В волосах моих зола.
— Мари сказала, я запечатлена с кем-то. Говорит, такое сложно скрыть, и все вокруг это видят, как если бы у меня на лице метка красовалась.
— Ага. Большое такое клеймо, — продолжает смеяться Тео, и я чувствую как он тычет мне в лоб пальцем.
Ловлю его руку и зло смотрю в непроницаемые чёрные глаза.
— Не смешно, Тео!
Ищу в нём хоть какой-то отголосок, хоть какую-то реакцию на новость, но для него это и не новость. Он знал!
Спаси того, кого по-настоящему любишь… Вот как?
— Да, и я не смеюсь, Аня, — выдержал взгляд и руку мою быстро перехватил, и принялся гладить тыльную сторону ладони большим пальцем, а у меня по телу неконтролируемые мурашки от этого разбежались, и сердце болезненно заныло. Лучше смейся, Тео. Не смотри так серьёзно. Мне страшно.
— А как же твои слова?
— Какие? — переспрашивает мягко, не выпуская моей руки.
— Что поубивать всех, кто меня без одежды видел, хочешь?
— Ты про наше утреннее плавание? Малолеток надо было раскидать? — ухмыляется мерзавец. — Кровожадная ты девушка. Но ты права мне неприятно, когда на тебя пялятся. Я потому и пришёл. Купальник принёс, а ты с занятия сбежала. Тебе прогул поставят.
— Пусть ставят. Я всё равно в воду не полезу.
— А если я рядом буду? В этот раз без щупалец, обещаю. Пойдёшь?
Как он это делает? Простые слова, простое ни к чему не обязывающее предложение помочь. Хотя… Он обязан мне помогать, он мой наставник, а я его задание. Мы ведь поэтому вместе? Компаньоны поневоле. Со временем появится моя истинная любовь, а Тео я забуду, не вспомню приятное покалывание по всему телу, томление, разливающееся в груди, сладкую тяжесть внизу живота. Не буду думать о его растрёпанных волосах, затягивающем взгляде, губах.
— Аня, на этой паре необязательно превращаться, это обычный урок плавания. — Он не отстраняется, позволяет обнимать себя, сам кладёт мне руки на талию, глаза прикрывает, когда глажу его по затылку.
— Так не должно быть, если у меня импринтинг с другим мужчиной. Я не должна хотеть тебя, Тео!
— Вот и я о том же, — крепче прижимает, и я зарываюсь у него на груди, слышу мучительный стук, который вторит моему, чувствую сводящий с ума запах.
— Ты говорил, что запечатление — бред. Почему я должна следовать глупому правилу, почему не могу полюбить того, кого захочу?
Парень замер, а затем ласково спросил:
— А кого хочешь полюбить?
— Одного черноглазого извращенца.
— Не повезло ему. Искренне сочувствую иметь такую поклонницу.
Отшучивается, видно же! Что за кошмар в этом мире творится? Почему мной управляет какой-то неписаный закон, по которому я себе не принадлежу.
— Я не чувствую к нему то, что ты сказал. Предутренний сон и прочие атрибуты магического импринтинга.
— Чувствуешь, Аня. Прямо сейчас твои эмоции направлены к истинной половинке, ты запуталась, а я оказался рядом. Когда появится настоящий возлюбленный, ты забудешь меня.
— Но сейчас думаю я о тебе и не хочу тебя забывать, Тео. Так не должно быть! — повторила в отчаянии.
Вырвалось… Боже, ну и дура. Душу ему наизнанку выворачиваю, а ему самому плохо. Кому я пытаюсь доказать, что запечатление коверкает судьбы? Тому, кто умереть в любой момент может от неизвестной болезни.
— Не должно, но это так. Тебе станет легче, обещаю. Всем становится легче, нужно просто подождать, когда тебя накроет.
— Тогда не дай этому случиться!
— Не могу. Это не в моей власти, — отвечает слишком покорно. Он на самом деле смирился, но я-то нет!
— Не позволяй, Тео! Я не хочу стать чьей-то безмозглой половинкой. Пожалуйста.
— Я, правда, не могу. Просто жди, всё пройдёт. Ты не вспомнишь меня.
— А ты? С тобой что будет? — Мне не понравилось, как Тео начал постепенно убирать мои руки и осторожно отталкивать. Взгляд стал равнодушным, а голосу вернулись прежние ехидные нотки.
— А что мной? Я уже был запечатлён, я любить не могу. И одной наивной иномирянке ничего не исправить, максимум сексуальное влечение вызовешь, ну так это любая девушка может.
— Что?!
— Ты не особенная, Аня. Не для меня.
— Вот как? Тогда, знаешь что, Тео. Больше. Не. Смей. Меня. Целовать!
Вот и завяли помидоры. Да, пошёл он к чёрту. Все они пусть катятся. Секта свидетелей истинной пары. Как же меня от них тошнит!
— Сама же умолять будешь, чтобы с факультета не вылететь, — морда отвесила мне воздушный поцелуй.
— Да мало ли парней рядом? Любого поцелую и превращусь!
— Ну-ну. Я посмотрю на это. У тебя до экзамена осталось меньше двух недель, а ты едва ли представляешь механизм трансформации. Дерзай, мышка! — хмыкнул Тео и добавил. — Никто не поцелует запечатлённую. Для них твоя метка, как отвратительная проказа.
— А ты почему тогда целуешь, раз я такая омерзительная для всех?
— А чего мне бояться? Я уже прокажённый, — словно в подтверждении этих слов, от глаз Тео разошлись чёрные змеи вен.
Придурок он, а не прокажённый.
Тео
Что вы знаете об отчаянии? Некорректный вопрос. Что я знаю об отчаянии? По большому счёту ничего, как бы странно это не прозвучало. Несмотря на потерю единственной возлюбленной, я продолжаю жить, и мне не больно. Я вообще ничего не чувствую, словно кто-то отсёк ту часть, что должна отвечать за эмоции. Шорох сказал это нормально для таких, как я. А на вопрос, каких таких, он технично смолчал, но доверюсь ему, он парень умный. Ещё во время учёбы шуршал книгами и справочниками. Мелкий всезнайка. А я каким был? Почему-то друга своего помню лучше чем себя. Никогда не задумывался об этом. Знаю каждый уголок академии, имена работников, но ни один преподаватель не кажется знакомым. Я точно здесь учился?
Анин приказ выполнил. Сказала не целовать, не целую. Поддерживаю её по мере сил и одновременно стараюсь избегать её, возложив обязанности няньки на Шороха. Он помогает нашей подопечной с домашним заданием, учит закрывать мысли. Но у неё это плохо получается, во время занятий плаванием, я отчётливо слышу её желания. Она хочет, чтобы я коснулся её хотя бы случайно, чтобы за руку взял. Делаю вид, что не слышу её мыслей, что сам этого безумно не хочу. Я не могу, это против природы!
Других парней Аня даже не пыталась целовать, и уже получила кучу дополнительных часов по трансформации. С момента нашего пакта о нецеловании она ни разу не превратилась, как бы сильно не старалась. Сомневаюсь, что она в принципе сдаст экзамен. И что мне делать?
Ничего! У неё весьма влиятельный спонсор, он точно что-нибудь придумает. Мне остаётся только наблюдать, опекать, любоваться… Как только Шорох засыпает, крадусь в её комнату и просто сижу на полу, как верная псина. Всматриваюсь в спящее лицо и взываю к чёртовой вселенной сойтись клином на этой девчонке здесь и сейчас. Молюсь, чтобы меня запечатлело, и я правился во влюблённое безмозглое существо, как Анина подружка. Мари, кажется? Аж мутит от её жизнерадостности. Слушаю её щебетание каждый день за завтраком и страдаю от чудовищной мигрени. А ещё вижу, как моя девочка грустит, когда речь заходит о предназначении и истинных парах, и злюсь на эту запечатлённую ещё сильнее. На самом деле не на неё злюсь, а на себя за бессилие. В голове грохочет:
— Не дай этому случится!
Что я могу?! Уже который год борюсь с этим проклятьем сам, и я всё испробовал, чтобы разорвать связь с погибшей парой. Это невозможно! Даже побег не спасёт Аню, истинный будет являться ей во снах, искать, тянуться к ней, пока они наконец не встретятся. И это уже происходит. Каждую ночь в рассыпанных по подушке волосах расцветают призрачные цветы, и каждую ночь я с ненавистью обрываю их, потому что они тянут силу из Ани, убивают её, и мне уже чудятся чёрные нити вен на обескровленном лице.
Где же носит этого урода? Почему не примчится спасти свою возлюбленную, пока она не зачахла?!
Но за две недели, он так и не явился забрать свою любовь с моей шеи…
— Сегодня на экзамене будет присутствовать Боррисад, — упавшим голосом констатировала Аня, а мне это ничего не говорит. Кто это вообще? Что он ведёт? У меня был такой наставник?
— Тео! Ау? — взывает ко мне человеческое существо по имени Мари, а я специально её игнорирую, потому что, если услышу хоть ещё одно слово о Гидеоне, загрызу обоих.
Ну и рожа у извращенца, как будто сейчас сблюёт. А глаза-то… Интересно, он спит ночами, или на случки ходит?
В ментальных упражнениях она тоже не продвинулась. Двоечница!
Я слышу твои мысли, вообще-то. Ревнуешь, мышка?
Подмигнул. О, боги, я подмигнул ей… Зачем? Можно я напорюсь этим глазом на вилку?
А я их и не прятала, умник с заспанной рожей. До твоих похождений мне дела нет.
О, как? А она молодец.
А почему не вслух, солнышко?
Устала от Мари… Начинаю понимать, почему запечатлённых превратили в изгоев.
Ржу. Обожаю её за острый язычок, за то, что удивляет меня каждый день, за то, что руки не опускает и верит что сдаст экзамен.
— Гидеон говорит, что если ты хорошенько сконцентрируешься, то непременно сдашь. Он сказал, ты отрастила вибриссы вчера. Я говорила, что мой жених написал самую полную классификацию по усикам у кошачьих? Если хочешь, я спрошу у него чьи были у тебя.
Аня закатила глаза и уставилась на меня с мольбой.
Хочешь, поцелую? Превратишься в змею, у них нет слуха, а ты очень похожа на ползучую гадину сегодня.
Ха-ха… Один ноль, извращенец. Кстати, ты, правда, не знаешь, кто такой Боррисад Шельмегор? Он тут уже лет двадцать преподаёт. Ты когда выпустился из академии?
— Нам пора, — поднимаюсь из-за стола и киваю Ане на выход. До её экзамена осталось минут пятнадцать. Достаточно, чтобы уговорить её и попросить меня о поцелуе. Ради дела, не удовольствия!
— Вас проводить? — с готовностью вызвалась Мари.
— Нет! — рыкнул хором с Аней, сильно смутив студентку.
— Встретимся после, если я, конечно, сдам, — мышка быстро сняла повисшую неловкость.
— Удачи вам, — оживилась пришибленная, и бросила на меня свой фирменный сканирующий взгляд. Бесит, точно что-то знает! Надо Шороха к ней подослать, пусть разберётся, чего она так таращится.