2017 год
Сергей Чебаненко
Волшебное зеркало Кристобаля Хунты
- Стругацкие?! Братья?
- История - другая!
- Совсем уже…?!
- Это… Но… Все мертвецы… - замерли сердца и остановилось дыхание.
Музейный зал.
Рубенс и Рембрандт. Леонардо великого кисть – портрет Чеслава Волянецкого. Вот и Хунта Кристобаль...
Толпа созерцала картину.
- Зеркало истории - эта картина, - сказал гид. - Пролилась кровь!
- А название? «Страх»? - Кто-то шагнул вперед. – «Ужас»?
- «Кристобаль Хунта и чучело».
Гид охнул:
- Коснулись картины?!
- Да… Я не знал… Теперь узнаю!
- Поздно!
Тьма сгустилась.
Картина зашевелилась…
- О!!!
Зашевелилась картина:
- Сгустилась тьма… Поздно узнаю - теперь… Знал – не я!
- Да, картины коснулись… - охнул гид-чучело. – И - Хунта Кристобаль!!!
Ужас!
Вперед шагнул кто-то:
- Страх - название…
- А!!!
Кровь пролилась…
Гид сказал:
- Картина эта - истории зеркало.
Картину созерцала толпа…
Кристобаль Хунта — и вот...
Волянецкого Чеслава портрет – кисть великого Леонардо. Рембрандт и Рубенс.
Зал музейный…
Дыхание остановилось…
И сердца замерли…
Мертвецы все…
«Но это уже совсем другая история».
Братья Стругацкие.
2015 год
Владислав Власеч
Сказание о «Ёсицунэ Минамото»
… но упростить – не значит понять.
Д. Строгов, писатель
В космопорту Пулково Строганова встречал Малянов:
- Как слетали, Борис Николаевич? Как симпозиум?
- Все прошло замечательно, Дима! – Строганов приобнял Малянова. – Симонэ наши предложения принял полностью. А Володька Юрковский вообще загорелся желанием немедленно лететь к Юпитеру. Чеслав наш Волянецкий еле сдержал его – мол, нужно тщательно подготовиться, чтобы «пощекотать полосатика». В итоге экспедицию к Джупу наметили на начало декабря нынешнего года… Но сейчас не это главное! Ты на машине?
Малянов щелкнул по сенсору на коммуникаторе, и со стоянки к ним, сигналя, подкатил серебристый красавец «Волгарь».
- Вот и хорошо, - обрадовался Строганов. – Немедленно едем ко мне. Пока челнок в автономном полете болтался на орбите, у меня родилась одна интересная идейка!
Они загрузились в просторную кабину электромобиля, и минутой позже машина плавно влилась в разноцветный поток транспорта, который двигался по шоссе в сторону Ленинграда.
- Кстати, как там твои? – поинтересовался Строганов, расслабленно откинувшись в кресле. – Иринка, Бобка?
- Нормально, - с улыбкой ответил Малянов. - Ирина корпит в своем институте над очередной хозтемой, а Бобка по-прежнему в Лондоне. Пишет и звонит крайне редко, шельмец. Нарушает гомеостатическое мироздание по полной программе!
В небе над ними раскатисто и гулко загрохотало. Слева от автотрассы, почти у самого горизонта, приподнялся от земли и медленно стал подниматься в небесную высь оранжево-малиновый столб огня с темным пятнышком космического корабля на вершине.
- Что-то разлетались сегодня краюхинские соколы, - покачал головой Малянов. – Опять, наверное, что-нибудь грандиозное затевают… Я вас в порту ожидал не больше часа, и за это время это уже четвертый запуск.
- Чему удивляться, Дима? – Борис Николаевич пожал плечами. - Человечество постепенно становится космическим. Чуть больше полувека прошло со дня старта Гагарина, а мы уже добрались до самых границ Солнечной системы…
- Интересно все-таки устроена человеческая история, Борис Николаевич, - Малянов переключил машину на автовождение и убрал руки с руля. – Вот, к примеру, взять Краюхина… Я ничего не имею против него лично, но давайте будем объективны: он смог подняться в науке только после трагедии пятьдесят пятого года… Ну, а, скажем, если бы той катастрофы не было? Если бы ракета не рванула на старте? Останься тогда в живых Сергей Королев и Валентин Глушко, так бы и просидел, наверное, Николай Захарович в своей тмутаракани рядовым инженером в заштатном НИИ… И не было бы у нас никакого дальнего космоса!
- Категорически не согласен, Дима! – Строганов встрепенулся и протестующе тряхнул головой. – Мы бы обязательно шагнули к звездам! Страна созрела для того, чтобы всерьез заняться космонавтикой! Да, может быть, люди летали бы в космос не на атомных ракетах конструкции Краюхина, а на каких-нибудь химических ракетах…
- Ага, - Малянов хитро заулыбался в предвкушении дискуссии. Ему всегда было интересно поспорить со Строгановым. – Как я понимаю, Борис Николаевич, вы не слишком высоко оцениваете роль личности в истории?
- Напротив, - немедленно возразил Строганов, - каждый человек может очень серьезно повлиять и на судьбы других людей, и на исторические процессы в целом. Но с другой стороны, Дима, будущее человечества все-таки достаточно жестко определено всей предшествующей логикой исторических событий. Вот, например… Э… Согласись, наша страна не могла не победить гитлеровскую Германию. Эта победа была предсказуема даже в начале войны и следовала из геополитических и экономических реалий того времени…
- Жаль, что Политбюро во главе с товарищем Сталиным в июне сорок первого об этом не догадывалось, - с намеренной ехидной подначкой заметил Малянов. – Столько сил и средств вложили в организацию обороны страны!
- И правильно вложили, - заметил Борис Николаевич. – Геополитические реалии реализуются посредством правильных управленческих решений.
- Историки до сих пор спорят, - снова ухмыльнулся Малянов, - правильными ли были те управленческие решения?
- Ну, на то они и ученые, чтобы спорить, - заметил Строганов. – Нет ничего хуже, чем заскорузлые догмы в науке…
- Даже если эти догмы обусловлены мнением из высоких партийных кабинетов? – со смешком вставил Малянов и вопросительно покосился на Бориса Николаевича.
Строганов секунду помолчал, собираясь с мыслями, и невозмутимо, словно и не заметив подковырки коллеги, продолжил:
- Наша победа во второй мировой войне была неминуема. Но вот то, как и когда эта победа реализуется, тут уж все полностью зависело от человеческого фактора…
- Грубо говоря, - голос Дмитрия сделался серьезным, - простой советский солдат ценой своей крови и жизни реализовал виртуальный геополитический фактор…
По обе стороны дороги проносились ухоженные ряды невысоких деревьев. За ними поднимались плоские, островерхие и куполообразные крыши рабочих зданий в промышленных зонах и технолэндах.
- Знаешь, Дима, мне старший брат когда-то рассказал одну очень любопытную историю… - нарушил молчание Строганов. – Она как раз касается влияния человеческого фактора на ход истории. Хочешь, расскажу?
- Угу, - Малянов закивал.
- Дело было в самом начале 1942 года, - Борис Николаевич потер пальцами виски, стараясь прогнать уже накопившуюся с утра усталость. – Мы, - я и моя мама, - уехали в эвакуацию, за Урал. А отец с братом остались здесь, в осажденном немцами Ленинграде. Брат по возрасту еще не подпадал под призыв в армию, но по линии комсомола уже был мобилизован на трудовые работы. Их сводный отряд занимался тем, что разгребал завалы на городских улицах после фашистских бомбардировок и артобстрелов. Однажды несколько бомб попали в здание на Литейном, где временно располагалась детская больница. Море крови, трупы, раненые… Машин, чтобы отвозить пострадавших в другие больницы и госпиталя, катастрофически не хватает. И тут брат видит, как по Литейному катит весьма симпатичный кортежик: впереди пара пустых грузовичков, а за ними несколько новеньких «эмок». Брат, недолго думая, выходит на дорогу и поднимает руку, чтобы этот кортеж остановить. И что ты думаешь, Дима? Машины действительно останавливаются. Брат всего лишь хотел попросить, чтобы водители грузовиков помогли с перевозкой раненых. Но не успел он и рта открыть, как из вроде бы пустых кузовов машин ссыпались на землю три или четыре энкэвэдэшника в шинелях и мгновенно скрутили ему руки. А из передней «эмки» в сопровождении адъютанта вылез плотный низкорослый мужичок в теплом кожушке. Брат приподнял голову, присмотрелся… Мать честная, товарищ Жданов, организатор обороны Ленинграда, собственной персоной! «В чем дело? – спрашивает Жданов у энкэвэдэшников. – Почему мы остановились?» Те в ответ: «Вот, товарищ Жданов, какой-то типчик выскочил на дорогу и стал останавливать машину с охраной». Жданов вплотную подходит к брату. «Кто такой? Отвечай!» - спрашивает. «Старший комсомольского отделения, завалы разбираем, - брат, конечно, испугался, но сообразил, что и как нужно отвечать. – Здесь много раненых детей, а машин для перевозки в госпиталь не хватает. Думал у вас грузовики пустые, хотел, чтобы нам помогли». Жданов оценивающе окинул его колючим взглядом, взглянул на суетившихся среди развалин людей и коротко распорядился: «Ну-ка, отпустите парня!» Потом снова повернулся к брату: «Транспорт мы вам сейчас пришлем. Работайте!» Сказал, и неторопливо направился к своей «эмке». Но не успел он сесть в машину, как в воздухе пронзительно засвистело и сразу несколько снарядов ударили как раз в то место на проспекте, где остановился кортеж. Это немцы впервые дали залп по Ленинграду из дальнобойных пушек… Брата отшвырнуло в сторону взрывной волной, контузило. А Жданова и энкэвэдэшников накрыло. Прямое попадание… Вот так-то, Дима. А ведь если бы брат тогда не вышел на дорогу и не остановил кортеж, товарищ Жданов вполне мог бы дожить до самой победы. И общий итог войны в чем-то был бы уже совершенно иным…
- Ну, да, - Малянов скептически ухмыльнулся, - проживи товарищ Жданов дольше, и наши танки в сентябре сорок шестого не остановились бы в Париже и в Риме, а победным маршем дошли до самого Ла-Манша и Мадрида…
Электромобиль стремительно пересек площадь имени Лаврентия Берия и свернул на проспект Вознесенского. Компьютер машины отыскал дом, в котором проживал Строганов, и, сделав плавный поворот с дороги, въехал под высокую арку двора.