— Это Матисс был.
— Ого! — удивилась Юля познаниям инфернальщика.
— Я из хорошей семьи. Я ж докладывал.
— Из хорошей семьи военнослужащих?
— Почему?
— «Докладывал». — Она попробовала показать, как отдают честь в американской армии — от центра воображаемого козырька, резко перед собой и вниз.
— Нет, у меня дедушка в оперетте пел и тетка в балете…
— Поет?
— Не язви.
Эдик кружил Юльку до дивана и, мягко толкнув, усадил.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросил он. — И не только твоя. У твоих подруг то же самое. Вы не умеете говорить мужику «да».
— Ладно, прости, я с мужем вчера наконец-то рассталась. Так что по инерции еще говорю «нет» всем остальным.
— У тебя муж есть?
— Да, был. Коррадо… А я не хочу уезжать.
— Иностранец?
— Да…
— Надо же, как интересно…
— Что тебе интересно?
— Да так… И что вы расстались? Может, помиритесь еще?
— Мы и не ссорились. Просто он хочет, чтобы я переехала туда. А я не хочу.
— А как же любовь?
— Да какая любовь?! Сделка.
— А у меня жена, наоборот, за границу сбежала.
Нет, беседа принимает отчетливо личный характер, а Юля совершенно не хочет знать ни про жену инфернальщика, ни про детей. Одной тетки достаточно. Правда, она чувствует себя немного виноватой после того злополучного эпизода с клипом. И поэтому она мила с ним, и только. Надо сматывать удочки.
— Хочу кофе. Хочу в кафе.
— Пошли в кафе, — легко соглашается Эдик.
Дурень, не с тобой в кафе. К девчонкам своим. Ну да ладно. Еще есть время.
— Сбежим? — насмешливо спрашивает Юля.
— Зачем сбежим? Просто уйдем.
«Какой спокойный человек, — думает Юля. — Не укусить, не ухватить, не обидеть».
— Неромантично как-то, — язвит она. — Как девушке надо предлагать? Убежим на край земли и умрем в один день.
— Ты пропустила — будем жить долго и счастливо.
— Ой, я тебя умоляю. Я в это не верю.
По Юлькиным расчетам, он должен сказать сейчас: «Зато я верю», — и посмотреть на нее долгим волнующим взглядом. Но Эдик потянул ее за руку и подтолкнул к выходу.
— Пошли, пошли. По пути расскажешь, во что ты веришь. Только ты народ в кафе распутаешь. Подумают, что ты кикимора.
— Это ты так думаешь! — возмутилась Юлька и сбилась с высокой ноты флирта.
— Нет, мне-то как раз нравится. Но пойдем лучше отмоем тебя.
— Тогда меня в кожно-венерологический диспансер упекут. Я вся в царапинах.
Они не пошли в кафе. Вернее, собирались, но, рассевшись по своим машинам, вдруг стали спорить, соперничать, доказывать, кто из них главный на дороге. Юлька с таким азартом демонстрировала свои водительские таланты, что Эдик на своем авто, похожем на дачный дом с приусадебным участком, поддался провокации. Мощь была на его стороне, маневренность осталась за Юлькой. Они гоняли наперегонки, хитрили, прячась друг от друга на боковых улицах, выжидали с потушенными фарами и неожиданно возникали, мигнув предупредительными огнями. Снова выезжали на тихий проспект и, вцепившись в рули, давали газу.
Наконец обе машины остановились с дымящимися шинами — одна напротив другой, близко, почти вплотную прижавшись бамперами, как будто для поцелуя. Они выскочили из салонов, выкрикивая на ходу короткие радостные реплики.
— Супер! — кричала Юля.
— Понравилось? — радовался за нее Эдик.
— Просто нет слов!
— У нас каждую неделю этот «stryt rays». Очень пары выпускает из человека.
— Отлично, спасибо тебе.
Юля благодарно, по-дружески обняла инфернальщика, а тот вдруг нежно погладил ее царапину на лице.
— Прости меня…
Она недоуменно пожала плечами и сказала:
— А теперь все-таки в кафе.
Они шли по Невскому и ели мороженое. Юлька даже не заметила, как снова говорили о серьезном. Но говорили легко, необязательно, готовые в любой момент остановиться, изменить тему, попрощаться.
— Вообще я — домостроевец, — заявил Эдик. — Я бы жену дома посадил и все.
— А она взяла бы и не села. Что бы ты делал?
— Ну, не знаю, что бы я делал… Зачем жене богатого человека работать?
— Творчески реализовываться.
— Чего-чего?
— Ну, самореализация… Слыхал?
Юльку не покидало ощущение, что Эдик чего-то не договаривает. Как будто видит, что у нее к губе пристал капустный лист, но не решается сказать. Вот и сейчас он набирает воздуху в легкие, чтобы ответить, но Юля его опережает:
— Прости, ты из хорошей семьи. Забыла. А ты богатый?
Эдик неопределенно машет рукой.
— Мне кажется, что я бы отдала, вернее, могла бы отдать мужчине свободу и независимость, будь она неладна, только мужчина должен быть… о-го-го! Понимаешь?
Эдик так же неопределенно пожимает плечами.
— А как представлю, например, что мне придется весь образ жизни поменять!.. Нет, не могу. Собственно, уже не смогла.
— А может, все впереди?
Он обнимает ее. Они стоят как раз напротив витрины кафе Лосевой. Сквозь большое окно видно подруг. Вот они, здесь, за стеклом, смотрят на них. На вытянувшихся лицах — крайняя степень удивления пополам с глубоким ступором.
— Только давай туда не пойдем, — тихо просит Эдик, но Юле почему-то хочется все сделать наоборот, и она призывно машет Нонне и Соне.
Те в ответ почти синхронно, как члены Политбюро с Мавзолея, тоже приветствуют ее. Юля, в который уже раз за этот вечер, отстраняется от Эдика и задумчиво смотрит на подруг.
— Неужели мне придется порвать с ними, если вдруг я выйду замуж по-настоящему?
Он заторопился, попрощался сумбурно и ушел.
Юля врывается в кафе, садится на привычное место и спрашивает:
— Ну, рассказывайте, чего замолчали?
Соня и Нонна удивленно переглядываются. По законам жанра вроде бы именно Юля сейчас должна что-то рассказывать.
— Что рассказывать?
— Про игру «Пожалейте палача». Мне интересно.
Соне гораздо интереснее послушать, как ее близкая подруга дошла до прогулок с инфернальщиком. Но Соня — художник в душе. Она гордится своими творческими идеями. Поэтому с готовностью, будто только и ждала приглашения, делится креативным замыслом:
— Все очень просто. Один человек делает гадость. Другой, не дожидаясь суда и следствия, его наказывает. Как-нибудь изощренно, то есть берет на себя функцию палача. Потом всем миром в студии и путем интерактивного голосования решают, кто больше виноват — палач или жертва. Не превысил ли палач своих полномочий и все такое прочее. Таким образом, решается сразу несколько задач. Преступники наказаны, зрители при зрелище. На улицах меньше преступников и потенциальных жертв. Одни нейтрализованы палачами-добровольцами, другие прилипли к телевизорам. Следят за процессом.
Нонна разочарованно надувает губы.
— Сонька, у тебя все самое интересное на поверхности. В названии.
— А ты глубоко прячешь все самое интересное, — обижается подруга. — До тебя докопаться только бурильщик может.
— Представляете, он бурнет, — хохочет Юля, — а из Нонны нефть польется.
— Нефть?
Нонна вздыхает, проявляет самокритичность:
— Хорошо, если нефть. А то ведь пробурит до чего-нибудь важного во мне, а оттуда дерьмо полезет.
Но Соня, не выдержав Юлькиной скрытности, решает докопаться до истины не в Нонне — что с той взять, — а до этой рыжей:
— Юлька, да у тебя роман!
— Да, да, да! — кричит Нонна. — Мы все видели. Он обниматься лез.
И девочки пытаются обнять Юльку.
— Не смейте! Без комментариев.
— И Лосева нам про твои боевые раны рассказывала. Это инфернальщик?
— Да нет, у него фантазии на такое не хватит, хоть он и говорит, что он «из хорошей семьи».
— И все кафе в цветах, будто умер кто-то, — говорит Соня.
— Умер мой брак, — радостно кивает Юля.
— Наконец-то!
— Все. Не обсуждаем до завтра, — останавливает их Юля. — Все!
— А он мне нравится, нравится, нравится, — дразнит Соня.
Юля возвращалась домой в абсолютной уверенности, что жизнь прекрасна. Даже если она никогда не узнает, кто этот безумец, что осыпал ее розами до глубоких ран, она все равно ему благодарна. Юлька каким-то необъяснимым образом связала в голове два обстоятельства — тайного поклонника и собственную решимость поправить свою кособокую жизнь. Именно так она и чувствовала. Она кому-то очень нравится, у нее нашлись силы объясниться с мужем и сбить спесь с Воропаева.
Когда под дверью Юля снова обнаружила букет, то уже не изумилась. Было очень приятно, но не удивительно. Соседка, как приложение к цветам, уже была тут как тут, курила и стряхивала пепел в пустую консервную банку.
— Юля, добрый вечер. Я тут жду тебя.
— Привет.
— У меня мышь завелась. У тебя есть? — поинтересовалась соседка.
— У меня кот.
— А, забыла! — хлопнула она себя по лбу а потом показала на букет: — Ну вот. Приходил.
— Вижу.
— Рассказывай.
— Нет. Уж это ты рассказывай. Ты же здесь постом расположилась. Бивуак разбила.
На подоконнике действительно водка-малек и колечки твердокопченой колбасы в блюдце.
— Пропустила, — повинилась соседка. — Просто пропустила. Телефон зазвонил, я и ушла.
— Ну вот. А должна была бдеть.
Еще за дверью Юля услышала телефонный звонок. Он, конечно, простуженно хрипел после вчерашнего, но слышно было хорошо.
— Алло?
— Юля, я хотел сказать… — это был Эдик.
— Прости, что я так ушла, — сказала Юля. — Но я хотела к девчонкам.
— Ничего, — коротко ответил он. — Слушай, ты мои цветы получила?
— Твои?!
— И коала моя…
— И розы с крыши твои?!
— Прости… Я не знал. Я первый раз такое заказывал. Придурок тут у меня один вертится, говорит: «Исполню любые желания…» У него такая фирма, понимаешь?
Юля смеется в голос.
— Эдик… Смешно… Я-то думала, тайный поклонник у меня…
Она хохочет и кладет трубку. Вот дела! Нет, это надо обсудить с подругами или по крайней мере с одной из них. Юлька схватилась за телефон.