«Еще бы, – подумал Глеб. – Если столько болтать по пустякам…»
– Так вы будете спрашивать или нет?
– Да, буду. Меня интересует, сколько абиссинских кошек было в Москве в конце восьмидесятых годов.
– В конце восьмидесятых в Москве было всего две абиссинские кошки. Одна была у меня, мне привез абиссинку из загранкомандировки мой третий муж. А еще одна – у Камиллы Живаго.
– Живаго?
– Живаго или Жевага – я точно не помню. Ее отец работал советским торгпредом в Египте. Там ему и подарили абиссинского котенка. Говорят, подарок сделал лично президент Хосни Мубарак. С Камиллой мы довольно тесно дружили, нас сблизили абиссинские кошки. Но длилась эта дружба недолго.
– Почему?
– Она была странная, Камилла. И несчастная. У нее было два сына, и оба погибли. После их смерти она немного тронулась рассудком. По крайней мере у меня были основания так полагать.
– Интересная история. А эта Камиллла…
– Живаго.
– Да, Камилла Живаго – она еще жива?
Последовала довольно долгая пауза, после чего Матрона глухо проговорила:
– В моем возрасте подобные каламбуры звучат жутковато.
– Простите, я не думал, что…
– Жива она или нет – я сказать не могу. Последний раз я с ней виделась еще в прошлом веке. И, пожалуй, на этом мы закончим. Вы меня расстроили, молодой человек.
– Я…
– Знаю, что не хотели. Когда выйдет журнал с моим интервью – найдите способ передать один экземпляр мне.
– Всенепременно.
Матрона отключила связь.
3
– Эй, парень!
Максим открыл глаза, но тут же заслонился рукой от луча фонаря. Мух вскочил и свирепо залаял на чужаков.
– Уберите свет! – крикнул Максим. – А то буду стрелять!
Луч фонарика скользнул в сторону, и мальчик увидел перед собой двух мужчин. Первый был совсем старый, узкоглазый, в кроличьей белой шапке, побитой молью, и заношенной теплой куртке. Второй – худой, длинный, как жердь, парень со слезящимися глазами. Он был одет в какой-то допотопный тулуп и вязаную черную шапку.
– Успокой собачку, – проговорил узкоглазый старик добрым, хрипловатым голосом. – Надорвется ведь.
– Тише, Мух, – приказал Максим и положил песику ладонь на голову. – Тише!
Мух перестал лаять, но сердито заворчал. Максим снова посмотрел на незнакомцев и спросил:
– А вы кто?
– Это наша теплоцентраль! – с вызовом проговорил долговязый парень. – И матрасы наши!
Максим все понял.
– Вы бомжи, – не столько спросил, сколько констатировал он.
Старик улыбнулся:
– Можно сказать и так. Но нам больше нравится слово «бродяги». А у тебя в самом деле есть пистолет?
– Может, и есть, – хмуро отозвался Максим.
Старик и долговязый парень переглянулись.
– Пистолет тебе не поможет, – сказал Максиму парень. – Нас тут много. Целый город.
Максим припомнил, что, прежде чем спуститься в теплоцентраль, видел наверху какие-то сарайчики, сколоченные из деревянных ящиков и обитые листами ржавой жести. Видел он и следы от костров.
– Меня зовут Марат Тимурович, – представился старик. – Но друзья называют меня просто Тамерланыч. А этот лихой парень… – Он показал на долговязого. – …Крепыш. А как зовут тебя, мальчик?
– Максим.
– Хорошее имя, – одобрил Тамерланыч. Смерил Максима доброжелательным взглядом и вдруг спросил: – Есть хочешь?
При одном упоминании о еде в животе у Максима заурчало.
– Ну, допустим, – хмуро сказал он. – И что?
Старик достал из кармана бумажный сверток и протянул его Максиму:
– Держи. Это бутерброд.
Максим посмотрел на сверток голодными глазами, перевел взгляд на старика и настороженно уточнил:
– И что я должен буду сделать?
– В каком смысле? – не понял тот.
– За этот бутерброд, – пояснил Максим.
Старик и долговязый парень снова переглянулись. Парень ухмыльнулся и сказал:
– Пробежишься по МКАДу голышом и будешь кукарекать через каждые сто метров.
Максим пару секунд смотрел на долговязого с удивлением, не поняв, шутит тот или говорит правду, потом хмыкнул и сказал:
– Очень смешно!
И взял протянутый бутерброд.
…Час спустя Максим и Мух уже были в обители Тамерланыча своими. Мух, сытый и довольный, вскарабкался сидящему старику на руки и щурился от удовольствия от мягких, почти невесомых поглаживаний его морщинистой руки.
Старик подробно расспросил мальчика о его злоключениях. Выслушал его со всей внимательностью, на какую только способен старый, добросердечный человек, после чего сказал:
– Да… Нелегкий путь ты прошел, мальчик. На твоем месте я бы вернулся к приемным родителям. Но я уважаю любой выбор, который делают люди, кроме того, что причиняет боль и страдания окружающим. Если хочешь, можешь остаться с нами.
Максим смущенно кашлянул и сказал:
– Дядя Тамерланыч, а можно попросить у вас телефон?
– Телефон?
– Хочу позвонить Илоне. Узнать, как она там.
Старик улыбнулся.
– Это дело. – Он вынул из кармана куртки старенький мобильник, перевязанный скотчем, и протянул его Максиму. – Держи. Только не говори дольше двух минут.
– Ладно.
Максим взял трубку и достал помятый листок с телефонным номером Илоны.
Отозвалась она не сразу, и Максим, волнуясь, несколько раз при свете фонарика сверял номер на бумажке с тем, который набрал. Наконец трубку взяли.
– Слушаю, – услышал Максим воркующий голос Илоны.
– Илона, это я!
– Кто?
– Максим.
– Максим? Куда ты пропал?! Как ты? Где ты?
– Я… нормально. Что у вас? Барон тебя не трогал?
– Барона больше нет, Макс.
– Как нет?
– Он себя убил. Воткнул себе нож в глаз. В тот день, когда ты ушел.
Максим помолчал, переваривая новость, затем спросил:
– И кто у вас теперь главный?
– Рустем.
Лицо Максима помрачнело.
– Значит, у вас там ничего не изменилось, – хмуро проговорил он.
– Приходила милиция, нас всех хотели разогнать, а меня – отправить в детдом. Но Рустем связался с нужными людьми и заплатил кому надо. Так что все осталось по-прежнему. А ты где сейчас?
– Я… нашел себе новых друзей.
– Каких друзей?
– Нормальных. – Максим покосился на Тамерланыча, дремлющего с Мухом на коленях, на Крепыша, расставляющего на поцарапанной шахматной доске старенькие деревянные шахматы, и добавил, понизив голос: – Они такие же, как я.
– Бомжи?
– Бродяги.
– Ясно. – В голосе Илоны послышалась усмешка. – И где вы живете? На улице-то минус двадцать!
– Тут у них что-то вроде городка.
– Где?
– Рядом с ТЭЦ на Лермонтовском проспекте. Есть колодцы с теплыми трубами. Ящики…
– Ящики?
– Да, из деревянных досок, обитые жестью. А еще они жгут костры, чтобы согреться… Илона, если тебе надоест попрошайничать…
– То я приеду к тебе и буду жить с тобой в ящике? Или в колодце с трубами?
– Да… – Максим усмехнулся. – Ты права, это как-то глупо.
Илона помолчала.
– Моя жизнь не лучше, – сказала она со вздохом. – Но тут хотя бы есть крыша над головой.
– Да. Я просто… просто хотел узнать, все ли с тобой в порядке.
– Со мной все в порядке, Максим.
– Ну, ладно. Я тебе как-нибудь еще позвоню, хорошо?
– Хорошо.
– Пока!
Максим отключил связь и протянул мобильник старику:
– Тамерланыч! Спасибо!
Старик взял телефон.
– Ты говорил дольше двух минут, – сказал он с легким упреком.
– Да, – виновато проговорил Максим. – Я тебе заплачу. Когда будут деньги.
– Ладно, забудь.
Тамерланыч убрал Муха с коленей и потянулся.
– Пора подняться наверх, – сказал он.
– Наверх? Зачем? – удивился Максим.
– Мы не крысы, чтобы все время сидеть в колодце, – с улыбкой сказал старик. – Мы должны видеть небо.
– Но там мороз, – неуверенно проговорил Максим.
– Ребята уже разожгли костер, – сказал старик. – Там хватит места и нам.
Рыжее пламя, огороженное по периметру заборчиком из закрепленных листов жести, уютно потрескивало в ночном мраке. Вокруг костра расположились бродяги. Кто-то мирно беседовал, кто-то пил спиртное из пластиковых стаканчиков, кто-то дремал, скрестив руки на груди. Мух устроился у ног Максима, улегшись на картонку, которую подложил ему Крепыш, и время от времени тихо поскуливал во сне.
– Хорошо вы тут устроились, – сказал Максим. – Прямо как толстосумы в элитном клубе.
– «В клубе», – передразнил долговязый Крепыш. – В клубе люди друг другу звери. В лицо улыбаются, а за пазухой держат камень. А мы тут все – одна семья. Чуешь разницу?
– Чую, – сказал Максим.
– Держи!
Крепыш протянул Максиму пластиковый стаканчик.
– Что там? – спросил Максим.
– Водка.
– Я не пью.
– Да тут всего тридцать граммов. Расслабишься.
Максим взял стаканчик, несколько секунд держал его, решаясь, а затем быстро опрокинул в рот. Из глаз мальчика брызнули слезы, он закашлялся.
– Что, не в ту глотку попало? – добродушно осведомился Крепыш.
– Ну и гадость! – Максим скривил лицо и вытер губы рукавом куртки.
– Крепыш, споешь? – спросил кто-то.
– Ну, не знаю…
– Спой, Крепыш!
– Спой!
Долговязый бродяга улыбнулся и сказал:
– Ладно. Тащите гитару.
– Да она уже здесь!
Ему передали старенькую гитару. Крепыш взгромоздил ее на колени, взял аккорд, подкрутил колки, взял еще один аккорд… А потом запел красивым, задушевным голосом:
Эй, ребята, как допьете вы вино,
Мне бутылки вы оставьте заодно.
Я куплю за них буханку и сырок,
Чтобы с голоду не протянуть мне ног.
Максим расслабился. Ему стало тепло и уютно возле костра, в компании этих странных людей, похожих на тени. Крепыш пел грустно, негромко, бродяги слушали его, глядя на костер, и каждый думал о своем.
Ах, отпусти меня, товарищ старшина.
Я простой российский бомж, а не шпана.