Те несколько человек, живущие на острове, работали в большом доме на верхушке самого высокого скалистого холма. Дом был построен беспорядочно, много открытых двориков и окон, выходящих на море и на утес.
Но этот первобытно-грубый пейзаж впечатлял больше, чем приукрашенные открытки с видами Греции. Сьюсан это могло бы понравиться, если бы не желание убежать отсюда.
— Ты не можешь вечно продолжать в том же духе, — сказал ей Леонидас спустя неделю после ее заточения.
Это произошло на вилле в библиотеке, куда забрела Сьюсан. Она не заметила, что там сидит Леонидас. Обычно он работал в кабинете в дальней части дома, и ей удавалось не сталкиваться с ним.
Сьюсан проводила дни в бесцельных походах по острову, словно ожидала, что волшебным образом появится мост на материк. Она загорала на скалах в теплую погоду, хотя для купания было еще прохладно. Либо гуляла среди оливковых деревьев. Когда уставала, то уходила в дом и рылась на книжных полках — книги пахли старостью и сыростью. В библиотеке, к ее удивлению, оказалось много хороших книг.
Не будь она на острове в капкане, это могло бы стать приятным отдыхом.
Сегодня она сразу подошла к объемистой стопке немецких романов, которые вчера попались ей на глаза. И выругалась на себя за то, что не огляделась, и теперь оказалась рядом с Леонидасом.
Он полулежал в удобном мягком кресле, положив ноги на стол, перед ним стояла чашка кофе. На широком подлокотнике кресла — открытый ноутбук, но на экран он не смотрел. Он смотрел на нее, снисходительно и насмешливо.
— Упрямься сколько угодно, Сьюсан, но это ничего не изменит. — Леонидас пожал плечами.
— С какой стати мне с тобой общаться? — вызывающе спросила она, кипя от злости. — Каких слов может от меня ждать тюремный надзиратель? Ты думаешь, что переиграешь меня? Но ты плохо представляешь, с кем имеешь дело. Ты еще не сталкивался с вдовой Бетанкур.
Он рассмеялся и запустил руку в темную шевелюру. Сьюсан поймала себя на том, что ей захотелось самой пропустить сквозь пальцы густые пряди.
— Я не боюсь собственной вдовы, малышка.
Он произнес это таким тоном и посмотрел на нее таким пристальным взглядом, словно пообещал ей что-то. Почему? Или ей показалось?
— А тебе следовало бы поостеречься, — холодно ответила она, схватила книжку и быстро направилась к двери.
Но вечером, когда она собиралась ложиться в постель и готовилась к длинным ночным часам — об этом она старалась не думать днем, — ее мучили мысли, что Леонидас ее одолеет. Он уже наполовину в этом преуспел.
Потому что Леонидас непреклонен.
Он не спорил с ней. Если видел ее в течение дня, то редко что-либо говорил. Особенно ее злило то, что он улыбался ей — и делал это часто — и уходил, чтобы заниматься делами «Бетанкур корпорейшн» дистанционно. Обслуга подавала еду на вилле только в определенное время, поэтому избежать Леонидаса, когда ей хотелось есть, было невозможно. Она с ним не разговаривала, и он тоже молчал, лишь улыбался, словно собственного общества было ему вполне достаточно.
Словно уже знал, как закончится их противостояние.
Каждый вечер Сьюсан ложилась спать на кровать под балдахином в гостевой комнате, которую считала своей спальней. И каждую ночь старалась не заснуть, но это ей ни разу не удалось. Она засыпала, и ей снилось, что ее поднимают крепкие руки и несут по вилле, а луна освещает внутренние дворики.
А каждое утро она просыпалась в постели Леонидаса, потому что сон оказывался явью.
И не важно, что она говорила себе накануне. Не важно, какие клятвы давала. Но каждое утро все повторялось — она просыпалась отдохнувшей, чувствуя, что ей спокойно и надежно, и лишь спустя несколько минут понимала, что лежит, распластавшись на нем, либо прижавшись к нему, а его тяжелая рука крепко ее обнимает.
И каждое утро она поспешно убегала, а он не задерживал ее, лишь смеялся ей вслед. Этот самодовольный смех преследовал ее, когда она бежала по коридорам.
Он вел против нее коварную войну и преуспел в этом.
Сегодняшним вечером Сьюсан сидела на краю кровати в своей комнате, там, где она собиралась спать, но сил к сопротивлению у нее не осталось. Мало этого — она устала от собственного упрямства.
На Леонидаса не производило никакого впечатления, игнорирует она его или нет, буйствует или огрызается. Он словно гора, несокрушимая, а она бьется, бьется об эту гору.
Он же с улыбкой занимается делами и все равно получает то, что хочет. Так какой смысл бороться с ним?
Сьюсан подошла к высоким, от потолка до пола, окнам, открывающимся на террасу, и распахнула их. Ночь была темная, без звезд, и моря не разглядеть, но она слышала, как набегают волны на скалистый берег внизу. Она успела полюбить море, ее восхищала необъяснимая сила, когда прилив следует за приливом.
Ночной воздух обвевал ее, босым ногам было прохладно от каменного пола, волосы струились по плечам. Сьюсан обхватила себя руками, чувствуя, как изменилось ее тело. И не только тело. Все в ней изменилось, и не заметить этого было невозможно, как бы она ни притворялась, что ничего с ней не происходит.
И вдруг Сьюсан поняла: пусть и помимо своей воли, но она становится частью того, что ее окружает.
Она помнила тот день четыре года назад, когда впервые вошла в помещение «Бетанкур корпорейшн». Ей было девятнадцать, и все, что она умела, — это выдерживать злобные взгляды мужчин и вежливо улыбаться, слушая их напыщенные речи. Но с каждым днем ей становилось легче. Возможно, что со временем она просто привыкла.
И настал день, когда, сидя в кабинете и просматривая документы, она с удивлением обнаружила, что все это… нормально. Она сделала невозможное нормальным.
Сьюсан вдохнула холодный ночной воздух. Леонидас был прав: он победит. Потому что она может приспособиться ко всему и сделает это как само собой разумеющееся.
В эту ночь она уснула, как обычно, едва голова коснулась подушки. Но когда почувствовала, как крепкие руки ее обхватили, подняли и несут по темным коридорам, то заставила себя проснуться. И уже не спала ни единой секунды. Когда же Леонидас устроил ее на своей широкой кровати, она подождала, чтобы он улегся рядом, и тогда приподнялась и пристально на него посмотрела.
— Спящая красавица наконец пробудилась, — тихо произнес он. — Вот когда начнутся беды — так написано в сказке.
В спальне не было света, только догорал огонь в камине. Сьюсан была этому рада — в почти полной темноте нет необходимости беспокоиться о том, какое выражение ее лица.
В темноте Леонидас казался не таким уж недоступным. Не мягкосердечным, конечно, — он никогда не может быть мягким, — но все резкие и острые складки и линии сгладились. И хотя она знала, что шрамы на его мускулистом поджаром теле никуда не делись — они отпечатались навсегда, — она их тоже не видела.
Словно темнота сделала их обоих другими.
— Если ты не хочешь беды, — прошептала Сьюсан, — то тебе следовало бы отпустить меня.
— В какой-то момент, Сьюсан, тебе придется признать, что ты на самом деле не хотела уходить. — Голос Леонидаса прозвучал еле слышно, почти что прошелестел. — Зачем тогда было подвергаться таким трудностям, чтобы отыскать меня в горах Айдахо?
— Я думала, что ты этого захотел бы, — вырвалось у нее.
Когда она произнесла эти слова, то сразу поняла: если бы упал ее самолет, она хотела бы, чтобы кто-нибудь выяснил, что произошло. Хотела бы, чтобы кто-нибудь не сдался, пока правда не выплывет наружу.
Ей бы хотелось, чтобы о ней беспокоились, за нее переживали. Хоть раз.
— Я всегда получаю то, что хочу. Рано или поздно.
Вначале она была раздражена и обозлена и не желала видеть другую сторону ситуации — все заглушала ярость. Но остров постепенно сгладил острые углы, заставил много думать, даже когда она этого не хотела. Остров победил ее, как не удалось победить Леонидасу. А также придал ей смелости для нового решения.
— Всегда? — Сьюсан потянулась к Леонидасу и провела пальцами по твердому неулыбчивому рту. — Я знаю, что ты именно это говоришь себе. Но ты не всегда получаешь то, что хочешь. Не забывай — я видела тот культовый лагерь и знаю, как ты там жил. И как быстро ты покинул место, где тебя боготворили. Значит, ты не получил всего желаемого.
— В конечном результате, — Леонидас отвел ее руку от своего рта, но не отпустил, — я получаю то, что хочу.
Сьюсан хорошо помнила, что произошло с ней четыре года назад. Сначала шок, горестное разочарование, что та жизнь, к которой ее готовили много лет, исчезла, закончилась, так и не начавшись. Она смирилась, но затем воспрянула, взяла себя в руки и занялась делами.
Значит, и здесь поступит подобным образом. И если какая-то ее часть горевала о мужчине, который держал ее в объятиях, когда они танцевали на гала-приеме, теперь ничего не изменить. В конце концов, это была всего лишь фантазия. Сказка. А сейчас проза жизни: ребенок, которого она не собиралась заводить, и сложное существование с мужем, чье семейство она знала лучше, чем его самого.
У нее была волшебная свадьба с мужчиной, который потом посмеялся над ее глупыми мечтами и разрушил их. Она прожила годы вдовой, притворяясь, что скорбит по человеку, едва ей знакомому, и по любви, существующей разве что в ее голове. Она выследила и нашла незнакомца, который не узнал ее, когда увидел, и она одним поцелуем вернула едва знакомого мужа. И отдала ему свою невинность. Затем семь недель она изображала преданную жену и деловую партнершу, а сама спала в гостевой комнате одна.
Но того, что ей предстоит, она никогда не делала.
Сьюсан еще не приходилось быть его женой не на словах, а на деле. Она устала наказывать себя, устала сражаться и не была уверена, хочет ли победить.
Если он сделал так, как пожелал, заточил ее на этом острове, чтобы настоять на своем, то нет причин, почему бы и ей не сделать то, что хочет она.
Пора прекратить делать вид, что она к нему равнодушна… потому что ее тянет к нему. Он — огонь, а она — отчаявшийся мотылек, но незачем сгорать, когда можно просто погреться в его тепле.