Миша с интересом слушал мои размышления.
– Похоже на то, – кивнул он. – Поедешь к ней еще раз, чтобы это уточнить?
– Нет, некогда уже, – поморщилась я. – Слава богу, они поняли, что с ней ошиблись. Но нас-то они должны искать!
Об этом даже думать было страшно. Кажется, я побледнела.
– Может, все-таки останешься дома? В безопасности? – осторожно спросил Миша.
– Ни за что не останусь тут, – покачала я головой, – не хватало терпеть такое унижение.
Я замолчала. Как я могу отпустить Мишу одного? Я же от неизвестности с ума сойду! Но об этом промолчала.
– Что ж, если нас никто не заметит где-нибудь на вокзале вместе, то, думаю, ничего тебе не грозит, – проговорил Миша. – В городе я светиться не буду. Ты поедешь домой, а я перехвачу на перроне сумку, поймаю машину и, как тебе уже говорил, махну в пригород.
Я молчала. Миша с подозрением покосился на меня.
– Ульяна, а ты не думай даже туда соваться! – сказал он это таким жестким голосом, что по спине пробежали мурашки. Я поняла, что сейчас шутки с Матвеевым плохи, поэтому просто закивала.
– У меня, кстати, есть человек, который может привезти на вокзал вещи от Александры Марковны, – сказала я. – Поля посоветовала. Все-таки кого-то из твоих друзей просить об этом опасно. Один из них уже вывел тех головорезов к гаражам.
Миша вертел в руках книгу, из которой по-прежнему торчал лист со стихотворением. Я искоса смотрела на этот томик в твердом переплете, и сердце сжималось. Не знаю, что задумал Миша, но о плохом думать не хотелось.
– Нам пора собираться, – сказала я. – Завтра поезд. А сегодня вечером бабуля закатит прощальную вечеринку в честь твоего отъезда.
Миша смущенно улыбнулся.
– Стас обещал приготовить барбекю в саду, – продолжила я. – Мы ему не стали говорить, что я бегу от папочки и новоиспеченного женишка. Я сказала брату, что еду к Натке на день рождения.
– Для него мой отъезд – праздник? – усмехнулся Миша.
– Не болтай глупостей, – поморщилась я, – он всю жизнь от меня парней отгоняет.
– Их было много? – поднял бровь Миша.
– Не так чтобы… – смутилась я. – Мало кто мог пройти двойной «фейсконтроль». Сначала услышать одобрение от брата, потом от отца…
– Понятно, – Миша стал еще мрачнее.
Мы сидели возле костра и смотрели на огонь. В ветвях акаций надрывались цикады. Солнце садилось за голубые ели. Миша помешал палкой костер, и в вечерний воздух взвился рой искр. Бабуля подняла голову и с задумчивым видом принялась разглядывать гирлянды, которые мы забыли снять еще с вечеринки.
– А кто это придумал? – спросила бабушка, указывая на украшенный сад. – Вышло очень симпатично.
– Это Гелик сделала, – сказал Стас, выкладывая на решетку сосиски. Брат говорил об Ангелине, а сам то и дело исподлобья поглядывал на Мишу.
Матвеев отдал Стасу все вещи, поэтому в вечер перед отъездом предстал перед бабулей в своем привычном виде. В толстовке, потертых джинсах и разбитых кедах. Такая одежда шла Мише точно так же, как и белоснежные дорогие рубашки. Только в своих вещах он выглядел привычнее и роднее.
Сквозь потрескивающее пламя я посмотрела на Матвеева. Вид у него задумчивый, на загорелом лице играли оранжевые блики. Перехватив мой взгляд, Миша улыбнулся. Я смущенно улыбнулась в ответ и посмотрела на бабулю. Мне казалось, что она видит нас четверых насквозь, но почему-то не выдает. И про ту грандиозную вечеринку все давно просекла. Словно прочитав мои мысли, бабуля, хитро улыбнувшись, проговорила:
– Молодец, Ангелина! Так преобразила наш сад.
Сестра в этот момент, обжегшись, пробовала готовую сосиску.
– Ой, да чего там! Но спасибо, – пробормотала Геля. Было заметно, что ей непривычно, но очень приятно слышать похвалу от бабули.
– Миша! – торжественно обратилась к Матвееву бабушка. Парень отложил палку, которой мешал костер, и растерянно взглянул на бабулю. – Еще раз хотела бы поблагодарить вас за наши уроки. Вы меня прямо в молодость вернули! Помню, как Виктор играл на пианино, а я пела… В то время мы жили в другом доме, бедненько, скромненько, но именно тогда я чувствовала себя самой счастливый на свете. Так же были распахнуты окна, так же ветер дул с моря… Я пела только для него.
Миша молчал. Мы все молчали, боясь спугнуть бабушкины воспоминания.
– Приезжайте к нам в любое время года, – растроганно проговорила бабуля. – Внуки считают, что вне сезона здесь делать нечего, я же говорю, что нет ничего прекраснее зимнего хмурого моря. К тому же у нас есть комната для гостей.
При этом бабуля так выразительно посмотрела поочередно то на меня, то на Мишу, что я тут же залилась краской. Господи, она все знает. Говорю же, все про нас знает!
Стас снова недобро глянул в сторону Матвеева, но Миша проигнорировал брата.
Когда совсем стемнело и пришлось зажечь на участке фонари, было принято решение здесь же пить чай. Стас ушел в дом, чтобы поставить чайник, а бабушка, оглянувшись, не слышит ли нас братик, обратилась к Мише. Я снова подивилась ее проницательности. Хотя со стороны трудно не заметить, как брат относится к Матвееву, поэтому такие разговоры лучше вести не при Стасе.
– Я очень рада, что Ульяна с тобой общается, – сказала ба. – Чувствую, что теперь внучка в надежных мужских руках. Ты не дашь ее в обиду. За тобой как за каменной стеной…
Ангелина быстро посмотрела в сторону Миши, а потом удивленно уставилась на меня. Я же не сводила взгляда с Матвеева. После слов бабушки он тут же переменился в лице. Мне показалось, я ни разу не видела в его карих глазах столько горечи.
На крыльце, гремя чашками, появился Стас.
– Там на столе огромный поднос со сладостями, – проговорил он, – Вера Кирилловна приготовила к чаепитию. Но у меня не сто рук, чтобы все одному притащить.
– Я принесу! – с готовностью встал со своего места Миша.
Следом за Стасом из дома вышла Вера Кирилловна, которая тоже несла несколько чашек. Я проводила Мишу взглядом, и когда парень скрылся в доме, поднялась с садового стула.
– И все-таки, – как бы между делом обратилась к Геле и Стасу бабуля, – почему вы до сих пор не рассказали мне, как прошла ваша вечеринка? Много было народу?
– Какая еще вечеринка? – искренне воскликнула Ангелина. – Стас, ты что, какую-то тусу затевал? Почему меня не пригласил?
– Ой, вот только не надо сейчас, – начал Стас, – будто ты тут ни при чем.
– А я чего, – оправдывалась Геля, – это все он! Но, бабуль, не было ничего запрещенного!..
Пока брат с сестрой спорили на потеху бабуле и Вере Кирилловне, я тоже осторожно прокралась в дом.
В коридоре не горел свет. Я столкнулась с Мишей как раз в тот момент, когда он нес поднос. Из-за нашего столкновения Матвеев едва его не выронил его из рук.
– Прости! – почему-то шепотом отозвалась я.
– Ничего страшного, – глухо отозвался Миша.
Из открытой двери мы слышали, как Стас и Ангелина продолжают ругаться. Я подошла ближе к Мише и дотронулась до его щеки. Парень не шелохнулся.
– Тяжело? – спросила я.
– Конфеты и печенье-то? – усмехнулся Матвеев. – Постараюсь не надорваться.
В темноте коснулась его рук, которые вцепились в поднос. От Миши пахло костром, и почему-то этот запах еще больше закружил голову. Наклонившись, парень первым поцеловал меня в губы. Сердце встрепенулось и счастливо забилось о ребра. Я, вытянув голову и привстав на носочки, стала отвечать на поцелуй. Простые легкие касания губ сводили с ума.
– Приятно, – проговорил шепотом Миша. Я улыбнулась.
Между нами – только поднос с этим дурацким печеньем…
– Кто-нибудь обязательно зайдет, – прошептала я в ответ, – всегда кто-нибудь не вовремя заходит, по-другому у нас не бывает…
Миша только помотал головой и снова нагнулся ко мне.
– Убери ты его! – оторвавшись от его губ, негромко засмеялась я, кивнув на поднос.
Миша поставил его на пол, выпрямился и, прижав меня к стене, продолжил целовать. Руки парня тут же проникли под мою рубашку. Я слышала, как учащается Мишино дыхание. Из открытой двери по-прежнему доносился недовольный голос Стаса. Попадемся! По-па-дем-ся… Но, как это обычно бывает рядом с Матвеевым, я совсем потеряла контроль и счет времени. Запрокинув голову, подставила ему шею для поцелуев…
Сквозь сумасшедший стук сердца удалось расслышать неуверенные шаги. Я быстро оторвалась от Миши и поправила задравшуюся рубашку.
– Ну где вы там пропали-то? – заглянула в темный коридор Вера Кирилловна. – Вы здесь?
Миша к тому времени уже успел нагнуться и поднять с пола поднос, звякнув пиалами с вареньем.
– Здесь! – отозвалась я, совершенно не узнав свой голос.
– Чуть не попались, – шепнул мне на ухо Миша. В темноте я не могла разглядеть его лицо, но решила, что в тот момент Матвеев счастливо улыбался.
Глава пятнадцатая
Раскинув руки в стороны, словно в колыбели, лежа на спине, покачиваться на воде. Волны все стерпят, слижут разочарование, усталость, глупые несбыточные надежды. Хочется доплыть дотуда, где небо сливается с морем. Там, за горизонтом, кажется, что время застыло. А вместе с ним застыл и весь мир.
Я выхожу из воды, забираюсь наверх по крупным светлым валунам. Нам остается купаться на диком пляже, в город лучше не соваться… Миша заботливо протягивает мне большое полотенце, я закутываюсь и усаживаюсь рядом с ним на выжженную солнцем траву.
– Буду скучать по нему, – задумчиво говорит Миша, имея в виду море. – И по тебе. В миллиард раз больше.
– Ты всегда можешь вернуться, – отводя взгляд в сторону, говорю я.
На сей раз в город мы отправились в обычном купе. Наши соседи – румяная женщина с шестилетним внуком, пухлым и загорелым в забавной тельняшке. Поезд едва тронулся, а мальчишка уже успел слопать два банана и сладкий апельсин. Липкий сок тек по его рукам, и женщина заботливо вытирала внука влажными салфетками. Мы с Мишей сидели напротив на нижней полке и внимательно следили за происходящим, но каждый думал о своих проблемах. Женщина и мальчишка не обращали на нас никакого внимания.