«Кончено…» – повторила она вслух у себя в комнате, обожженная жестоким солнцем.
С тех пор Маргарет продолжала существовать во лжи, изображая образцовую супругу, мать, домохозяйку. Ради Шэрон ей приходилось скрывать свою печаль и выглядеть беспечной, заковав себя в броню бесчувственности. Дочь ничего не заподозрила. Они были недостаточно близки. Но в одиночестве однообразных дней Маргарет не переставала смотреть на фотографию сына. Думала о его жестоком заточении, о его медленной агонии, лишенной даже тени надежды. Ради нее. По ее вине. Печаль переполняла женщину – подлинная, без обмана. Увы, часы, когда она могла свободно предаваться самоистязанию, длились только до пяти вечера, когда из колледжа возвращалась Шэрон. Маргарет прятала снимок, вытирала слезы и надевала на лицо маску безразличия.
«Не сегодня…» – шептала она.
У нее не осталось сил притворяться. Окончательное решение было принято несколько дней назад: она положит конец своей безысходной жизни. Будильник на прикроватной тумбочке показывал 15:30. Время поджимало. Недостаток мужества не позволил женщине выбрать жизнь. Она колебалась. Из-за Шэрон. Дочь найдет ее первой. Будет ли труп матери сниться девочке по ночам? Маргарет надеялась, что этого не случится благодаря отстраненности, которая возникла между ними после трагедии. Младшая дочь ничего не помнила. Джон сумеет окружить ее заботой. Шэрон была так близка с отцом, что Маргарет иногда чувствовала себя лишней, чужой. Они утешат друг друга, поддержат, пойдут по жизни вместе…
Она достала из ящика тумбочки упаковку снотворного. Высыпала таблетки на ладонь. Запила стаканом воды – и делала так, пока коробка не опустела. Больно не будет. Маргарет села на пол. Дочь увидит бездыханное тело и решит, что это сердечный приступ, что мать упала, где стояла, ни в коем случае не на кровать. Джон будет знать. Она оставила длинное письмо в ящике его письменного стола. Он найдет решение, как делал это всегда. Как 25 декабря 1986 года.
Маргарет все-таки подняла глаза на закрытую дверь. На этот раз сын не спасет ее.
Ноги и руки потяжелели, навалилась непреодолимая усталость. Маргарет закрыла глаза. Тело опустилось на ковер. Она успела вспомнить смеющиеся лица подруг молодости – и потеряла сознание.
36
После пресс-конференции Том захотел отправиться в магазин, несмотря на возражения Шэрон.
– Это глупо! Ты ведь не из отпуска вернулся… Тебе требуется отдых. Пока я здесь, мы могли бы съездить на экскурсии.
Он не уступил, и они вместе навели в магазине порядок, ликвидировав следы полицейского обыска. Том смотрел, как сестра вытирает пыль с мебели, и сам себе казался зрителем не принадлежащей ему жизни. Это смущение окончательно убедило его в необходимости обосноваться в собственной реальности. Они закончили: в ближайшую субботу можно будет открыть магазин и начать все сначала.
Он не захотел, чтобы сестра шла с ним. После полудня должны были прилететь Лиам и девочки.
– Пусть оставят вещи в номере, погуляйте по пляжу, а вечером мы поужинаем во французском ресторане.
Этой ночью он впервые будет ночевать в квартире один. С Томом, которого не знает. Одиночество составит ему компанию. И никакой любви! Незачем мучиться понапрасну.
Когда Шэрон назвала фамилию психиатра, рекомендованного Ричардом Стюартом, он разозлился. И был не прав. Страх ясно свидетельствовал, что помощь ему необходима, но он все еще колебался.
Завтра они поедут к Ричарду в Сан-Диего.
…Вид магазина успокоил Тома, но он нахмурился, увидев высокого человека, нетерпеливо расхаживающего перед витриной. Том узнал Клайва и сумел принять расслабленный вид, а тот замер и не решился заговорить первым.
– А ты вырос, парень! – пошутил Том.
– Мне нужно проявить пленки… Можно?
Том улыбнулся, и они вошли. В магазине Клайв мгновенно почувствовал себя уютно; он не замечал никаких перемен в старшем товарище и называл его настоящим именем, узнав все подробности дела из газет.
– Знаешь… Я сказал полицейским, что не слышал тогда в магазине никого другого, но добавил: «Это не мог быть он!» – пробормотал подросток, опустив темные глаза. – Клянусь, я не вру.
– Клайв… – Том бережно поднял лицо мальчика за подбородок. – Ты не совершил ничего дурного. Твоей вины в случившемся со мной нет.
– Ты три месяца просидел в тюрьме!
– Но теперь все в порядке, – ответил Ховард и вдруг встревожился. – Ты сказал маме, что идешь в магазин?
Клайв только плечами пожал, и Том поежился.
– Ты не сможешь остаться, раз не получил разрешения.
– Она бы не позволила!
– Значит, иди домой.
– А мои фотографии? У меня куча пленок!
На прилавок высыпались штук двадцать кассет.
– Ты ничего не печатал?
– Хотел сделать это вместе с тобой.
Растроганный Том достал мобильный телефон, спросил у Клайва номер его матери и через три гудка услышал веселый голос.
– Добрый день, – чуть смущенно поздоровался он, вспомнив непримиримый взгляд голубых глаз. – Это Том Ховард…
– Кто?
– Фотограф. Раньше меня звали Питер Мэтьюз.
– Господи боже ты мой! – воскликнула Харриет Моррис, и Том поспешил объяснить причину звонка:
– Клайв сейчас со мной, в магазине. Я решил предупредить вас и узнать, должен ли отослать его домой.
– Он, наверное, принес с собой пленки?
– Да…
– Не хочу, чтобы он вам надоедал. Думаю, у вас много дел.
– Он мне совсем не мешает.
– Тогда пусть остается.
– Спасибо, всего наилучшего.
– Подождите!
Том запаниковал: он не ждал ничего хорошего от этой женщины.
– Я хочу извиниться за то, что обвиняла вас в намерении убить Клайва.
– На вашем месте я реагировал бы так же.
Он не захотел огорчать Харриет, и она это оценила.
– И спасибо, что привили Клайву страсть к вашему делу.
– Он очень любознателен, а его фотографии по-настоящему интересны.
– Если он останется до закрытия, вы проводите его до дома? Не люблю, когда он возвращается вечером один…
– Конечно.
– Чтобы загладить вину, приглашаю вас поужинать с нами.
– Спасибо, только не сегодня. Я иду в ресторан с сестрой, ее мужем и дочками.
– Ладно, тогда в другой раз.
– Будем надеяться…
37
В холле царила непривычная тишина, по полу были рассыпаны жемчужные бусины. Тревога мгновенно сменилась ужасом, когда доктор Ховард увидел неподвижное тело старшей дочери в луже крови. Без всякой надежды он приложил два пальца к ее шее, пытаясь нащупать пульс. Обогнув диван, нашел труп младшей дочери, но даже не попытался нащупать признаки жизни: череп девочки в прямом смысле слова взорвался.
Звук выстрела на верхнем этаже заставил его вздрогнуть. Убийцы еще здесь.
Джон подумал о своем револьвере, хранящемся в ящике прикроватной тумбочки. Как злоумышленники проникли в дом? В супружеской спальне он сразу заметил ключ в замочной скважине тумбочки, потянул дрожащей рукой на себя и обнаружил… пустоту. Подавленность переросла в ужас, но он одернул себя: оружие наверняка взяла жена.
В его кабинете, находившемся в глубине коридора, тоже имелся пистолет. Он отер рукавом пот с лысеющего лба и начал двигаться к двери, стараясь не шуметь. Сначала принял приоткрытую дубовую дверь за обман зрения, но ошибки быть не могло: убийцы побывали и здесь…
Доктор окаменел от страха, ноги стали ватными, так что пришлось прислониться к стене. Может, стоит спуститься на первый этаж и вызвать полицию – конечно, если телефон работает?
Он вдруг заметил бледное пятно на темном ковре в кабинете. Это оказалась ладонь его жены, раненной в грудь.
Напротив Ховарда, за широким рабочим столом из красного дерева, укрылся его девятилетний сын Том, сжимавший в вытянутых руках пистолет. Он готовился нажать на спусковой крючок…
– Господи, Том, что ты наделал? – едва слышно произнес доктор.
Мальчик выронил оружие, кинулся к отцу, обнял его, уткнулся головой в живот и начал, рыдая и вскрикивая, произносить слова, разрушающие счастье и покой семьи. Мозг Ховарда отказывался воспринимать Мэгги как убийцу. Его Мэгги… Он видел только недвижимое окровавленное тело. Ей требовалась помощь. Возможно, не все потеряно. Он вырвался из рук сына, опустился на колени и нащупал слабый пульс. Должно быть, кровотечение быстро остановилось. Ховард велел Тому принести из ванной флакон со спиртом и марлю, но тот не шевельнулся.
– Том! – выкрикнул доктор. – Живее!
Мальчик выбежал в коридор, вернулся, исполнив поручение, и Джон Ховард оказал жене первую помощь, после чего вызвал полицию, скорую и только после этого вспомнил о Шэрон. Вдвоем с Томом они открыли дверцы.
– Я выиграла? – весело смеясь, спросила девчушка.
Том кивнул, а Джон на руках отнес дочь в комнату и сунул ей в руки двух кукол.
– Сиди здесь, Шэрон.
Появились полицейские и медики. Джон Ховард понял, что Маргарет выживет, и теперь думал об одном: как спасти ее. От смертной казни. Пожизненного заключения. Или заключения в психиатрическую больницу. Спасение Маргарет зависит от ее сына. Времени на осуществление плана очень мало.
В супружеской спальне он усадил Тома на кровать, встал на колени и взял его руки в свои. Вокруг них витал слабый аромат фиалок. Доктор тщательно подбирал слова: «Все очень серьезно… Маму навсегда посадят в тюрьму… Мы ее больше не увидим… Никогда».
– Но если скажешь, что это сделал ты, то побудешь в клинике несколько месяцев и вернешься домой. А я позабочусь о маме. Она поправится. И все будет как прежде. Иначе мы ее потеряем. Навсегда. Понимаешь?
Мальчик кивнул. Нужно спасти Маргарет, спасти их семью. Оставалось сочинить правдоподобную версию. Джон взял носовым платком револьвер и отдал сыну.