е на планете.
Один из народов, который я изучал помимо пираха, это банава, одно из племен Амазонии, которые изготовляют кураре — быстродействующий смертоносный яд на основе стрихнина; им мажут стрелы и колючки, которыми стреляют из духовой трубки. Умение его изготовлять — плод многовекового опыта, сохраненного в языке банава с помощью обозначений растений и процедур их обработки. Все это может исчезнуть, так как последние семь десятков индейцев банава постепенно переходят на португальский язык.
Для многих людей, как для племени банава, потеря языка означает потерю своей особости и чувства соплеменничества, потерю духовной традиции и даже воли к жизни. Чтобы спасти языки вроде банава, пираха и тысячи других таких же по всему миру, потребуются огромные усилия лингвистов, антропологов и других заинтересованных людей. Как минимум нам нужно установить, каким языкам мира угрожает опасность, изучить их настолько, чтобы можно было составить словарь и грамматику, создать письменную форму этих языков и подготовить лингвистов и учителей среди их носителей, а также обеспечить государственную поддержку с целью защитить эти языки и упрочить положение их носителей в обществе. Это задача огромных масштабов, но решить ее жизненно необходимо.
В этой книге подчеркивалось, что каждый язык вместе со своей культурой показывает нам нечто особенное в том, как развивалась одна группа представителей нашего вида, чтобы справиться с окружающим миром. Каждый народ решает языковые, психологические, общественные и культурные проблемы по-своему. Когда умирает незаписанный язык, мы теряем подсказку к загадке происхождения языка вообще. Но, пожалуй, еще важнее то, что человечество теряет пример того, как можно жить, как выживать в мире. Сейчас, когда терроризм и фундаментализм угрожают порвать связи доверия и общих надежд, связывающие общество, тем ценнее примеры, которые можно найти в исчезающих языках, и тем страшнее их потеря для надежд человечества выжить как вид.
Народы вроде пираха предлагают нам новые, и очень полезные, альтернативные примеры того, как можно решать вечные и повсеместные проблемы: жестокость, сексуальное насилие, расизм, отношение к больным людям, отношения родителей и детей и так далее. Например, интересно, что ни в одном из амазонских языков, с которыми я работал, нет детского языка — то есть особенной снисходительной манеры говорить с маленькими детьми. То, что у пираха нет детского языка, видимо, объясняется их представлением, что все члены общества равны и поэтому с детьми следует вести себя в общем так же, как с взрослыми. За выживание общины отвечают все, но и община заботится обо всех.
Взглянув более пристально на язык и культуру пираха, мы поймем, что она готовит нам и другие, не менее важные уроки. У пираха нет и следа депрессии, хронической усталости, крайней тревожности, приступов паники и других психических недугов, обычных во многих индустриальных странах. Однако это ровное состояние духа связано вовсе не с отсутствием стрессов, как можно подумать. Полагать, что только индустриальные общества могут порождать сильный стресс или что только в этих обществах возможны психологические проблемы, было бы неоправданным этноцентризмом.
Действительно, индейцы пираха не беспокоятся о том, чтобы оплатить счета в срок, или о том, в какой институт отправить ребенка. Однако они сталкиваются со смертельными болезнями (малярия, нагноение ран, вирусные инфекции, лейшманиоз и многие другие). У них есть любовь и привязанности. Им нужно каждый день добывать еду для семьи. У них высокая детская смертность. Они постоянно борются со змеями, хищниками, ядовитыми насекомыми и другими опасными животными. Им приходится жить под угрозой насилия со стороны чужаков, которые вторгаются на их землю. Когда я приезжаю к ним, мне живется намного легче, чем индейцам, но я все равно понимаю, что мне есть из-за чего волноваться. И интересно, что я и правда волнуюсь, а они нет.
Я никогда не слышал от индейца пираха, что он беспокоится. На самом деле, насколько я могу судить, в языке пираха нет слова «беспокойство». Одна группа исследователей, приезжавших к пираха, — психологи с кафедры нейробиологии и когнитивистики Массачусетского технологического института — отмечали, что не видели народа счастливее, чем пираха. Я спросил их, как можно проверить такое утверждение. Они ответили, что можно, например, измерить время, которое индейцы в среднем проводят смеясь и улыбаясь, а затем сравнить с тем, сколько минут проводят в этом состоянии люди из других стран — те же американцы. Они предположили, что в этом пираха намного опередят кого угодно. За последние тридцать лет я изучил более двадцати изолированных племен в Амазонии, и это необычное довольство жизнью проявилось только у пираха. Многие другие, кого я исследовал, если не все, намного более мрачны и погружены в себя, разрываясь между желанием сохранить свою культурную самостоятельность и приобретать товары из внешнего мира. У пираха этой раздвоенности нет.
Исходя из всего моего опыта общения с индейцами пираха, я думаю, что мой коллега из института был прав. Пираха — необычайно счастливые и довольные жизнью люди. Я, пожалуй, даже готов утверждать, что индейцы пираха счастливее, здоровее и лучше приспособлены к окружающему миру, чем любой мне знакомый христианин или просто верующий человек.
Благодарности
Я бы хотел сказать спасибо тем, благодаря кому мне было о чем написать, и тем, благодаря кому я смог написать эту книгу. В первую очередь я благодарен народу пираха. За эти десятилетия они научили меня многому. Их острый ум, красота, терпение и верная дружба, их любовь ко мне и моим родным изменили мой мир к лучшему.
Далее, я хотел бы поблагодарить сотрудников Бразильского национального фонда по делам индейцев (ФУНАИ) в Порту-Велью, особенно сеньоров Османа и Ромулу, за многолетнюю поддержку моих исследований. Осман и я начали работать с амазонскими индейцами примерно в одно и то же время. Меня всегда восхищала его абсолютная преданность делу индейских народов.
Моя первая жена Керен была со мной почти все те годы, о которых я здесь пишу, и я благодарю ее за эти воспоминания. Шеннон, Кристин и Калеб помогли мне пройти через все испытания живым и здоровым. Без моей семьи не было бы всего того опыта и тех уроков, которые я описал в книге. Изменения, описанные в главе 17, сказались на наших взаимоотношениях, но, как справедливо говорит апостол Павел, любовь превыше прочих чувств.
Стив Шелдон, служивший миссионером у пираха передо мной, много лет помогал мне и как друг, и как администратор миссии. Начиная со знакомства с пираха столько лет назад и далее, когда он набирал на машинке мою диссертацию и переписывался со мной по самым разным вопросам более тридцати лет, — всю помощь Стива даже не перечислить. В особенности я хочу поблагодарить его за пример, который он и первый миссионер к племени пираха Арло Хайнрикс показали в общении с «прямоголовыми». Многие в племени до сих пор вспоминают, как Арло охотился для них и кормил их во время эпидемии кори в начале 60-х. Старики говорят, что это Арло и Стивен спасли народ пираха. Я надеюсь, что медицинская помощь, которую я оказывал индейцам пираха в эти годы, хотя бы немного возместила их неоценимый вклад в мою жизнь и что дети, которые могли умереть, но выжили благодаря такой малости, как укол хлорохина или пенициллина, будут вспоминать белого Пао’аиси.
Эта книга не появилась бы без дружеской помощи моих коллег из Университета штата Иллинойс. Я не могу представить себе более теплой и отзывчивой компании на работе. Мои коллеги с кафедры языков, литератур и культур благосклонно терпели мое увлечение этим проектом. Президент университета Эл Боумен не раз вселял в меня столь необходимую уверенность. Декан Гэри Олсон был и остается самым отзывчивым руководителем в моей карьере, неизменно внушая мне оптимизм, и я с огромной признательностью благодарю его за поддержку.
Я также хочу поблагодарить тех, кто помог мне своими замечаниями, прочитав черновик книги или отдельных глав. Многие из них оставили настолько детальные замечания, что без их помощи эта книга вышла бы значительно хуже: Манфред Крифка, Шеннон Рассел, Кристин Диггинз, Линда Эверетт, Митчелл Мэттокс, Майк Фрэнк, Хайди Харли, Джинетт Сэйкл, Тед Гибсон, Роберт ван Валин, Джефри Паллем, Кормак Маккарти, Ч. С. Вуд и Джон Сёрль. Вклад декана Дэвида Брамбла, в прошлом моего руководителя в Университете Питсбурга, значительно превысил даже обязательства, накладываемые давней дружбой. Он предлагал исправления с юмором и прямотой, и они помогли мне многое в этой книге выразить яснее.
За последние двадцать пять лет мои исследования языков Амазонии поддерживали Национальный научный фонд, Национальный фонд гуманитарных исследований, Европейский Союз (по гранту «Описание структурной сложности человеческого языка»), Совет по гуманитарным исследованиям и Совет по социоэкономическим исследованиям Великобритании, а также Фонд научных исследований штата Сан-Паулу. Благодарю все эти учреждения за возможность использовать деньги бразильских, европейских, британских и американских налогоплательщиков для исследования исчезающих языков Амазонии.
Фотограф журнала «Нью-Йоркер» Мартин Шеллер проявил невероятную щедрость, разрешив использовать в книге его фотографии индейцев пираха. Постоянный автор журнала Джон Колапинто оказал мне помощь косвенно, задав высокий образец мастерства в своем описании моей жизни в племени пираха. Работая над книгой, я много раз черпал вдохновение в «бессмертной прозе» Джона.
Мой редактор в издательстве «Пантеон» Эдвард Кастенмайер щедро уделял мне свое время и многократно обсуждал со мной текст книги, всегда стараясь помочь мне лучше описать жизнь пираха и высветить их максимально ярко. Мой редактор в «Профайл букс» Джон Дэви также предложил множество полезных замечаний и не раз подбадривал меня, пока я писал книгу.
Наконец — хотя это самый важный человек — я хотел бы поблагодарить своего агента Макса Брокмана. Именно Максу принадлежит идея, без которой эта книга не состоялась бы. Его уверенность убедила меня, что этот труд мне под силу.