И вот во внушительных размеров конференц-зал табачной фабрики пришли человек двадцать — все, кто откликнулся на размещенные объявления. Не густо, да ладно. Посмотрим, что можно вылепить. Поль намекал на повышение, возможно, на перевод в главный офис на солнечном берегу Атлантики.
Нонне менеджер табачной фирмы напомнила институтскую преподавательницу по сценической речи или проповедницу религиозной секты, куда однажды совершенно случайно их с подругами задуло попутным ветром. У женщины был ровный, хорошо поставленный голос, нарочито доброжелательная улыбка, призванная означать — я одинаково люблю вас всех, дети мои. И где их этому учат? Рядом с ней несколько стендов с изображением сигаретной пачки — в профиль, фас и в разрезе. Подозрительные графики динамики раковых заболеваний и разные варианты продвигаемой на рынок марки сигарет — легкие, средние, крепкие.
— Наша табачная фирма, — мягко, но внятно начала Валентина, — обеспечивает не только качество, но и эстетическую ценность продукции. То есть вы можете не быть курильщиком, но как элемент имиджа вы просто обязаны иметь пачку сигарет нашей марки.
Аудитория недоуменно переглядывается.
— Простите, вы что, хотите прорекламировать пачку? — спрашивает Нонна.
— Хороший вопрос, — благосклонно кивает Валентна и обводит театральным жестом всех присутствующих. — Вы задавайте, кстати, вопросы.
— А можно стрельнуть покурить? — раздается голос из зала.
Валентина не реагирует. «И где их учат не слышать то, что не хочется?» — думает Нонна. Но женщина все же сбилась. Она притронулась кончиками пальцев к виску, пытаясь вспомнить, на чем остановилась.
— Пачка, — напоминает Нонна.
— Пачка! Конечно, пачка! — обрадовалась Валентина. — Мы рекламируем бренд. Но это бренд… который олицетворяет товар, действительно отличающийся от товаров конкурентов. Качество табака…
— Простите за занудство, но вы как-то виляете. Я спрашиваю вас о пачке.
— Да что тут неясного? — закричал юноша, почти подросток, который старательно записывал в новенький блокнот каждое слово Валентины. — Вы хотите, чтобы мы занялись разработкой рекламной кампании ваших сигарет.
В зале послышался смех.
— Странно, — отозвался девичий голос. — А нам показалось, что нас сюда позвали презервативы рекламировать.
— Да как вы смеете?! — запротестовал подросток. — Я четыре года учился этому!
— Ну и молодец!
Валентина продолжала вежливо улыбаться.
— Тихо, тихо, дамы и господа… Нам всем ясно, о чем идет речь.
Нонну вообще-то беспокоило, как она выглядит со стороны. Не дурой ли кажется, не назойлива ли? Но ей необходима была эта работа. Голод не тетка. И она снова допытывается:
— Если мы рекламируем внешние качества пачки, то это одно, а если качество табака — то другое.
— Рейтинг продаж доказывает, что внешний вид пачки, ее цена и качество крайне важны для той целевой аудитории…
Ну почему они всегда виляют? Ведь Нонна не покупать явилась эти их вонючие сигареты. Разве нельзя сказать прямо: «Ребята, придумайте что-нибудь! Сигареты наши — отрава. Но всем нужно жить».
— А кому вы собираетесь ее продавать?
— Мужчинам и женщинам в возрасте…
— От двенадцати лет до самой кончины, — прерывают ее из зала.
Но Валентина вдруг взбунтовалась:
— Если вы полагаете, что неэтично рекламировать табачные изделия, можете уйти.
Однако, как ни странно, никто не вышел. Работа нужна была многим.
— Это новая марка, и мы ждем от вас новых предложений.
Перед тем как явиться сюда, Нонна залезла в интернет и теперь решила блеснуть эрудицией:
— Знаете ли вы о том, что подавляющее большинство сортов табака похожи друг на друга, как будто собраны на одном поле. Ваш табак чем-то отличается от остальных?
— Это вы должны придумать, чем, — усмехнулась Валентина. — Табачная фабрика выпустила новую марку сигарет «Властелин» и решила провести рекламную акцию своей продукции. Но обычные рекламные пути показались фирме неэффективными, и рекламный отдел компании объявил тендер на самый оригинальный способ рекламы.
Ну что ж, можно подумать. Это ведь не сложнее, чем пьесу написать. Нонна бредет по Невскому. В витринах магазинов она рассматривает надменных манекенов с выпученными глазами в ярких тряпках. Самая дорогая одежда выглядит неброско и напоминает хирургическое облачение. В самых дорогих магазинах — безголовые манекены. Руки и ноги на месте, а голов нет. Надо будет спросить у Юльки, почему.
Подтянутый молодой человек распахивает дверцу машины перед высокой тонкой, как прут, девушкой. Та садится в автомобиль, вернее, вползает в него как змея. За ней, за девушкой-змеей, в салон вползает ее бесконечно длинная нога, которая все длится, длится и длится бесконечно высоким каблуком. Машина уезжает, окатив Нонну грязью.
Нонка часто ругала себя за то, что обращала внимание на жанровые сцены. Она могла часами наблюдать за посторонними людьми. Что-то в ее голове записывало впечатления, бесстрастно, как кинокамера. Но потом, отматывая назад это «киноленту видения», она давала характеристики, делала выводы, проявляла собственное отношение к происходящему. Вот карманник поживился у зазевавшегося иностранца, вот таксист высадил толстуху с тяжелой сумкой, вот мужчина вышел из ресторана и разговаривает по мобильному телефону:
— А вот теперь слышно. У них тут в Питере гранит везде. Гранит сигналы гасит. И секретаршу мне дали — дура дурой. Неделю в одном пальто на работу ходит. Я ей говорю, стыдно, мать, в твоем возрасте одно пальто иметь. Вот тебе пятихатка, поди купи. Обиделась, заявление подала. Сколько лет ей? Не знаю, лет тридцать — тридцать пять.
Соня и Юля ждали Нонку у Лосевой. Грохотала музыка. Группа «Фюзеляж» во главе со своей солисткой Терезой Обломовой пела о любви. Но о любви не совсем традиционной — к самолетам, торпедоносцам, ракетам наземного базирования и системы «земля — воздух». Соня морщилась, а Юля трясла головой в такт музыке. Вообще-то она была занята серьезным делом — раскладывала на столе деньги тремя небольшими стопками. В основном десятки.
— За мобильный телефон, на бензин, коту на мясо… Телефон, на бензин, на мясо… Телефон, бензин, мясо…
— Странная какая-то картина мира получается. Какая-то скособоченная, — говорит Соня. — Я вот знаешь о чем думаю? Я женщина-прораб. Украшаю гипсовыми завитками дома богатых людей всяких. Так?
— Так… Бензин…
— Ты украшаешь тела знаменитостей… Так?
Юля кивает:
— Мясо…
— Наш Ноник украшает их досуг. Так?
— Сбилась из-за тебя!
Юля начинает заново раскладывать свой «пасьянс». Соня с жалостью наблюдает за подругой.
— Я наконец хочу понять, когда мы сами вольемся в ряды богатых и знаменитых?
Юля замирает с очередной десяткой «на бензин».
— А надо тебе это?
Она замечает за стеклом Нонну, которая машет им со стороны Невского.
— Вон Нонка идет. На кота, на бензин, на мобильник…
— Привет, девочки. Чем занимаемся?
— Изучаем новый вид пасьянса. Называется: «Как прожить в Питере на три рубля в день?» — объясняет Соня.
Юля продолжает бормотать про мясо, бензин и мобильник.
— Невозможно прожить, — Нонна относится к проблеме бедности чрезвычайно серьезно.
— Тоже мне новость, — отзывается Юля. — На мобильник, на кота, на бензин…
— Тут тебе только на чай хватит.
Юля хмурится. Опять ее сбили, а она ведь хотела поработать с персональным бюджетом. В кои-то веки занялась планированием, а эти так называемые подруги путают и мешают.
— Какой чай?
— Я имела в виду «на чай» официанту в ресторане.
Путают, мешают и обижают! Юля презрительно фыркает.
— Я не хотела тебя обидеть. Извини. Может, ты подпольная миллионерша?
— Я перспективная миллионерша. Я наследница капитала.
— Только ждать, пока твоя мама даст дуба, не очень хорошо, — говорит Соня, чей девиз: «Родители — это святое!».
— А я, девочки, — Нонна решает поделиться наболевшим, — услышала тут, что в нашем возрасте стыдно одно пальто иметь. У тебя сколько? — спрашивает она у Юли.
Юля подсчитывает запасы верней одежды:
— Штук пять… или шесть… может, десять…
— Так, ладно, ты не показательный пример, ты — модельер с упакованной матерью… А у тебя?
Соня знает счет своим вещам:
— Два! Черное и… черное. Одно длинное, другое…
— Короткое! — смеется Юля.
Музыка в кафе становится все громче. Уровень звука напрямую зависит от количества молодежи в кафе. Но тут Лосева бессильна. Была б ее воля, она крутила бы для себя песнопения древних коптов, но бизнес есть бизнес. Кассу делали не три сказочные феи, а сотни подростков, отлынивающих от занятий. Соня знает это. Но если приоритет Лосевой — доходы, то Сонин — эстетический вкус. И она хватает за руку проходящую мимо официантку:
— Девочки, а можно потише музыку сделать? Сил нет слушать эту пэтэушницу с надтреснутым голосом!
— Ты ничего не понимаешь! — возмутилась Юля. — Это рок.
— Да, это рок, витающий над русской культурой, и бороться с ним невозможно. Рок всегда начинает и выигрывает.
— Ноник, скажи ей, что это классно.
— Что?!
Юля показывает пальцем куда-то в воздух.
— «Фюзеляж»!
Нонна задумчиво произносит:
— Деталь самолета. Семь букв.
— Группа «Фюзеляж», — отвечает Юля.
— Неплохо, неплохо. Городской романс.
Юля со значением смотрит на Соню.
— Поняла?
Соня пожимает плечами.
— Вкусы у нас разные — это факт.
Соня дергает Юлю за рыжие волосы. Нонна глядят на белую шапку сливок над своим кофе.
— А у меня одно, — неожиданно говорит она. — Пальто, я имею в виду. Да, подруги-то мы подруги, а…
Нонна замолчала. Смутный призрак идеи для рекламы сигарет «Властелин» защекотал в носу. Свои идеи Нонна всегда сначала чувствует как запах. И она замирает с чашкой в руке.
— А табачок врозь…
— Какой табачок? — забеспокоилась Соня.
На подругу, конечно, накатывало изредка. Но в основном Нонна была женщиной уравновешенной. А теперь она отрешенно зачерпывала ложкой белую пену сливок и отправляла в рот.