– Эми, – зову я сипло. Она узнает мой голос. Знаю, что узнает. Ее реакция, как очередной выстрел в сердце. Эмилия вздрагивает, сдавленно стонет, натягивается, как струна и, ссутулившись, сжимается еще сильнее, упирается лопатками в спинку кресла, словно пытаясь слиться с ним, исчезнуть.
Кровь ударяет в голову, бьет по мозгам, заставляя шипеть от ярости. До хруста сжимаю кулаки, чувствуя, как лопаются засохшие ранки на сбитых костяшках. Только физическая боль удерживает мое сознание цельным, не дает поддаться безумному порыву – рвать на части всех, кто причинил боль моей девочке. Сначала она.
Расслабив пальцы, я осторожно касаюсь ее волос. Отпрянув, Эмили испуганно всхлипывает и мотает головой.
– Эм, я ничего тебе не сделаю. Не надо меня бояться, – тихо уговариваю я, убирая спутанные пряди с ее лица, и обхватив его ладонями, поднимаю выше, вынуждая посмотреть на меня. – Я увезу тебя отсюда, девочка. – Она жмурится, дрожа всем телом, но больше не пытается увернуться от моих рук. Рокочущий хрип вырывается из горла, когда я фиксирую фиолетовый синяк на опухшей щеке и разбитые губы. Эмилия открывает мокрые ресницы, и отрешенность ее затравленного взгляда препарирует меня наживую. Мир сужается до диаметра черных обсидианов, в которых застыло беспомощное отчаяние. Глухо зарычав, я сталкиваю нас лбами, перебирая пальцами темные волосы.
Она пахнет бензином и спиртом, которым врачи обрабатывали царапины и ссадины на ее теле. Она пахнет агонией и болью. Ее рваное частое дыхание, и мое – тяжёлое до головокружения.
– Эм, ты все мне можешь сказать, – бормочу я, мягко поглаживая ее скулы дрожащими пальцами. Эмилия смотрит прямо в глаза беснующемуся хищнику, скрывающемуся за сдержанной маской. Она с ним немного знакома и безошибочно считывает потребность убивать. Эм отрицательно качает головой.
Судорожно сглотнув, я опускаю взгляд ниже, разводя в стороны полы чужого пиджака. Эмилия хватает мои запястья, пытаясь остановить, но я не даю ей этого сделать, с мазохистской дотошностью изучая бардовые отметины на бледной коже. Я вижу их повсюду, сквозь разорванную ткань платья: на тонкой шее, трясущихся в нервном ознобе плечах, выступающих ключицах … В глазах темнеет от застилающего кровожадного гнева, но я продолжаю смотреть. Мне нужно знать.
– Прекрати, – всхлипывает Эм, впиваясь сломанными ногтями в кисти моих рук, сдвигающих рваный лоскут с груди. Нижнее веко нервно дёргается, и я каменею, заметив синяки от грубых щипков возле сосков. Частичная парализация… я кажется теперь знаю, что это такое.
– Адриан, хватит, – ее отчаянный севший голос доносится до меня сквозь алый туман ненависти, заставляя очнуться. Опустив ладони на ее голые колени, я поднимаю подол платья по бедрам. Эмилия ловит мои руки, отчаянно умоляя остановиться, но я не могу. Дергаю ткань выше, обнажая бедра, покрытые синяками.
– Ублюдок! – разъярённо рычу сквозь стиснутые зубы. В голове перемыкает, и подняв взгляд на заплаканное лицо Эм, я сдавливаю его ладонями, не контролируя собственную силу.
– Он ничего не сделал, Батлер, – перепугано глядя на меня бормочет Эм, морщась от боли.
– Я ему все пальцы отстрелю, заставлю собственный член сожрать и оставлю подыхать в грязи, – свирепо продолжаю я.
– Ты меня не слышишь, Эйд. Не надо никого убивать. Он не успел, – сипло шепчет Эм, накрывая мои ладони ледяными пальцами. Ее губы дрожат, в распахнутых глазах заледеневший страх. – Он ничего не сделал, – повторяет чуть громче, надеясь достучаться до моего охваченного бешенством сознания. Мы вечность смотрим друг на друга, хотя на самом деле проходят секунды.
– Ничего не сделал, – по слогам, как маленькому, смаргивает выступившие слезы. Ватный тампон в ее правой ноздре напитывается кровью, которая тонким ручейком стекает вниз, по разбитым губам.
– Ничего не сделал? Я же не слепой, Эм, – болезненный рычащий стон рвется с губ, когда я снова окидываю ее взглядом.
– Molodoi chelovek, vi pugaete devushku, – вмешивается один из фельдшеров.
Доктор. Он-то мне и нужен. Выпрямившись, я не моргая смотрю в настороженные глаза коренастого врача. Мы одного роста, мужик в белом халате даже немного шире в плечах, но все равно отступает под давлением моего агрессивного взгляда.
– Speak english? – спрашиваю я. Док неуверенно качает головой, но я расцениваю это как «нет».
– Я могу переводить, – нерешительно подает голос Эм.
– Нет, я сам, – решительно говорю и снова обращаюсь к доктору, тщательно выговаривая слова. – Говори медленно, и я пойму. Девушку осмотрели?
– Yes, да, она в порядке, no problem, – запинаясь и делая длинные паузы отвечает док. – Синяки, ссадины обработали. Переломов нет. У нее шок. Мы сделали укол успокоительного. Девушке надо отдохнуть, выспаться, и все будет good, – подняв руку он оттопыривает большой палец вверх, поддерживая слова жестами.
– Везде осмотрели? – требовательно спрашиваю я, и мужик тушуется, непроизвольно пятясь назад.
– Адриан! Я же тебе сказала! Он не успел! Ничего не было! – всхлипывает Эмилия. Взгляд врача неуверенно мечется с моего лица на ее, и мне это ни хера не нравится.
– Yes, конечно, – растерянно кивает он. Боковым зрением я вижу, как Эм закрывает ладонями лицо. Судя по вытянутой физиономии, до доктора наконец-то доходит, о чем я спрашиваю. – Вы имеете в виду… No, никакого сексуального насилия. Это исключено, – заканчивает док утвердительным наклоном головы.
– Уверены? – сканируя доктора пристальным взглядом, с холодной угрозой в голосе уточняю я.
– Yes, я уверен, – сглотнув, подтверждает мужчина. Дышать становится немного легче, потому что я знаю, что трусливый бугай не стал бы врать. Никто бы не стал мне врать в сложившихся обстоятельствах.
– Спасибо, doc, – киваю я, протянув ему руку. Его ладонь потная от волнения, и после рукопожатия я незаметно вытираю свою о штанину джинсов.
– Вы тут главный? You… Boss? – заметно нервничая, обращается ко мне доктор. Не вижу смысла скрывать и коротко киваю. – Что делать с парнем? – он показывает взглядом в сторону носилок. – Есть ли смысл спасти, если его все равно уберут?
– Что значит уберут? Батлер, что он такое говорит? – вскочив, словно ей только что вкололи двойную дозу адреналина, Эмили хватает меня за локоть, резко разворачивает к себе.
– Док дело говорит, малышка, – уверенным ровным тоном произношу я. Глаза гордячки темнеют от потрясения и неверия, когда до нее доходит смысл моих слов.
– У него жена и дети, Адриан!
– А у меня ты, – парирую я, и Эм так и застывает с открытым для возражения ртом – У меня есть только ты, малышка. Мне плевать на этого парня, Эмили, он сам виноват, что оказался здесь, – подняв руку я стираю каплю крови с ранки на ее нижней губе.
– Он ошибся, но не заслужил смерти, – она пытается умолять меня. Удивительно. Из-за этого недоумка ее могли изнасиловать и убить.
– У тебя голос охрип, – провожу пальцами по синяку на опухшей щеке, вспоминая другие… На груди и бедрах. – Ты сильно кричала, малышка, – обхватив ее за талию, я осторожно притягиваю к себе, наклонившись прижимаюсь губами к шелковистым волосам, пропускаю их сквозь пальцы. – Скажи, ты думала обо мне? Хотела, чтобы я пришел за тобой? – спрашиваю я, и мое сердце не бьется, пока я жду ее ответ. Так долго. Эм, я умру от инфаркта.
– Каждую секунду, Батлер, – шепчет она, доверчиво уткнувшись в мое плечо, снова окрасив в цвета мой черно-белый решетчатый мир. – Мне так жаль… Я не знаю, что сказать.
– Не надо ничего говорить. Ты и так слишком много болтаешь, – улыбаюсь в ее макушку. – Оставайся здесь, – прошу я, с трудом отдирая ее от себя. – Я вернусь за тобой, – и разворачиваюсь к двери.
– Куда ты? – звенящим от напряжения голосом спрашивает Эмилия, ловя меня за руку, с тревогой всматриваясь в мое лицо. – Что ты собираешься делать?
– То, что должен, Эм, – решительно отвечаю я, глядя ей в глаза. Она недоверчиво мотает головой и снова плачет. Ее пальцы впиваются в мою футболку, тянут на себя.
– Не надо, пожалуйста, – как в лихорадке повторяет Эмилия, хаотично царапая ногтями мою грудную клетку, словно пытаясь отыскать путь и забраться в сердце. Не надо, Эм. Ты давно там.
– Если ты убьешь его тебя посадят, Эйд, – в ее блестящих от слез глазах мое отражение. Жуткое, жестокое, бескомпромиссное. Настоящее. – Ты снова окажешься в тюрьме, Адриан!
– Я из нее и не выходил, Эм, – нежно погладив ее волосам, произношу признание, которое становится откровением не только для гордячки, но и для меня. Да, малышка, ты заставила меня открыть глаза и увидеть намного больше привычного периметра. – У тебя почти получилось освободить меня, – шепчу вслух, слизнув соленую слезинку с уголка ее глаза. Шумно и глубоко втягиваю ее теплый, любимый запах, пробивающийся даже сквозь окружающую нас клоаку. Я потираюсь небритой щекой о ее макушку, мечтая задержать мгновение. Отсчитываю три секунды. Больше нельзя.
– Помогите девушке уснуть, – резко отстранив Эмилию за плечи, я смотрю на трусливо-разумного фельдшера. Он без лишних слов приступает к действию. Подходит к ней сзади, и взяв за локти подталкивает к кожаному сиденью.
– Адриан, не надо! – кричит Эм сквозь слезы, дергаясь и вырываясь в массивных руках врача. Ему на помощь приходит медсестра с шприцем снотворного в руках.
– Осторожнее. Не делайте ей больно, – грозно рявкаю я на слишком усердных медиков. – Убью, если она пострадает, – и это не угроза, а холодное предупреждение.
– Умоляю тебя. Я все сделаю, что захочешь. Любые правила. Пожалуйста, – последнее шепотом. Беспомощный всхлип, когда игла вонзается в вену. – Не надо, – одними губами.
Каждая клеточка моего тела дрожит от агонизирующей боли, что пульсирующим током бежит по венам, поражая внутренние органы фантомными судорогами.
– Не надо, – захлебываясь, едва слышным шепотом, выдыхаю я, с ужасом бросая взгляд на вонзившуюся глубоко под кожу тонкую иглу. Хочется немедля вырваться из оков сильного врача, оттолкнуть от себя пустоголовую медсестру, беспрекословно выполняющую приказы Адриана, и растолкав их в разные стороны, кинуться за ним…пока не поздно. Пока руки человека, которого я люблю всем сердцем по локоть не обагрились кровью.