– Ох, Ричард, не занудствуйете! Вы так редко приходите, давайте не будем ссориться.
– Сколько вы выпили, пока ждали меня? Три бокала? Больше?
– Мне не хватило, но я готова пить содовую, если мое благоразумное поведение доставит вам удовольствие.
Они сели на диван, и доктор начал расспрашивать Маргарет о Джоне, о малышке Шэрон, о ее собственном самочувствии. Она поинтересовалась здоровьем его жены.
«Из вежливости», – подумал Ричард и заговорил о «Миттертоне».
– Том по вам скучает.
– Как бы мне хотелось увидеть его, услышать голос моего мальчика! Нужно уговорить Джона…
– И получить разрешение руководства больницы.
Маргарет разрыдалась.
– Если б вы только знали, как сильно я виню себя, Ричард! – простонала женщина, спрятав лицо в ладонях.
Он обнял ее за плечи.
– Перестаньте терзать себя, смиритесь с реальностью. Вы не сумеете забыть случившееся, хотя Джон считает иначе.
– Я здесь задыхаюсь, Ричард. Гувернантка, экономка, кухарка… Слишком много чужих людей. Я шага не могу ступить по дому, не наткнувшись на одну из них!
– Джон хочет освободить вас от неблагодарной работы.
– Мое единственное занятие – думать… Я снова и снова возвращаюсь мыслями в тот ужасный день.
– Вы ходите к психиатру, Маргарет?
– Джон против.
– Вам необходима помощь. Я с ним поговорю. Джон ошибается, считая, что вдали от Дулута вы забудете прошлое.
– А кто поможет Тому?
– Я. Я ему помогаю. Лечу. Не сомневайтесь, однажды он полностью поправится, и вы снова будете вместе.
Маргарет бросила на Ричарда мрачный взгляд.
– Поправится? Вы попусту тратите время.
– Я уверен, что лечение…
– Вы не понимаете! Ваше лечение не может действовать. Я… Это я! Я их убила…
Ричард невольно отшатнулся, и Маргарет это заметила. Застыв от ужаса, он слышал только голос женщины, заполнявший элегантную гостиную богатого дома:
– Они спорили. Мэри, Джулия и Том. Я слышала их из своей комнаты. Это было невыносимо! Мне хотелось одного – чтобы они замолчали, чтобы стало тихо. Я достала из тумбочки оружие Джона и спустилась на первый этаж. Мэри и Джулия визжали в столовой. Я выстрелила. Три раза. А потом пошла на кухню искать Тома. Я услышала стук бусин, рассыпавшихся по паркету… Поняла, что он там был, подумала о лестнице… Решила, что он прячется наверху. Но он не прятался. Ждал. В коридоре. У двери нашей спальни. Я не сразу поняла. Глупо ведь не пытаться убежать. Только потом все стало ясно, когда я узнала, что Шэрон сидела в шкафу. Том хотел, чтобы я искала его. Я выстрелила. Промахнулась. Он побежал в кабинет Джона и заперся на ключ. Это было смешно и бесполезно. Я медленно подошла. Выстрелила в замочную скважину. Дверь поддалась. Том открывал ящик. Я сделала еще несколько шагов. Оказалась достаточно близко. Хотела быть уверена, что не промахнусь. В тот момент я увидела у Тома в руке пистолет отца. Он мог сделать один-единственный выстрел, потом пришлось бы перезаряжать. У меня было время убить его. Я подумала: «Он не сможет выстрелить». Шагнула к нему. Он… Он выстрелил. Том ничего вам не рассказал, Ричард?
Психиатр находился в прострации: он не мог, просто не мог понять. Том ничего не говорил. Никогда. Нет, не так – он утверждал, что убил сестер, и доктор не распознал за признанием обмана. Как же так?
– Позже, в больнице, Джон заставил меня поклясться, что я буду молчать. Он все устроил. Назад вернуться невозможно. И я… Сдалась.
25
– …Понимаете, Шэрон, ваш отец очень любил вашу мать и даже мысли не допускал, что она может оказаться в тюрьме или попасть в психиатрическую лечебницу. Он обвинял себя в том, что не распознал глубину ее депрессии, и чувствовал, что тоже виноват в трагедии. Джон выбрал ее, вас, нормальную семью. Отец. Мать. Ребенок.
Шэрон затошнило. Она не могла унять дрожь. Версия Ричарда не может быть правдой. Ее спас не Том, а мама. А брат – чудовище.
– Вы лжете! – взорвалась она. – Сестер застрелил Том. Убийца он!
– Я понимаю, как трудно принять правду. Лейтенант Хоулен обязательно вернется к делу об убийстве ваших сестер, и эксперты, сделав анализы, подтвердят мой рассказ, не сомневайтесь.
Уверенность собеседника смутила Шэрон.
– Если так, почему же вы никому ничего не сказали?
– В тот день я попытался убедить Джона признаться. Он был в бешенстве и отказал мне от дома.
Шэрон попыталась возразить:
– Не верю! Отец ни за что не стал бы утаивать убийство. Не принес бы в жертву сына…
– Даже из любви к вашей матери?
Вопрос Ричарда задел Шэрон. Она вспомнила, какой любящей парой были ее родители.
– Да, он ее обожал. Иногда я даже чувствовала себя лишней.
– Мрачная тайна объединяла Джона и Маргарет и одновременно разрушала их союз.
Внезапно очевидность истины разогнала туман в ее памяти: взгляды украдкой, слова, произнесенные намеренно тихими голосами, печаль матери. Ричард не солгал. У нее украли детство.
– А… мама?
– У нее не было сил противостоять Джону. Она взяла с меня слово, что я буду заботиться о Томе, как о собственном сыне. Я сдержал обещание.
– Держа Тома взаперти?
– Думаю, вы не до конца осознаёте, как психологически хрупок был ваш брат. Со временем он убедил себя, что его версия событий реальна.
– Наверное, это помогало ему переносить неволю в психушке. А я была свободна.
– Мне потребовалось много времени, чтобы помочь ему. Я убедил Тома заочно окончить курсы фотографии, готовил его к встрече с внешним миром…
– Почему он ничего не сказал мне?
Задав этот вопрос, Шэрон вспомнила, что Том на первой же встрече сообщил ей правду: «Я никого не убивал…»
Но она ему не поверила.
– Это моя вина!
– Нет. Так решил ваш отец. Не вы. Я не сумел убедить его рассказать правду.
Шэрон положила ладонь на дрожащую, с проступившими венами руку старого доктора.
– Вы пытались. Сделали что смогли.
– Знаете, Шэрон, я потом виделся с вашей матерью…
Шэрон26
Шэрон перестала видеть сны. Она сидела в приемной, перед кабинетом Марка Уолбейна, и вспоминала. Проснувшаяся память прогнала кошмар.
…Мальчик вел за собой девочку по коридору второго этажа, крепко держа ее за руку. Он остановился, толкнул дверь просторной комнаты. «Нам нельзя тут играть», – сказала малышка. Он, не слушая ее, обвел взглядом помещение и выбрал огромный стенной шкаф, открыл дверцы. «Нас будут ругать», – испуганно произнесла девочка. Мальчик усадил ее на дно шкафа. «Оставайся здесь, Шэрон», – шепнул он в щель между створками, отбрасывающими причудливые тени на пушистый ковер на полу супружеской спальни. «Мы поиграем в прятки. Мама внизу считает до десяти. Хочешь выиграть – не шуми». Черные глаза сверкнули. «Да, да, я хочу выиграть!» – ответила девочка и обняла себя за коленки. Одежда матери то и дело касалась ее волос и щеки. От платьев исходил легкий аромат фиалок. Зажженная люстра освещала ее босые ножки, наряды матери на вешалках напоминали безжизненных марионеток. Дверцы медленно сошлись, поле обзора сузилось. Еще несколько сантиметров… Вот сейчас… Она увидела, как удаляется мальчик. Вот он остановился у двери. Побежал. Прозвучал выстрел. Раздались медленные шаги. Мама прошла мимо двери, держа оружие. Девочка заткнула уши и закрыла глаза.
…Марк Уолбейн отреагировал на появление Шэрон с энтузиазмом, в котором сквозило удивление. Он пригласил ее сесть за большой стол для совещаний. Массивное бюро с резными ножками предназначалось для приватных бесед с клиентами, в которых солировал адвокат. Так была организована и первая встреча с Шэрон, но теперь он единолично вел дело и демонстрировать силу не было нужды.
Шэрон согласилась выпить кофе и высказала свою просьбу.
– Мне неловко, Марк… Но могла бы я работать с вами над делом Ховарда?
Адвокат задумался, не манипулирует ли им Соренсен, чтобы навязать свое участие, но сразу решил, что в этом случае ей следовало бы обговорить это в тот момент, когда другого адвоката, кроме нее, у Ховарда не было.
– Вы шутите? Забыли, что сами отдали дело?
– Появились новые факты. Они могут заинтересовать вас.
У Марка ускорилось сердцебиение, он прищурился. Итак, эта серая мышка хочет поторговаться… Жаль, что он ее недооценил.
– Защита Ховарда – мое дело. О вашем участии не может быть и речи.
– Будете лелеять свое эго в ущерб интересам клиента?
– Вы тоже заботитесь о собственном интересе.
Тон разговора не нравился Шэрон.
– Марк, я прошу об услуге: мне необходимо работать над этим делом. В тени. Выступать в суде будете вы. Общаться с прессой тоже.
– Что вы нарыли?
– Я убеждена, что Том Ховард невиновен.
– В этом же кабинете вы утверждали обратное!
– И была неправа.
– Для меня это не имеет значения.
– В отличие от присяжных.
– Вы закончили? Я работаю над делом один. Уходите!
В дверь дважды тихо постучали.
– У вас встреча, сэр…
– Мы закончили.
– Моя информация вас не интересует? – спросила Шэрон.
– Не такой ценой.
– При чем тут цена? Я отдаю вам все почести. Никто ничего не узнает.
– Все всегда выплывает наружу. Я не подмочу репутацию сотрудничеством с малоизвестной… адвокатом. Я ясно выразился?
Шэрон встала. Уолбейн ее не удерживал. Она проиграла. Тщеславие нашептывало: «Уйди молча!» – но Том нуждается в том, чтобы истина стала известна.
– Том Ховард не убивал сестер.
Адвокат переваривал услышанное, пока Шэрон шла к двери.
– Подождите! Откуда у вас эта информация?
– Побеседуйте с его психиатром. Ричардом Стюартом. Вы уже должны были это сделать.