– Крокс?
– Он самый. Вторые сутки ничего не ест. Что мы ему только не предлагали – только зубы скалит.
Пришлось срочно связываться с Вооксой и выяснять, чем следует кормить Крокса. Оказалось, что Крокс ест все подряд, но больше всего любит тамаринов – двустворчатых моллюсков с очень прочной раковиной.
Глеб, выслушав информацию, задумчиво прикусил губу.
– А где мы будем ловить для Крокса тамаринов, если «все подряд» он есть отказывается?
– Попробуем обмануть его, – сказал Бартенев.
Он сходил к себе в каюту и вернулся с пластиковой мыльницей.
– Чем будет не тамарин? – спросил он, засовывая в мыльницу кусок сырой рыбы.
Штоков ничего не ответил. По его мнению, мыльница мало походила на устрицу.
Крокс лежал в своей клетке, забившись в самый темный угол.
Бартенев присел возле решетки и легонько постучал по ней ладонью.
– Эй, Кроксик, – негромко позвал он.
Крокс, словно подброшенный пружиной, в один прыжок подскочил к решетке и уперся в нее четырьмя лапами, просунув узкую морду в просвет между ступенями лестницы. Два длинных острых клыка клацнули в опасной близости от лица Бартенева. Бартенев отшатнулся от клетки.
– Не очень ли она сильно шатается? – спросил Бартенев у Штокова, указывая взглядом на решетку.
– Пока держится, – ответил Штоков. Он поднял оброненную Бартеневым мыльницу и протянул Кроксу. – На-ка, Крокс, попробуй нашего тамаринчика.
Крокс затащил импровизированного моллюска в клетку, несколько раз тронул его лапой и даже попробовал на зуб. Но, прокусив мыльницу, он тут же потерял к ней всякий интерес, откинул лапой в сторону и снова всей тяжестью своего массивного тела бросился на решетку, за которой стояли люди. Решетка, содрогнувшись, издала гулкий рокот.
Бартенев тихо обругал Крокса, схватил какой-то подвернувшийся под руку металлический прут и, орудуя им, стал доставать мыльницу из клетки.
В этот момент в отсек вошел Смыга.
– Решили Крокса помыть? – спросил он, увидев Бартенева с мыльницей в руках.
Смыге коротко рассказали о попытке накормить Крокса с помощью мыльницы. Смыга взял мыльницу из рук Бартенева, повертел ее в руках, просунул указательный палец сначала в одно, затем в другое отверстие, оставленное клыками Крокса, открыл мыльницу, сморщив нос, понюхал лежащую в ней рыбу и, хитро прищурившись, посмотрел на двух несостоявшихся зоопсихологов.
– Раковина, говорите, у тамаринов крепкая…
Смыга открыл один из складских боксов и скрылся в нем. Через минуту он появился, держа в руке маленький синий баллончик с распылителем. Положив мыльницу на пол, он направил на нее струю из баллончика. Мыльница на глазах стала обрастать серой шубой и вскоре превратилась в кривой и не слишком аппетитный пирожок. Потрогав предварительно бывшую мыльницу пальцем, Смыга взял ее в руки.
– Суперклей, – наконец-то объяснил он, постучав тем, что было у него в руках, по переборке отсека. – Пусть теперь Крокс почешет свои зубки!
Все трое посмотрели на Крокса, который все это время, присев возле решетки, внимательно следил за людьми.
– Ну что, Крокс, будешь ты такой тамарин кушать? – Смыга кинул рыбу, замурованную в суперклей, на пол клетки.
Серый комок упал как камень, с глухим стуком.
Крокс подошел к бесформенному куску и недоверчиво понюхал его, потом легонько потрогал лапой. Наконец он лег на брюхо, зажал угощение передними лапами и принялся обрабатывать его коренными зубами, как собака мозговую кость.
– Увлекся, – прошептал Бартенев.
– Только бы зубы не сломал, – сказал Смыга.
И тут раздался хруст. Крокс раскусил «раковину». Очистив «моллюска» от шелухи, громко чавкая, съел рыбу и выжидающе посмотрел на людей.
– Хорошо, да мало, – верно истолковал его взгляд Смыга. – Ну-ка, Глеб, тащи еще рыбы. Да собери у всех ребят мыльницы.
Крокс оказался необыкновенно прожорливым. Теперь, чтобы прокормить его, двое свободных от вахты членов экипажа должны были постоянно заниматься производством искусственных тамаринов по методу Смыги. После того как в первый же день Крокс «съел» мыльницы всего экипажа, доктор Штоков выдал «дежурным по Кроксу» десятка два пластиковых упаковок из-под лекарств. Через два дня доктор, под нажимом экипажа, отдал те упаковки, которые отказался дать в первый раз. А еще через день он отдал все, что у него оставалось, сказав при этом, что если кто-нибудь заболеет, то пусть идет жаловаться не к нему, а к Кроксу.
На борту «Цитры» развернулась широкая кампания по сбору мелкой пластиковой тары. В ход шло все, мало-мальски напоминающее створки раковин. Смыга даже пошутил, сказав, что не удивится, если в один прекрасный день с пульта управления исчезнет экран двухканального курсографа. Может быть, так бы оно и произошло, если бы однажды одному из дежурных не пришло в голову просто завернуть кусок мяса в бумагу перед тем, как обработать его суперклеем. Кроксу новый вид «тамаринов» пришелся по вкусу, и вся «Цитра» вздохнула с облегчением. Экипаж мог теперь спокойно заниматься своей основной работой. Бартенев засел за отчет о визите на Вооксу.
Крокс тоже, как оказалось, не сидел сложа лапы. Обиженный тем, что внимание к его персоне резко упало и люди стали появляться у его клетки только дважды в день на пару минут, чтобы кинуть ему несколько кусков мяса или рыбы в обертке из суперклея, томимый одиночеством и скукой, он разобрал свою клетку и выбрался на свободу.
Первым об этом узнал бортмеханик Шумов, бывший в этот день «дежурным по Кроксу». Открыв дверь вещевого склада, он увидел по ту сторону порога, в полуметре от себя, оскаленную морду довольно похрюкивающего Крокса. В тот же миг Крокс бросился на человека. Шумов отпрыгнул в сторону. Крокс со всего размаха врезался в переборку, а Шумов забежал в помещение склада и захлопнул дверь. Оттуда он связался с командным отсеком и поднял тревогу.
Крокс, между тем, разделавшись с брошенными Шумовым «тамаринами», отправился бродить по «Цитре». К своему удивлению, почти везде он встречал закрытые двери. Если створки дверей были прозрачными, то из-за них на него смотрели удивленные, а порой и злые лица людей. Экипаж лихорадочно решал, что делать с Кроксом.
Сначал его следовало изолировать, и после нескольких неудачных попыток удалось закрыть Крокса в комнате отдыха.
Оказавшись в новом, незнакомом ему помещении, Крокс стал изучать окружающие его предметы. Через окно в двери люди наблюдали за тем, как Крокс, разметав по комнате шахматные фигуры, стал разматывать кассеты с видеофильмами, а закончив и это дело, принялся за бильярдные шары, разгрызая их, как тамаринов, в надежде найти что-нибудь внутри.
– Что делать будем? – спросил Смыга вроде бы у всех, но посмотрел при этом на Бартенева, как бы говоря: «Твой подарок, тебе и решать».
Бартенев кашлянул, прочищая горло, но голос его все равно прозвучал как-то неестественно.
– Оружие на корабле есть?
Взгляд Смыги сделался насмешливым.
– Какое оружие? Времена пиратов давно прошли. Есть только ножи в столовой.
– А маневровочные пистолеты в скафандрах, – подал мысль кто-то из экипажа.
– Этой пушкой можно невзначай пробить обшивку отсека и раздраконить всю коммуникационную линию.
Глаза Смыги уже не смеялись.
Бартенев повернулся к Штокову:
– Доктор, у вас есть снотворное?
Штоков пожал плечами.
– Для людей, но не для Крокса. Я не знаю, какое снотворное и в какой дозе его возьмет.
– А может быть, просто травануть его чем-нибудь? – негромко предложил кто-то.
Бартенев бросил быстрый взгляд на того, кто это произнес, и снова повернулся к Смыге:
– Послушай, Сергей, но ведь можно, наверное, просто на время перекрыть подачу воздуха в этот отсек…
Лицо Смыги стало бледнеть, на скулах надулись желваки.
– Хотите отделаться от подарка, – тихо произнес он и резко обернулся к Шумову. – Алексей, тащи сюда маневровочный пистолет! Проверь, чтобы был заряжен.
«Ну вот, кажется, и все», – облегченно вздохнул Бартенев.
Вернулся Шумов с пистолетом. Смыга сам еще раз внимательно осмотрел его, проверил заряд.
– Так, Алексей, слушай меня внимательно. Будешь меня страховать. Держи Крокса под прицелом, но без моей команды не стреляй. Понял? Без команды не стрелять!
Шумов кивнул и взял пистолет на изготовку.
Смыга подошел к двери и взялся за ручку.
Бартенев схватил его за руку.
– Что вы собираетесь делать?
– Сейчас увидите.
Крокс, раздробив все бильярдные шары, лежал на полу, вытянув лапы. Услышав звук открывающейся двери, он настороженно поднял голову. Его верхняя губа поползла вверх, обнажая ряд ровных белых зубов с двумя выступающими клыками.
– Крокс, Кроксик, – тихо, почти шепотом, позвал Смыга. – Ну, иди сюда, дорогой…
Крокс поднялся на ноги. Шерсть у него на загривке стояла дыбом. Смыга услышал, как сзади лязгнул металл.
– Не стрелять! – крикнул он, не оборачиваясь.
Тело Крокса напружинилось, он нервно перебирал лапами по полу. И вдруг, оттолкнувшись всеми лапами одновременно, в два прыжка оказался рядом со Смыгой, навалился всей своей огромной массой на его ноги и потерся о них боком. Смыга медленно, с усилием выдавил воздух сквозь плотно сжатые губы и горячей ладонью вытер пот со лба. Он услышал раскатистый, вибрирующий звук. «Мурлыкает, как сотня кошек», – усмехнулся он про себя. Потрепав Крокса по голове, Смыга обернулся к столпившимся в дверях людям и нашел глазами Бартенева.
– Помните, что сказала девочка, подарившая Крокса? «Его нужно очень сильно любить».
СКОЛЬКО У МЕНЯ БУДЕТ БРАТЬЕВ?
С космодрома Бартенева доставили в столицу на вертолете. В полете его сопровождал почетный эскорт – три моложавых генерала в темно-синей летной форме. Двое из них были удивительно похожи друг на друга. «Братья-близнецы», – решил Бартенев, внимательно рассматривавший их во время полета, но делая при этом вид, что интересуется их наградами.