– Может быть, если я тебе сделаю приятно, ты успокоишься? Све-е-е-ет… – Она провела пальцами по ее животу. – Люцифер. Люциферище. Ты тут?
Но отклика Саша не почувствовала. Секундное промедление – и Света резко шагнула в сторону, подошла к дивану, подхватила брошенные на спинку джинсы и стала одеваться.
– Что на тебя нашло сегодня?
– Я для наших отношений… за полгорода… – Света яростно натягивала носки. – А ты готова вот так вот просто мной пожертвовать, даже не… не ради работы. Тебе ведь не заплатят за твой текст?
– Нет. Но дело же не в этом. – Саша подошла и снова обняла ее сзади. – Дело, дорогая моя, в том, что твоя подруга – настырная жопа, которой нужно всюду сунуться и докопаться до правды. И чтобы как можно больше людей об этом узнали. А теперь – иди-ка сюда. – Она попыталась развернуть Свету и поцеловать, но та высвободилась из объятий.
– Убери руки, пожалуйста.
Кажется, даже Тео почувствовал холод, потому что тихонько пискнул «мяу?» откуда-то сзади.
Света повернулась к ней – растрепанная, в растегнутых джинсах, колючая, но всё равно какая-то такая, что Саше очень хотелось снять с нее эти джинсы – и не только джинсы.
– Ты понимаешь, что делаешь мне больно? – всхлипнула Света. – Ты понимаешь, что ты делаешь со мной?
Саша смотрела на нее всё так же завороженно и молчала.
– Говорила, что ценишь мои чувства, когда мы только начали… – Света подхватила с пола «конверсы» и стала натягивать их. – А теперь тебе плевать, что я думаю о твоей политике и о твоем риске, и миссия, которую ты себе придумала, важнее наших отношений…
– Мне не плевать! – воскликнула Саша. Разговор начинал ее раздражать. – Ты знаешь, как это называется? То, что ты сейчас делаешь?
– Удиви меня.
– Газлайтинг! Ты переворачиваешь всё вверх дном! Как на наши отношения может повлиять один поход в театр по работе?
– О, а это так психически здорово: назвать опасность «походом в театр», – огрызнулась Света. – Просто представь, как следователь разблокирует твой телефон и увидит нашу переписку. Увидит… Да всё, бля, увидит. Как ты думаешь, что́ он запишет в протокол? Что мы сёстры единокровные? – Она одной рукой набрасывала на голову капюшон, а другой пыталась натянуть на пятку непослушный «конверс». Выглядело забавно. – В итоге и тебя привлекут, потом меня, а потом – а потом и кота не пожалеют, чё им.
Саша прищурилась.
– То есть, подожди, – то есть тебя беспокоит не то, что меня задержат, а то, что следак пропалит твой номер? В этом вся проблема, да?
Тео возмущенно мяукнул, обиженный невниманием к себе, и запрыгнул на теплый еще после Светы с Сашей подоконник.
Света с минуту смотрела ей прямо в глаза, потом сглотнула подкативший к горлу ком и сказала:
– Пока, Саш.
Подхватила рюкзачок с пола, накинула пальто и вышла из комнаты. Саша хотела было догнать, обнять, убедить остаться, заверить, что, конечно, ни в какой театр она не пойдет, а придумает другой способ доискаться до правды, – но лишь стояла и смотрела на светлый провал коридора, а потом где-то хлопнула дверь.
– Мяу? – спросил Тео, обернув к Саше черно-белую морду.
– Ты прав, пацан. – Саша подняла с пола бутылку вина и потрясла на свету. – Тут еще немного осталось. – Она протянула бутылку Тео и улыбнулась. – Разольешь?
Я когда своего адвоката увижу, простите? Когда ко мне пустят мою жену?
Вопрос.
В это я поверю, когда вон на той стене появится черная дыра и затянет вас вместе с вашими подчиненными в лимб. Простите за сложную лексику.
Вопрос.
Вы что же, полагаете, что, если не будете передавать мне лекарства, если запрёте в камере, запретите видеться с родными и с адвокатом, то этим добьетесь от меня нужных показаний? Нет, этого вы не получите.
Вопрос.
Мой гражданский долг в том, чтобы напомнить вам, что вы нарушаете закон, товарищ полковник.
Вопрос.
Продлевайте. Вы ничего этим не добьетесь. В театре не было никаких экономических преступлений, там выдавали продукт высочайшего класса, хотя я устал вам напоминать, что я проработал в театре всего год, и к реализации гранта не имел почти никакого отношения.
Вопрос.
Еще раз по буквам. У нас был грант на двести миллионов. Точнее, сто миллионов сначала и сто миллионов потом. На эти деньги мы показывали спектакли, проводили лекции, мастер-классы, выставки, концерты. Ни один другой театр не упоминали так часто в Москве в одиннадцатом – двенадцатом году, как наш. Это сотни рабочих, актеров, осветители, операторы, про музыкантов не забудьте. Там просто не было смысла красть. Кража происходит тогда, когда ты забираешь у человека вещь, которая, как тебе кажется, послужит тебе лучше, чем ему. Хотя бы в качестве конверсии в валюту. А нам и в голову не могло прийти, что может быть вещь лучше, чем театр. Наоборот, мы еще и вкладывали из своих. Звали спонсоров, делали рекламу, собирали полные залы! Впрочем… Мне вам, наверно, бесполезно это объяснять. Но я всё равно буду.
Вопрос.
Ну, потому что я хочу как можно скорее оказаться на свободе. Поэтому раз за разом доказываю вам, что ни я, ни коллеги ничего не воровали. А еще потому, что вижу в вас такого же зрителя, который просит ему объяснить, что такое искусство, и почему увидеть «Черный квадрат» может стоить пятьсот рублей.
Вопрос.
Конечно, посмотрим.
Юристом Олег себя не считал. После сотрудничества с Оксаной Игоревной и до работы журналистом на судах он так и не был ни разу. Он, конечно, закончил юрфак и держал диплом в верхнем ящике стола, под стопкой записных книжек, но, по здравому заключению, Олег бы самого себя на должность консультанта по корпоративным или налоговым вопросам никогда бы не нанял. Для самой небольшой сделки между компаниями ему пришлось бы лезть в гугл и обращаться к архивам судебных практик, на что босс мог бы, хмурясь и прикуривая сигару (в этой фантазии Олега босс почему-то курил именно сигару, как капиталист на плакатах Кукрыниксов), сказать: гуглить я и сам могу, мол-чек, а делать-то шо?
На юрфаке их учили не действовать, а лезть в гугл и зубрить, причем неважно, о каком предмете шла речь: о гражданском ли процессе, о криминалистике ли, об уголовном ли праве или об основах юридической науки. Доходило до смешного: когда одногруппник Олега попросил молодого преподавателя сводить их в суд, тот поднял взгляд от желтых страниц учебника МГУ по гражданскому праву и проворковал убаюкивающим фальцетом:
– А вам зачем? Читайте учебник.
Вот так и получилось, что курс Олега поделился на две заведомо неравные части: на юристов, которых схантили консультанты «четверки» – серьезные мужчины с синими галстуками и лицами кирпичом, которые и в свободное время, наверно, смотрят «Suits», – и на тех, кого Олег называл «перепроизведенными юристами», то есть тех, кто оказался на юрфаке, потому что так было надо (родителям / обществу / господу богу – нужное подчеркнуть), и в итоге обнаружил себя под завалами шпор, бомб, спрятанных в рукаве билетов и прочего студенческого арсенала, который спасал во время экзамена. Тем, кто от читерства отказывался (как Олег, например), оставалось надеяться на зубрежку и возносить молитвы портретам духу правовой системы.
А когда выпустились, вдруг выяснилось, что все эти билеты, бомбы и шпоры потребны только на самокрутки, а как выступать в суде или вести дела, их никто не научил. В самом деле, что бы «перепроизведенные» рассказывали бы на заседании? Как препод по уголовному процессу половину пар травил байки про свою поездку в Штаты и потом всем автоматы ставил?
Так что журналистика для Олега была едва ли не единственным разумным профессиональным выбором.
Но никогда не говори «никогда», так ведь?
За печать резюме Олег заплатил восемь рублей, и теперь сдачу в два рубля крутил в пальцах, пока ехал на «Красные Ворота». Ему бы, может, лучше было перечитать резюме или придумать какой-нибудь креативный ответ на вопрос «Кем вы видите себя через пять лет?», но почему-то хотелось просто крутить в пальцах монетку, потом подбрасывать в воздух и, несмотря на раскачивания вагона, ловить обратно на ладонь.
Расположение адвокатской коллегии «Сутягин, Пеперченко и партнеры» было стратегическим: всего в паре минут ходьбы был портал в юридический ад под названием Басманный районный суд, а через дорогу от суда – узбекский ресторан со скидками на выпечку. Поэтому адвокаты в коллегии работали мрачные, но сытые.
На крыльце одного из подъездов двора-колодца Олег увидел полноватого мужчину в велюровом пиджаке не по размеру, с бургером в одной руке и смартфоном в другой.
– Простите… – Мужчина машинально повернулся и пристально посмотрел на Олега, так что тот оробел. – А вы не знаете, где здесь адвокатская контора?
Мужчина молчал с полминуты, пережевывая бургер, и, когда Олег уже решил было, что он просто не расслышал, выпалил:
– А тебе зачем?
– На стажировку устраиваться пришел.
– А-а-а-а-а, – сказал мужчина, кивая головой. Во взгляде появилось что-то вроде уважения. Он указал на железную дверь безо всяких объявлений позади себя: – Вот тут она.
Олег поблагодарил его, поднялся по крыльцу и собирался уже открыть дверь, но тут мужчина громыхнул:
– А, парень, постой! Можешь мне помочь? Тут дельце есть…
Олег хотел сделать вид, что не услышал, но мужик настаивал:
– Минуту буквально всего! Я ж те помог, а?
Олег обернулся.
– Тут это, – мужчина шмыгнул носом и кивнул на экран смартфона, – я понять не могу: когда участник выходит из общества, ему надо всю сумму доли из бухгалтерской отчетности за прошлый год выплачивать – или только за последние месяцы?
Видимо, Олег прилично подвис, потому что минуту спустя мужчина спросил:
– Парень, с тобой всё в порядке? Ты меня слышишь вообще?