Кейт. Она его сообщница.
– Не верю. Она не знала, что у нее есть брат.
Фред изумился, потребовав разъяснений, и Кейт коротко передала ему рассказ Шэрон. Та росла в Майами, с родителями, и считала себя единственным ребенком. Взяв дело Питера Мэтьюза, узнала о трагедии, случившейся с ее семьей в 1986 году, а потом и о брате.
– Это что, амнезия? Как она могла забыть погибших сестер и брата-убийцу?
– Ей было четыре года, Фред.
– Считаешь, она говорит правду?
– Я проконсультировалась с психиатром. Возраст влияет на память. Травмы, пережитые в раннем детстве, скрыты, подавлены другими воспоминаниями. Сознание становится подсознанием. Могу дать тебе телефон доктора, и он все объяснит лучше меня.
– Ты отлично справилась, но я все равно считаю, что нам морочат голову.
– Она решила поговорить со мной по собственной инициативе, значит, не врет. Я потому и согласилась молчать о ее признании.
– Соренсен знала, что мы на нее выйдем. Признание – просчитанный ход.
– У нас достаточно доказательств против Тома Ховарда. Вряд ли стоит обвинять его сестру. Какой у нее мотив?
– Не сентиментальничай, Кейт. Она может быть сообщницей.
Фред не присутствовал при разговоре с Шэрон, не видел, как она волновалась, как дрожали у нее руки, как прерывался голос. Все в поведении адвоката выдавало глубокое эмоциональное потрясение. Кейт тронуло ее отчаяние.
– Шэрон считала брата мертвым, а своего клиента – санитаром психушки.
– Ты хочешь проверить ее слова у родных?
– Ее мать умерла, а у ее отца болезнь Альцгеймера.
Эмерсет чуть не подавился от изумления, и Кейт попыталась успокоить его, сказав, что попросила Шэрон составить список всех учебных заведений, которые та посещала, от детского сада до университета. Лейтенант проверила: Шэрон Ховард везде была зарегистрирована как единственная дочь супругов Ховард. Телефонные звонки не выявили связи с фальшивым Питером Мэтьюзом.
– Том Ховард знал, что она его сестра. Он побывал в Сакраменто. И выбрал Соренсен в адвокаты, чтобы испортить ей жизнь. Я не собираюсь ему помогать, – заключила Кейт.
18
Шэрон сидела на узком стуле, зажатом между столом ассистентки, на котором стоял компьютер, и стеной с портретами адвокатов, составивших славу лос-анджелесского кабинета, и смотрела на плотно закрытую дверь с черно-золотой табличкой. Час назад строптивая с виду девица объявила ей: «Мистер Уолбейн перегружен работой. Он постарается найти для вас минутку…»
«Что бы это значило?» – спрашивала себя Шэрон. Она напрасно ждет – или все-таки сумеет изложить ему свою просьбу? В 40 лет ее коллега был самым знаменитым адвокатом Лос-Анджелеса и – естественно! – самым «перегруженным».
Она достала из сумки телефон и машинально взглянула на иконки.
– Здравствуйте, я – Марк Уолбейн, – представился он серьезным, сугубо профессиональным тоном.
Сначала она увидела протянутую руку, потом фигуру в элегантном костюме антрацитового цвета и безупречно завязанном синем галстуке. Красивое лицо над воротничком рубашки очаровывало улыбкой.
«Ходячая реклама зубной пасты», – подумала Шэрон, с трудом подавив нервный смешок. Холодными оставались только серые глаза, резко контрастировавшие со всем остальным в облике знаменитости. Шэрон незаметно бросила мобильный на дно сумки, встала и пожала протянутую руку. Крепкую, сухую, решительную.
– Простите, что заставил вас ждать. Срочное дело… Сами знаете, как это бывает, – объяснил юрист, пригласив посетительницу в кабинет.
Они были почти одного роста, что несказанно удивило Соренсен: в залах суда Уолбейн казался ей гигантом.
Комната была обставлена с тонким вкусом; старина сочеталась с современностью, темные тона – со светлыми, яркими. Полки огромных стеллажей, стоявших вдоль двух стен, были заняты множеством юридических трудов и энциклопедий в дорогих переплетах; третью стену, образующую угол с оконным проемом, украшала картина какого-то современного художника в изящной белой раме. Лэптоп и принтер соседствовали с лампой в стиле ар-деко и оловянной чернильницей. Старинная мебель ничуть не противоречила стульям со спинками ультразамысловатого дизайна. Могло показаться, что все это собирали «понемногу отовсюду»; в действительности же место иллюстрировало историю кабинета, открытого в конце XIX века. Уолбейн достиг процветания и завоевал репутацию благодаря дерзким – читай: скандальным – делам. В небоскреб, откуда открывался феерический вид на Город ангелов, юрист переехал пять лет назад.
Он жестом предложил гостье стул напротив своего массивного письменного стола и сел в кресло с видом небожителя, сочувствующего и одновременно высокомерного.
– Кофе?
Она согласилась – скорее из вежливости, – и Уолбейн нажал на кнопку.
– Два эспрессо, – повелительным тоном сказал он помощнице и продолжил, вернув голосу сердечную интонацию: – Вы хотели поговорить о деле Тома Ховарда?
Шэрон в нескольких фразах изложила свою просьбу. Она не хотела бы продолжать вести дело после предварительных слушаний, поэтому ищет коллегу, чтобы передать полномочия. Имя Марка Уолбейна стоит первым в ее списке – по причине его блестящей репутации, умения бросать вызов обстоятельствам и безусловному ораторскому таланту. Шэрон репетировала этот текст. Интересно, заметил он некоторую ненатуральность интонации, неуклюжую лесть на грани лицемерия – или возгордился сразу, как только она назвала его «номером 1»?
Шэрон заканчивала монолог, а помощница Уолбейна расставляла на столе чашки. Адвокат сделал глоток и одарил просительницу суровым взглядом.
– Не понимаю, почему вы отказываетесь от этого дела. Только не говорите, что не хотите защищать убийцу детей.
Она ждала этого вопроса и подготовилась к ответу тщательно, как для выступления перед присяжными.
– Я недостаточно компетентна. До сих пор мне приходилось вести дела лишь мелких правонарушителей, а сейчас на кону жизнь человека.