Соня зевает:
— Какой самолет?
— «Боинг». Санкт-Петербург — Нью-Йорк.
Соня окончательно просыпается и садится на кровати.
— Я заметил, я не могу быть без тебя долго, — говорит он, глядя в окно. — Даже когда ты в душе, это для меня долго. Я чувствую уже себя одиноким без тебя. Я считаю минуты. Я знаю, сколько ты моешься. Я никогда так не чувствовал.
— Дай сигарету… Сколько у нас осталось времени?
— Думаю, что вся жизнь.
Соня усмехается. Она знала, что сказка кончится. Для нее это не удар, не потрясение. Она взрослая женщина. Он ничего не обещал. Он не использовал ее, как остальные. Она справится. Надо заучить эти фразы и повторять, как пионерскую речевку.
— Во сколько самолет?
— В двенадцать.
— Подожди, а как же стройка? Ты ведь приехал делать заказ?
— Я приехал искать тебя.
И это правда.
— Как-то все очень быстро. Тебя там ждут? Жена? — спрашивает Соня.
Добруша тушит сигарету в пепельнице, садится рядом с Соней и обнимает.
— У меня есть жена далеко, в Америке. Но она меня уже давно не ждет. И я ее уже давно не жду… Меня там ждет мой бизнес. Поехали со мной.
— Я не могу. У меня дочь и… и… муж. Который объелся груш.
— Не понял, — спрашивает Добруша, искренне беспокоясь, не за бестолкового Жорку, конечно, а за свою Соню. — Не понял, что с мужем? В больнице?
— Лучше бы он был в больнице.
— Хочешь, бери дочку, мужа, бабушку, дедушку, маму, папу. Бери всех с собой. Только будь рядом.
— Не надо врать. Я уже люблю тебя…
— Соня, я не шучу. У меня все есть. Никто не будет голодать. Ты можешь мне верить. Я не могу без тебя. Бери всех, только будь рядом.
— Но так не бывает.
— Но пусть так будет.
— Я не готова, я так не умею.
— Сколько тебе нужно времени, чтобы ты научилась?
— Я не знаю.
— Я знаю.
Он достает портмоне, вынимает чековую книжку и еще какие-то бумаги, что-то торопливо пишет. Соня глядит на шрам чуть выше переносицы и думает, что в детстве он упал с велосипеда. Плакал. Его утешала бабушка, мама и няня. А отец, наверное, сказал: «Нужно быть мужчиной. Мужчины не плачут!»
— Как твоя фамилия?
— Сквирская.
Добруша оторвал чек и протянул Соне.
— Это тебе. Пойдешь в банк. У тебя не будет других проблем, и ты будешь все время думать.
Соня заглядывает в чек, и брови смешно ползут на лоб.
— Ты что? С ума сошел?
— Я еще не все сказал. Надевай каску.
— А что, сейчас будет обвал в горах?
— Хуже. Сейчас будет Добрик.
— Добрик — это когда много добра?
— Да, и любви.
— Ты… ты… ты… забери чек… вот он.
— Соня, это подарок.
За столиком Нонна и Юля, обе с сигаретами. На полу большая черная спортивная сумка. Они не отрываясь смотрят на сумку и на чьи-то ноги, торчащие из-под стола.
Юля шепотом спрашивает:
— Ну, что, будим Соньку?
Нонна заглядывает под стол. На ее коленях — голова Сони. Она спит.
— Пусть еще поспит! Почти сутки прорыдала.
— Слушай, сегодня официальный ответ должен прийти с фестиваля этого. Но мне по секрету сказали, что Жоркин фильм, ну, господи, как он называется-то?! «Кто я? Что я?», успешно прошел первый тур.
— Да и фиг с ним. Нам сейчас не до этого.
На Добрушины деньги было решено открыть магазин. И место подходящее было — рядом с «Инферналом». Подруги еще не решили, что будут продавать, но уже бились над названием.
Нонна предложила:
— «Добруша». Как же еще? В честь благодетеля.
Соня приоткрыла один глаз.
— Тогда буду рыдать всю жизнь. Ну что, пишем?
Соня наконец садится рядом с подругами.
— Она к нам возвращается! — кричит Юля. — Она возвращается!
— Пишем, пишем. Доставайте талмуд.
«Любовь прекрасна. Она бескорыстна и безгрешна. Ночи, проведенные с любимым, нежны и мимолетны. Счастье есть. Это уже аксиома, в которую стыдно не верить. Но! Избавимся от предрассудков. Если вы думаете, что любовь и деньги несовместны, обратитесь к нам, мы вам расскажем историю…»
Глава 11ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
Неожиданно Юля перестала себе нравиться. Уже битый час она, голая, стояла в ванной и рассматривала свое отражение, подставляя зеркалу то один, то другой бок. На спине и предплечьях ящерицами извивались татуировки. На пупке висело тонкое серебряное кольцо. В носу поблескивал небольшой алмазный камушек. Юля хорошо знала свое тело, украшала его, тренировала, одевала в хорошие вещи. Ее тело нравилось тем, кто занимался с ней любовью — мужчинам и парочке женщин. Ее тело любил Эдуард. Проблема оказалась именно в нем.
Из-за двери раздается голос Эдика.
— Рыжая, ты что там застряла?
Юля берет себя за кончики торчащих во все стороны волос и приподнимает их.
— Я рыжая моль… Я летучая мышь…
— Чего?!
— Я говорю, что я ужас, летящий на крыльях ночи…
— Ночью? — не расслышал Эдуард и уверенно оповестил: — Было хорошо.
Юля меланхолично согласилась:
— Хорошо.
— Да открой, чего ты там заперлась.
— От ужаса. Смотрю на себя, и страшно делается.
— Да? А мне нравится.
— Нравится?
Она поворачивает замок в дверях и выходит из укрытия.
— Недели через две мой муж приедет и ну как не даст развода. Вот весело будет.
— А я его убью, и он даст развод.
— Когда ты его убьешь, он уже не сможет дать развод.
— Ты будешь вдова. Вдовы привлекают мужчин, — говорит Эдик и целует ее в нос, лоб и глаза.
— Интересно, почему?
Эдик пожимает плечами.
— Не знаю. В журнале прочитал. Честно.
— Ладно, вали на свою биржу.
— Я не на биржу. Я сначала в «Инфернал» заеду.
— Ну, вали в свой «Инфернал», а я пока тут пострадаю.
— А о чем страдать-то собираешься? Про мужа-то мы договорились? В случае чего — убьем. Рыжая, ты не страдай.
— Вот в том-то и дело! О несовершенстве бытия! Я ведь не рыжая.
— Рыжая, я же вижу.
И Юля выпаливает страшную правду:
— Я крашеная, крашеная, крашеная.
— Ну и что? Тебе идет, — говорит Эдик, немного удивленный ее реакцией.
— Все какое-то фальшивое в моей жизни, картонное, — причитает Юля.
— Рыжая, прекрати истерику. Ты на машине как мужик гоняешь, а тут чего? Значит так. Девятое мая завтра. Поедем ко мне на дачу деда поздравлять.
— На дачу?
— Ну да.
— Ты деда с Днем Победы поздравляешь?
— А что такого?
— Ты ж говорил, что он в оперетте пел.
— Пел. С агитбригадами до Праги дошел.
Эдик тянет ее к себе.
— Иди ко мне, рыжая.
Он целует Юльку так нежно, так осторожно, будто ничего более хрупкого не держал в руках.
На небольшом столике в кафе Нонна раскладывает пасьянс. Задуманное не сходилось, и потому карточный «хвост» заполняет все пространство. Юля и Соня сиротливо держат в руках чашки и пьют кофе «на весу».
— И тут он в «Инфернал» уже не успел… Ну, я про это рассказывать не буду…
— Почему? — запротестовала Соня. — Это самое интересное.
Нонна, не отрываясь от своего важного дела, пихнула Соньку под столом ногой.
— Поехал сразу на биржу. Пригласив, между прочим, на дачу.
Соня вздыхает и мечтательно смотрит через витрину на шумный Невский проспект. У Нонны сложилась наконец одна из карточных комбинаций, и на столе образовалось место. Воспользовавшись этим, Юля поставила свой кофе, решив, что уже можно использовать столешницу по назначению. Нонна легко ударила ее картой по руке, и Юля смиренно подняла чашку.
— Ну что, на дачу поедете? Сто лет не была на даче.
Нонна отрывается от карт и иронично смотрит на подругу. Юля смеется.
— Вот порода… Нет чтобы сказать: Юля, подруженька, я тоже хочу на дачу с тобой поехать, но я понимаю, что это неловко, что это лишнее, потому что у тебя любовь-морковь, а я и без дачи перебьюсь, как, собственно, перебивалась уже последние лет двадцать.
— А что я такого сказала?
Нонна возвращается к картам:
— Ничего. И не наше это дело по дачам разъезжать…
— А вы обе поедете, — неожиданно заявляет Юля.
Нонна и Соня озадаченно переглядываются.
— Поедете обе, — повторяет Юля, чтобы было совсем убедительно.
— Это почему?
— Потому что он говорит: «Хочу твоих родителей с моим дедом познакомить». А я говорю: „Я сирота. Папа умер, а мама замужем за рыночной экономикой. Бизнес-леди европейского масштаба. Мне, говорю, Соня вместо отца, а Нонна вместо матери". А он говорит: „Правильно, поедем все вместе, хорошая компания подбирается"».
— Почему это я вместо отца, а Нонна вместо матери?
— Махнемся? Не возражаю.
— То-то.
— Не ссориться, не ссориться! Дача у залива, в Комарово.
— Новые русские, понятно.
— Нет, дача из старых.
Неожиданно Нонна заявляет:
— Я не поеду.
— Почему? — разочарованно спрашивает Юлька.
— Мне за Мишку как-то беспокойно.
— Да ладно тебе. Большой уже.
— Нет, я все равно беспокоюсь, — настаивает Нонна.
— Да почему?! Сколько можно за ним бегать? Нонка, ты поедешь всего на несколько часов.
Юля не против материнской любви. Она против Нонкиных завихрений.
— У меня комплекс. Понимаете? Если мне хорошо, то мне тут же хочется с ним поделиться. Я тут же начинаю испытывать чувство вины, что мне так хорошо, а он, бедный, где-то там мучается.
— Что за чушь? С чего ты взяла, что он мучается? Он найдет чем заняться.
Соня задумчиво качает головой.
— Надо же, у меня с Леркой совсем другие отношения.
— Ну что ты сравниваешь? У тебя совсем другая ситуация. Лера с твоими родителями всю жизнь прожила. Ты ее вообще месяцами в детстве не видела.
— Я работала! — обиделась Соня.
— А я, если ты заметила, ни в чем тебя не обвиняю. Конечно, работала. А мы-то с Мишей все время вместе.
— Хватит. Хватит. Девочки, надо себе позволять! — Юля пыталась вернуться к теме дачи.
— Вот ты себе и позволяешь, — вдруг огрызнулась Нонна, и Юля поджала губы. Подумала, может, объявить подруге временный бойкот, но смилостивилась.