– «А напоследок я скажу: прощай, любить не обязуйся», – угрюмо процитировала я.
Матвеев усмехнулся.
– Ты знаешь, что очень мне нравишься? – спросила я, не поднимая головы.
– Знаю, – Миша вздохнул, – и ты мне нравишься.
Поцеловал в макушку.
– Не хочу быть ничьей, – серьезно сказала я, – твоей быть хочу.
– Не расстраивайся, – улыбнулся Миша, – мы еще не прощаемся. У меня здесь осталось несколько незавершенных дел.
– Например? – Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Ну, например, я планирую отнести вещи твоего брата в химчистку. Не хотелось бы с ним расставаться врагами.
– Понятно, – вздохнула я.
– И еще одно приятное дельце…
Миша перевел взгляд на мои губы, и сердце от стука чуть не разорвалось.
– Я просто умираю, как сильно хочу тебя поцеловать, – сказал он, привлекая меня к себе.
– Со вчерашнего вечера? – решила уточнить я, улыбаясь ему в губы.
– С первого дня нашего знакомства.
Я отвечаю на Мишин поцелуй, запускаю пальцы в его волосы… От Матвеева пахнет мятной жвачкой и счастьем.
Мы с Мишей сидели на плетеных садовых качелях и играли в нарды. Матвеев только что провел последнее занятие с бабушкой. Над головой негромко шумели фруктовые деревья, с самого утра с побережья дул ветер. Пахло сладкими персиками и морской прохладой.
– И кто у нас снова победитель? – радостно вопросила я.
– Третью партию подряд выигрываешь, – покачал головой Миша. – Кто тебя научил так играть в нарды?
– Дедушка нас всех троих учил, – довольно сообщила я. Победа никогда не являлась главной целью, но видеть озадаченного и даже немного восхищенного моей игрой Матвеева было приятно.
На крыльце появилась Геля. Вид у нее был совсем растерянный. Сестра отыскала нас взглядом и подошла к качелям.
– Приветик! – мрачно поздоровалась она.
– Приветик, – насторожилась я. – Ты чего такая?
– Какая?
– Потерянная.
Миша, с интересом поглядывая на Гелю, собирал с доски игральные кости.
– Папа звонил, – сообщила Ангелина. – Ты знала, что они после Москвы в Италию летят? На мамин день рождения.
– А детей они повидать не хотят? – немного обиженно произнесла я. – Мы со Стасом все-таки вернулись домой.
Геля только пожала плечами.
– Но это еще не все, – проговорила сестра.
– Ангелина, ты меня пугаешь! – призналась я, отмахиваясь от прилетевшей осы.
– В общем, папа просил тебя перезвонить, – выдохнула Геля, – сейчас же.
– Ладно! – Я поднялась с качелей, а Ангелина тут же заняла мое место. – Пойду в дом, поговорю с папой.
Когда уходила из сада, из-за спины донесся Гелин голос:
– Раскладывай заново. Я не так хорошо играю, как наша суперидеальная дочь Ульяна, но все-таки попробую тебя уделать, Мишаня…
Папа сразу же взял трубку.
– Ульянчик, – бодро ответил он, – дорогая моя, как ты?
– Спасибо, пап, хорошо, – немного настороженно проговорила я. – Геля сказала, ты хотел…
– Да-да, хотел! – перебил меня отец. – У меня мало времени. У нас скоро посадка на самолет. В общем, слушай! После Италии мы планируем вернуться не одни, а с моими новыми деловыми партнерами. Представляешь, есть возможность купить отель на Пантеллерии! Небольшой, всего на восемь номеров…
– Круто, поздравляю! – отозвалась я. – Значит, партнеры? Так лучше предупредить о гостях бабушку. Она организует шикарный прием.
– Нет, Уля, ты меня не поняла. – Голос отца внезапно стал твердым, не терпящим возражений. – У дорогого мистера Россини есть сын, ему двадцать пять лет…
– Пап, ты к чему опять ведешь? – перебила я.
– Надеюсь, к нашему приезду ты будешь дома, – выдохнул отец. Голос уже не был таким твердым, видимо, ему неудобно было разговаривать со мной на эту тему. – Покажешь ему свои манеры, будешь улыбаться, любезничать…
– Больше мне ему ничего не показать? – грубо поинтересовалась я, догадавшись, к чему клонит отец. Подобное мы уже проходили.
– Ульяна! – опешил папа. – Как ты разговариваешь с…
Я молча положила трубку. Выбежала в сад, стараясь не заплакать. Пронеслась к воротам мимо качелей, на которых по-прежнему восседали Геля и Миша. Очень хотелось побыть одной.
Ангелина, заметив меня, вскочила с места и понеслась следом вдоль ярких клумб.
– Уля, стой! Погоди!
Сестра догнала меня у калитки. Рассерженная и оскорбленная до глубины души, я резко обернулась к Геле и бросила:
– А тебе чего?
– О чем вы с папой говорили? – спросила Геля.
– Тебе какая разница? – удивилась я. Это даже повторять вслух не хотелось – так было гадко. – Наше с отцом дело.
Ангелина внимательно посмотрела мне в лицо, а затем горько усмехнулась:
– Ах, ну конечно! Извините. Куда это я лезу? Ваше с отцом дело!..
– И что ты там плела про меня Мише? – продолжала сердиться я. – Про суперидеальную дочь… При чем тут это?
– Папа даже не спросил, как у меня дела, – с обидой в голосе выкрикнула Ангелина. – Только я взяла трубку, и все началось, как это бывает обычно… «Где Ульяна? Передай трубку Ульяне!» А ведь мы не виделись с ним несколько недель, я тоже по папе и маме скучаю! Даже когда тебя нет, круглый год только и слышно: «Ульяна, Ульяна, Ульяна!» Чем мы со Стасом хуже? Неужели это только из-за троек в школьном дневнике?
Я молча смотрела на Гелю. У обычно жизнерадостной и всегда всем довольной сестры в голосе звучала обида. Злость захлестнула, и сестру словно прорвало:
– Знаешь, не всем дано родиться такими классными и талантливыми, которым все легко дается! И что теперь – на нас крест ставить?
Я мельком глянула на садовые качели, которые, слегка покачиваясь, теперь пустовали. На них лежали нарды, и по-прежнему кружила та самая надоедливая оса. Видимо, Миша, заметив, что мы с Ангелиной выясняем отношения, предпочел ретироваться. А вечером мы должны с ним съездить в железнодорожные кассы за билетом…
– Я правда не виновата, что мне все легко дается, – отведя взгляд от качелей, наконец сказала я. – Что мне теперь, ради вас специально быть в отстающих?
Ангелина скрестила руки на груди и презрительно фыркнула.
– О, конечно, это будет выше твоих сил!
– Если мне действительно нравится учеба, танцы… В чем здесь моя вина? – выкрикнула я. – Какие-то глупые претензии, Геля! Тебе не кажется, что в этом случае вопросы нужно задавать родителям, а не мне?
– Ах, разумеется! Ты ведь им даже слова поперек сказать никогда не можешь. С чего бы им с тобой ругаться? Из года в год безмолвно выполняешь все, что они пожелают!
Я молчала. В этом сестра была права.
– Папа любит тебя больше, потому что ты похожа на маму. Мама больше всех любит папу… И еще прихвастнуть перед подругами своей копией – красавицей дочкой. Но это неправильно! Так нельзя! Да, нам поровну раздают карманные расходы, но внимание… Где оно? Где внимание? Единственная, кто более или менее держит нейтралитет, – это бабуля. И то из-за этого чертового балета она тебя… она к тебе…
Геля громко всхлипнула, и из ее глаз потекли крупные слезы. Я не выдержала и притянула сестру к себе. Вот так короткий телефонный разговор с отцом нас обеих выбил из колеи. Ангелина плакала, громко всхлипывая.
– Ну же, Гелечка, – успокаивала я сестру, осторожно гладя ее по голове. Вдруг резко отстранилась и посмотрела сестре в глаза, полные слез. – Знаешь, что папа от меня хотел?
Геля шмыгнула носом и вопросительно кивнула.
– Подложить меня под сынка своего потенциального делового партнера.
– Чего? – глухо отозвалась Ангелина, прикусив нижнюю губу.
– Может, я грубовато выразилась, но, поверь, смысл передала верно. Такое уже было на первом курсе, когда он отчаянно сватал меня еще одному богатенькому сыночку ради слияния бизнеса. Он был готов выдать меня замуж в восемнадцать лет, Ангелина! За парня, которого я даже никогда не видела. В этот раз будет уже какой-то итальянский партнер… Знаешь, Геля, как это называется? Международная проституция!
Ангелина резким движением вытерла слезы.
– Я не знала…
– Как только я подумаю о том, что моя личная жизнь обречена… Конечно, Руслан Коптелев – редкостный говнюк, но папе он не пришелся по душе не из-за своих отрицательных качеств! – Я покачала головой. – Он с ним даже словом не обмолвился! Просто при встрече посмотрел, как на человека низшего сорта! Отец никогда не одобрит парня, из моего союза с которым ему нельзя ничего извлечь!
Ангелина подавленно молчала.
– Мне тоже противна вся эта ситуация, – вздохнула я. Почувствовала, как горячие слезы все-таки застилают глаза. Развернулась и потянула на себя калитку.
– Куда ты? – удивилась Ангелина.
– Прогуляюсь, – глухо отозвалась я. – Передай Мише, что скоро вернусь. Мне просто необходимо пройтись. Но о том, что учудил отец, ему знать необязательно, – предупредила я сестру. Геля послушно закивала.
Я села в маршрутное такси и доехала до набережной. Море сегодня здорово штормило. Тяжелые волны с однообразным грохотом обрушивались на понтон. Городские пляжи были закрыты, поэтому набережная была полна людей. Я уселась на одну из скамеек, до которой долетали холодные брызги, и уставилась на море. Стихия бесновалась, в воде кипела белая пена. Я больше не сдерживала слез обиды, и некоторые прохожие с недоумением косились в мою сторону, но никто не осмеливался подойти.
Миша уедет навсегда, и еще не факт, известит ли меня о том, как сработал его план. Что с ним будет? Выпутается ли он? А мне остается ждать, мучиться в неведении и ублажать какого-то итальянца? Ну уж нетушки!
Не знаю, сколько я так просидела под грохот моря и далекий звук саксофона. Словно во сне, поднялась на ноги и направилась прочь с многолюдной набережной. А потом увидела тот самый черный джип. И тогда меня будто накрыло самой темной холодной волной. Я буквально захлебнулась от предчувствия надвигающейся беды…
Я быстро свернула за угол светлого каменного дома, краем глаза заметив, что и машина тотчас же тронулась с места. И сердце от страха билось о ребра, как волны о мол.