урицей.
— Очень хорошо относится.
— Очень ласково. Интересно, а как он меня называет? — интересуется Юля.
И Соня честно отвечает:
— Лучше тебе этого не знать.
— Козел.
— А твой Коррадо — зануда.
— Спора не получится. Он же иностранец! Все иностранцы — зануды, — радостно говорит Юля. — Все, все, все. Мир, дружба, жвачка! Мы нашли общий язык.
Но теперь Соня демонстрирует характер.
— Жвачка! У тебя только жвачка!
У Нонки начинала болеть голова. Подруги так тарахтели, что она уже не понимала, кто на кого нападал, кто от кого защищался.
— Не ссорьтесь, девочки! Сонь, зачем нам женихи? Какие женихи? К чему ты это все рассказываешь? У меня времени совсем мало. Мне работать еще сегодня — расписывать рекламные ролики для радио.
Точно! Работать. Зарабатывать деньги. Она ведь с этим пришла. Конечно, она с этого и начала, но Лосева со своим интересом к женихам сбила с толку.
— Ноник, я к тебе с деловым предложением, — заявляет Соня.
Нонна впервые проявляет хоть какой-то интерес к тому, что рассказывает подруга.
— Ноник, она хочет тебя продать миллионеру, — предположила Юля.
— Дурочка! Сама-то поняла, что сказала? — Соня хватает Нонку за руки, пытаясь привлечь ее внимание. — Там можно заключить договор и вписать к себе иностранца.
— Вписать?! Как это?
— Вписать — значит поселить на время. Допустим, сдаешь ты угол иностранцу за весьма существенную плату, а он про тебя диссертацию пишет.
— Про меня?!
— А ты думаешь, что недостойна? — спрашивает Юля.
— Про твой быт, — уточняет Соня.
— Не надо! — просит Нонна.
— Надо, надо.
Нонна и Нина Афанасьевна прекрасно дополняли огромное, во всю стену, панно «Амур и Психея». Время от времени через зал, громыхая бодрыми старческими ногами, проходили группы иностранных туристов под руководством громкоголосых гидов.
Нина Афанасьевна с достоинством комментирует:
— Итак, вы видите, какую важную работу мы выполняем. Мы связываем мир Запада с миром…
— Востока? — робко подсказывает Нонна.
— Совершенно верно. И некоторые из наших гостей — люди удивительного свойства. Они хотят узнать не парадную, фасадную красоту России, а как бы это выразиться…
— Исподнего захотелось?
— Нонна… — Нина Афанасьевна заглядывает в бумажку. — Владимировна, не так. Совсем не так. Это люди, которые хотят узнать, как мы живем, как мы думаем…
Нонна понимает:
— Шпионы.
Нина Афанасьевна мягко возражает:
— Исследователи, неуспокоенные души.
— Живые мертвецы.
Нина Афанасьевна уточняет:
— Люди, бросающиеся в самое пекло событий.
— Экстремалы.
Но Нину Афанасьевну с мысли не сбить. На своем веку она повидала всех, кого упомянула Нонна, — и шпионов, и экстремалов, и даже живых мертвецов — к ним легко можно было причислить древних, но любопытных стариков из Новой Зеландии, приехавших вчера за впечатлениями и невестами.
— Так что вы подумайте, согласны ли вы поселить у себя дома одного из таких людей?
— Я согласна. Только знаете, я не хочу, чтобы обо мне писали диссертацию. Я не подопытный кролик. Пусть это будет не ученый.
— Мы подберем вам кого-нибудь другого.
— Что я должна для этого сделать?
— Подпишем договор, в котором вы обязуетесь кормить, поить и ублажать…
Нонна испуганно вскидывает голову, и Нина Афанасьевна вынуждена поправить себя:
— Не волнуйтесь, я не так выразилась. Вы должны всячески ухаживать за вашим гостем. Не дать почувствовать себя одиноким, покинутым. Вот, например, недавно приезжал гость из солнечной Андалузии и, представляете, — ногу натер. До крови! Так ему хозяйка компресс делала из лекарственных трав, произрастающих на труднодоступной горной территории Тянь-Шаня. Расстались лучшими друзьями.
Нонна решила, что она сможет оказать первую медицинскую помощь. У нее дома тоже есть травы, собранные южными родственниками на труднодоступных склонах Кавказа. Она подумала еще пару дней, посовещалась с Араксией и вернулась в Дом дружбы народов. Нина Афанасьевна длинной указкой отметила место, где должна расписаться Нонна, и та подписалась под внушительным договором. От обилия информации Нонна слегка отупела, и Нине Афанасьевне пришлось повторять:
— Значит, еще раз. Дональд Донован.
Нонна кивает.
— Из Вашингтона, — напоминает Нина Афанасьевна.
Нонна заученно повторяет:
— Из Вашингтона.
— Работник свободной профессии.
— Бездельник, — обреченно понимает Нонна.
— Художник, — уточняет Нина Афанасьевна.
Нонна неопределенно роняет:
— Посмотрим.
Нина Афанасьевна напоминает:
— Вы подписались под тем, что обязуетесь обеспечить его пансион в течение десяти дней. Помните, вы подписались!
— Кажется, кровью.
Она уже жалеет о содеянном, но Нина Афанасьевна пододвигает Нонне объемный конверт с деньгами.
Юлька, как самая знающая про всякие заграницы, авторитетно заявила, что если этот самый Дональд Донован живет в Вашингтоне, то почти наверняка он — служащий Госдепартамента. Соня, решив, размечтаться по полной, предположила, что он на короткой ноге с президентом Америки. Нонна не была уверена, что это характеризует будущего гостя с лучшей стороны.
— Говорят, он художник, — вяло отозвалась она. — А может, все-таки он из Колумбийского университета, а? Профессор литературы. Почему нет?
— Будешь с ним о Набокове разговаривать, — мечтательно произнесла Соня.
— Из Набокова я помню только: «Шла такса, цокая по асфальту нестрижеными когтями», — ответила Нонна.
— Может быть, ты понравишься ему, и он захочет на тебе жениться, — фантазировала Юля. — А ты будешь сопротивляться и говорить, что отдана другому.
— Главное, Юлька, чтобы он ей понравился, — уверенно сказала Соня. — Тогда она возьмет свою судьбу в свои руки и женит его на себе.
— Не путай, Сонечка, меня с собой.
— Ноник, а ты английский язык знаешь? — спросила Юля. — У них там в Вашингтоне все с южным акцентом говорят.
— А разве Вашингтон на юге? — удивляется Нонна. Она довольно четко представляет себе карту Америки — изучила, пока ждала Федора.
— Скажем так: на юго-востоке, — уточняет Соня. — Там живет семьдесят два процента черных.
И откуда Соня это знает? И почему они там скучковались? Вероятно, так исторически сложилось. Нонна не спорила с закономерностями исторического процесса. Ее интересовала метафизика жизни.
— Ладно, разберемся. Я знаю армянский хорошо, французский так себе, английский хуже, чем так себе. Пусть этот лиловый негр мне подает манто. Пусть по-русски учится понимать.
— Да вы, милочка, расистка! — иронизирует Соня.
Нонна смущенно оправдывается:
— Соня, ну как ты могла такое подумать? Какая разница, какой цвет кожи? Лишь бы человек был хороший.
— И не шпион, — веселится Юля и звонким пионерским голосом запела:
Коричневая пуговка лежала на дороге.
Никто ее в коричневой пыли не замечал.
По этой по дороге прошли босые ноги,
Босые загорелые протопали-прошли…
— Шпион — это, между прочим, профессия. К человеческим качествам это никакого отношения не имеет.
Но подружки уже поют вдвоем — Сонино сопрано отлично поддерживают Юлькин колокольчик:
Четвертым шел Алешка из первого отряда.
Четвертым шел Алешка и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, никто не знает точно,
На пуговку Алешка ногою наступил.
— Разве шпионы не могут быть хорошими людьми? — не унимается Нонна.
Он поднял эту пуговку и взял ее себе,
И вдруг увидел буквы нерусские на ней.
К начальнику заставы ребята всей гурьбою,
Свернув, свернув с дороги — скорей, скорей, скорей.
— Любить жену и детей?
«Рассказывайте точно», — сказал начальник строго
И перед ними карту широкую раскрыл.
В какой-такой деревне и на какой дороге
На пуговку Алешка ногою наступил?
— Вот Штирлиц, например!
Четыре дня искали, искали всей границей.
Четыре дня искали, забыв покой и сон.
В деревне повстречали чужого незнакомца,
Сурово оглядели его со всех сторон.
— Девицы! Как же Штирлиц?
А пуговки-то нету у правого кармана,
И не по-русски сшиты широкие штаны,
А в глубине кармана — патроны для нагана
И схема укреплений советской стороны…
— А Рихард Зорге? Абель? Красная капелла, наконец. Они были хорошими людьми!
Вот так шпион был пойман на западной границе.
Никто на нашу землю не ступит, не пройдет.
А пуговка хранится в Алешкиной коллекции,
За маленькую пуговку — ему большой почет.
— Как же давно я не слышала эту песню! Девочки, я немного побаиваюсь этого иностранного гостя.
— Не горюй, Нонка. Если что, мы твоего Донована выведем на чистую воду и сдадим властям, — в приступе патриотизма говорит Юлька и возвращается к реальности: — У кого есть жвачка?
— Начинается, — сетует Соня.
— У меня есть. — Нонна копается в сумке. Из нее звучно выскальзывает конверт с деньгами и падает на пол. Нонна находит жвачку и протягивает Юле, а Нонкина нога случайно заталкивает конверт под водительское сиденье.
— А если серьезно, то в общении с иностранцами главное помнить: все, что ты знала о них до сих пор, — набор стереотипов и дурацких мифов.
— Ага, включая и то, что иностранцы — зануды, шпионы и козлы, — насмешничает Соня.
— Ладно, ладно. Мы же серьезные девушки.
Это катастрофа! Если инфернальщик Эдуард легко простил им потерю своих денег, загипнотизированный красными Юлькиными волосами и их слезливым трио, то эта пропажа грозила полным финансовым крахом. Ведь в итоге цель Эдика была достигнута — песня Гаврика Лубнина звучала в эфире. То есть потеря камеры и всего прочего была компенсирована тем, что инфернальщику не пришлось тратиться на размещение клипа на музыкальных каналах. Пираты взяли это на себя. Конечно, им всем был нанесен моральный ущерб, но если бы Эдику захотелось, наверняка он смог бы найти обидчиков и наказать. Но что предложить Нине Афанасьевне? Погадать? Станцевать танец живота? Заставить Соньку бесплатно полечить стены храма дружбы народов? Или убедить Юлю сшить ей наряд снежинки для новогоднего карнавала?