ьзовал как повод, чтобы попроситься на отдых именно в Песчаную…
- Нет, это не-воз-мож-но! – Писатель сжал виски пальцами. – Этого не может быть!
- Это правда. Мне действительно слышатся чьи-то голоса…
- Я не об этом, - Строгицкий раскрыл папку, в которой лежал написанный для Ипполитова рассказ, и хлопнул ладонью. – Здесь описано все, что вы мне только что рассказали. Слово в слово!
Он поднес текст к глазам и начал читать:
- «Врач был румян, круглолиц и добродушен. Словно сошел со страниц книжки детского писателя Глазкова «Про малыша Знайку и его друзей» - помнится, был там такой же благообразный доктор Микстуркин…»
Писатель зашелестел листами, взял последний лист. Пальцы его мелко дрожали.
- «…Пододвинул к нему раскрытую папку. Луганцев принялся читать: начало текста, потом перелистал листы, пробежал глазами окончание рассказа. Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на меня.
Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу».
Он замолчал и пододвинул ко мне раскрытую папку. Я принялся читать: доктор Микстуркин, «медицина в вашем случае бессильна», поездка в Песчаную…
Потом перелистал листы. Сандро, Ипполитов, Леночка, Лазарьев и Бориленко. День за днем описаны все мои встречи. Единственная «отсебятина» – исповедь смертника Спорыхова с его предсмертной запиской, якобы он хотел покончить с собой после убийства Строгицкого.
Пробежал глазами окончание рассказа: смерть убийцы, Староперцев и Зеленоструков, разговор в баре со Строгицким.
Откинулся на спинку стула. Поднял взгляд на Строгицкого.
Мы сидели и молча смотрели в глаза друг другу.
2014 год
Владимир Серегин
Мир совершённый
«…Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя.
Иисус говорит ему: паси овец Моих».
«От Иоанна.
Святое Благовествование»
- Штабс-майор Антей Стрельников? – крепкая рука ложится на плечо. - Рад приветствовать вас в Европейском Союзе!
Человек, произнесший эти слова, перемещается вперед откуда-то из-за моей спины и бесцеремонно садится за столик. У него рыжие вьющиеся волосы, аккуратно подстриженные усы цвета спелой пшеницы и огненной расцветки бакенбарды. Словно само солнце вышло из-за туч и уселось на стул в маленьком парижском бистро.
- Ошибаетесь, - с ледяной улыбкой отвечаю я. – Меня зовут Анри Лерон…
- Да, да, да, - поспешно кивает неожиданный собеседник, лучисто улыбаясь. - По документам вы – полковник воздушно-космических сил Евроса. А по антропометрическим данным – коллега из Евроазиатской Конфедерации, заместитель начальника Главного управления разведки особого назначения. Я, знаете ли, всегда отдаю предпочтение антропометрике… Надеюсь, мне представляться не надо?
- Не надо, - киваю я. Пожалуй, нет никакого смысла дальше валять дурака. – Фрегаттен-капитан Эберхард Эбер, начальник третьего отдела в местной контрразведке, сфера деятельности – Евроазиатский континент… Правда, три недели назад вас отстранили от должности.
- Временно отстранили, - поправляет он, и легкая тень незаслуженно нанесенной обиды скользит по его лицу. – И вы знаете, за что?
- «Всемогущего Эбера» - так ведь вас величают сослуживцы, правда? – взяли за шкирку во время расследования «дела об исчезнувших»…
- В Евраконе хорошо поставлена добыча информации, - недовольно пыхтит в ответ мой визави. – Хотя это и не удивительно… ГУРОН - отличная разведка.
- Спасибо за комплимент моему ведомству, - я отпиваю остывший кофе из чашки. – Итак, Клод Базэ – ваш агент…
- Да, - Эбер снова расплывается в довольной улыбке. Сейчас он похож на рыжего кота, только что проинспектировавшего крынку со сметаной в соседском чулане. – Именно месье Базэ мы и обязаны этой замечательной встречей!
Он достает из кармана эльсигару и закуривает, пуская в сторону от столика кольцо ароматического дымоимитатора:
- Мой дорогой Антей, у меня есть к вам деловое предложение…
- Поехать в веселое местечко, где ваши костоломы будут делать мне «бо-бо» и нудно выпытывать явки и пароли? – невесело ухмыляюсь я.
- У вас извращенное представление о методах работы нашей службы, - переживая за реноме своей конторы, хмурится дружище Эберхард. – Обычно достаточно одной инъекции, чтобы разведчик даже вашего класса сообщил все, вплоть до интимного прозвища собственной супруги. Нет, я предлагаю вам сделку вне интересов наших служб. Так сказать, частное партнерство Эбер – Стрельников. Надеюсь, вы уже заметили, что я пришел на эту встречу без «хвоста»?
- Заметил, - подтверждаю я. – Интеллигентных лиц ваших горилл в ближайшей округе действительно что-то не видно.
- Их нет и вокруг кафе, - доверительно информирует фрегаттен-капитан от контрразведки. – Нет потому, что я решил сделать вам предложение от себя лично.
- Ладно, хватит ходить вокруг да около, - вздыхаю я. – Чего вы хотите?
- Чтобы вы частным образом продолжили расследование дела, которое у меня отобрало начальство, - серые глаза Эбера превращаются в стальные буравчики. – Покопались в «деле об исчезнувших»…
Эберхард Эбер – человек неординарного мышления и очень неплохой аналитик. Как-то, просматривая сводки происшествий, он обратил внимание на случаи исчезновения людей. Запросил статистику и пришел в ужас: свыше сорока тысяч граждан Евроса словно испарились за последние два десятилетия. Правда, количество исчезнувших от года к году постепенно снижалось.
Эбер инициировал расследование, но за несколько месяцев работы так ничего толком и не добился. В исчезновениях людей не наблюдалось никакой системы. Единственное, что достоверно установили – это то, что люди исчезали при самых обычных обстоятельствах: из своих домов и квартир, из эмобов и флайеров. Вышел человек из дома – и пропал. Вечером лег спать, а утром его комната оказалась пустой.
Никаких зацепок не было, и Эбер уж было собрался списать дело в архив, но месяц назад из Валенсии поступил обнадеживающий сигнал. В местном стратопорту полицейский Хорхе Анита опознал одного из пропавших – норвежца Йохана Стеена. Его перевозили в бессознательном состоянии в одну из клиник на побережье США. Если верить сопроводительным документам, у Стеена было сложное заболевание сердца, и сделать операцию взялись только врачи профильного центра во Флориде.
Стеена загрузили в стратолет и отправили по месту назначения. Бдительный Хорхе по окончании дежурства в стратопорту написал рапорт: так, мол, и так, пропавший, объявленный во всеевросовский розыск, - обнаружен. Два или три дня рапорт кружил по бюрократическим инстанциям, пока, наконец, не совершил посадку на рабочем столе коллеги Эберхарда.
Эбер немедленно вылетел в Америку, но в медицинском центре пациента Стеена не оказалось. Он словно растворился в воздухе где-то на трассе полета между Валенсией и Майами.
И вот тут-то Эбера – как он сам выразился – «шлепнули по попке». Сразу после возвращения из США у него отобрали «дело об исчезнувших», вызвали на ковер в самые высокие кабинеты Евроса и тщательно, неторопливо и основательно пропесочили за «излишнюю самостоятельность», «отлынивание от реальной работы» и «погружение в мир собственных иллюзий». Бедный Эберхард Эбер, который за четверть века работы в контрразведке еще никогда не получал столь унизительной трепки, молча терпел, лишь изредка поскрипывая зубами.
Эбер зарекся до конца своих дней даже думать о «деле об исчезнувших». Но… Как говорится, человек предполагает, а судьба располагает.
Так получилось, что примерно в это же время порцию щелчков по носу от руководства Евракона, получал и некто Антей Стрельников. Признаться, я, как и майн либер Эберхард, люблю покопаться в статистических отчетах – чтобы за деревьями хоть иногда видеть лес. Как оказалось, в нашей Евроазиатской Конфедерации тоже исчезали люди. В отличие от коллеги Эбера, я влез в «дело об исчезнувших» гораздо глубже и обнаружил, что есть не только исчезнувшие навсегда, но и пропадавшие временно: они обнаруживались через два-три месяца очень далеко от мест проживания и с частичной потерей памяти. Что с ними происходило, люди не могли вспомнить даже после лечения. Наши медики считали, что имеют дело с каким-то неизвестным вирусом, «отшибающим» память у человека, и не поднимали шума, чтобы не началась всеобщая паника.
Увы, дружище Эберхард на эту категорию – пропавших, но потом появившихся, - вообще не обратил внимания. А меня заинтересовали все случаи и пропаж, и появлений.
Еще я установил, что во многих случаях исчезали так называемые «социально-конфликтные люди»: активисты нетрадиционных политических движений, религиозных сект и прочих общественных аномалий.
Я подготовил информацию об обнаруженных фактах и отправил ее руководству ГУРОНа. На следующий день у меня отобрали «дело об исчезнувших»: этим, мол, должны заниматься правоохранительные органы, а не разведчики.
Почти месяц я бился головой об невидимую стену, пытаясь и так, и сяк вернуть дело в наше ведомство. Но все усилия были тщетны: словно кто-то всесильный и неимоверно влиятельный захлопнул передо мной бронированную дверь.
Я страшно не люблю, когда из-под носа забирают мной же нарытые материалы. А еще больше мне не по нутру, когда начинают играть в дутую секретность. Скромный опыт разведчика с двадцатилетним стажем Антея Стрельникова подсказывает, что чаще всего за этой ведомственной «таинственностью» стоят либо чьи-то досадные промахи, либо чьи-то должностные преступления.
Поэтому когда наш «крот» в евросовской разведке сообщил, что моего заочного визави Эбера отхлестали за попытку расследования аналогичного дела, я сложил два и два, и пришел к выводу, что дружище Эберхард может мне здорово помочь. Зная его цепкость и дотошность, я был уверен, что «всемогущий Эбер» не угомонится, пока не расследует до конца «дело об исчезнувших», пока не поймет, что, где и как происходит – в этом мы с ним похожи, как братья-близнецы.